- Игорь Альбертович, вы пользуетесь учебниками г-на Долуцкого?
- Книги Игоря Долуцкого появились в период демократизации страны и всегда воспринимались как экспериментальные. На уроках в качестве иллюстративного материала я с удовольствием использовал примеры из его первой "Отечественной истории". Что касается ожидаемого запрета на эти учебники, то для Петербурга он не актуален. Дело в том, что в наших школах для обязательной программы рекомендованы другие авторы, в основном петербуржцы.
- Снятие рекомендательного грифа с прежде одобряемого учебника может обернуться ревизией всей школьной литературы?
- Не думаю. Скорее, произошло очередное обострение спора между историками-государственниками и историками-либералами. Были написаны новые учебники, в которых заговорили о гражданских правах, гражданском обществе. Все то, что совершало государство - царское или коммунистическое - авторами этих учебников (и Долуцким в том числе) рассматривается с точки зрения прав и свобод отдельного человека.
- Навязывание индивидуализма народу с общественным менталитетом приводит к тому, что у детей формируется неуважительное отношение к государству.
- Как это ни удивительно, но у моих учеников в некоторые моменты чувство государственности глубже, чем у их преподавателей. Я обнаруживаю эту реакцию, излагая некоторые факты истории. Раскрываю Карибский кризис - они однозначно на стороне СССР, солидарны с Никитой Сергеевичем Хрущевым, который собирался "засунуть ежа в штаны американцам". Говорю о Суэцком кризисе - дети поддерживают позицию сильного государства, каковым был Советский Союз. История убеждает их в том, что сильный имеет право! Сегодня, когда я рассказываю ученикам о преступлении советского режима по отношению к Чехословакии в 1968 году, они мне отвечают: а почему Соединенные Штаты вводят свои войска в Ирак? И я сам себе ставлю вопросительные знаки.
- Роли учителя истории в периоды смены политических ориентиров не позавидуешь. Как вы, например, трактуете на уроках факт расстрела Белого дома: как преступление или как защиту либеральных ценностей?
- Это вопрос сложный, и все годы работы в школе я его для себя решал. Думаю, что мои коллеги так же мучались. Я не имею права давать однозначное определение трагедии 1993 года. Наверное, ни один историк пока еще не держал в руках документов, раскрывающих всю правду о тех событиях. Но мы обязаны научить детей вырабатывать определенное морально-ценностное отношение к историческому факту. Авторы учебников могут ставить вопросы и выдвигать претензии к государству, если попираются права личности. А я, как учитель истории, могу высказать на уроке свою гражданскую позицию.
- Но это и есть политика.
- Что ж, вся история - это политика. Президент Путин сказал, что нам не нужны политизированные учебники истории. Но я не представляю себе не политизированного учебника истории. Возьмите события хоть 1812, хоть 1917, хоть 1993 годов, - их ведь можно по-разному излагать, и без политики тут не обойтись. Я просматриваю западные учебники. Да, их авторы стараются быть не политизированными, не навязывать точку зрения. Исходя из этого, публикуют снимки и документы, превращая учебник в иллюстрированный журнал. Но ведь даже подбор документов может быть тенденциозным. К примеру, есть "Пособие по истории послевоенного десятилетия", а в нем снимок: советский солдат и жительница Берлина тянут друг у друга велосипед. Подпись гласит: "Советский солдат отбирает велосипед у немецкой женщины". Без подписи снимок был бы фотодокументом, возможно, запечатлевшим бытовую сцену. Подпись же явно политическая, дает определенную установку. Так же и с примерами заданий из учебника Долуцкого, в которых предлагается сравнить высказывания политиков о "полицейском государстве". Могу сказать, что такие задания возможны, но при этом последний вопрос всегда должен задавать учитель: возможно ли на основе таких-то фактов дать однозначную оценку строю? Задача учителя - смикшировать жесткие высказывания политиков, зачастую произносимые в пылу полемики.
- Все мы свидетели того, как замалчивание в учебниках тех или иных событий истории оборачивается трагедиями. Эпидемия перемен, охватившая нашу страну в период начала перестройки, а затем и волна горьких разочарований - это ведь результат массового исторического ликбеза народа посредством публицистики.
- Мне в те годы тоже журнал нередко заменял учебник. Но вслед за публицистикой появилась историко-философская литература. И эти книги были написаны не бывшими преподавателями научного коммунизма. Когда я прочел "Истоки и смысл русского коммунизма" выдающегося русского философа Бердяева, мой оголтелый антисталинизм смягчился. Я понял, что, хотя сталинский режим был преступным, он лег на благодарную почву русского менталитета. В истории России всегда существовал примат государства, а не примат личности. А когда попытались перевернуть эту систему, поставить примат личности выше примата государства, произошло то, что мы сейчас проживаем. Ведь мы всегда теряем чувство меры. Что ведет к таким центробежным явлениям, в результате которых и личность погибает. Я стараюсь объяснить это детям.
- Может быть, пришла пора снова подводить детей к мысли о том, что сильное государство невозможно без авторитаризма?
- Мне кажется, это опасно. Теоретически авторитаризм, может быть, хорош. Но на практике от авторитаризма в сознании мы снова докатимся до тоталитаризма.
- И все же учебники должны воспитывать гордость за страну. А как воспринимают школьники приводимые в учебниках высказывания политиков об "авторитарной диктатуре"?..
- Мы склонны обвинять молодежь в нигилизме и цинизме. А она, несмотря на политические завихрения взрослых, умудряется расти правильной. В прошлом году мой выпускной класс подарил мне на 23 февраля портрет Путина. Они мне объяснили, что Путин - главный защитник Отечества. Я-то всегда считал, что не стоит вывешивать ничьих портретов, кроме портретов великих исторических личностей прошлого. Но подарок детей повесил в своем кабинете истории, потому что мне дорого их мнение.