Мурдалова похитил монстр
"История банальна, - рассказывал мне еще в том же 2001 году следователь чеченской прокуратуры. - Есть свидетели, которые видели, как задержанного Мурдалова доставили в Октябрьский временный отдел внутренних дел Грозного, а наутро он пропал. Скорее всего милиционеры избили его до полусмерти, а то и до смерти, а чтобы скрыть следы, закопали где-то труп".
Не исключая такого развития событий, помню, я все-же тогда удивился, потому что о "хантах" в Чечне не сложилось славы, как о беспредельщиках. Более того, всерьез говорили, будто бы по прибытии в Чечню их командир, человек решительный, строго предупредил подчиненных, что если, не дай бог, кого-то уличат в грабеже или мародерстве, "тот умрет в Чечне героем". За принципиальность и непродажность боевики ненавидели ханты-мансийцев - вот это было. Те им платили той же монетой, но чтобы средь бела дня схватить человека, причем на глазах у многочисленных свидетелей, и потом о нем ни слуху, ни духу?...Впрочем, подумалось тогда, чего не бывает. Не секрет, что родная милиция и дома лупит почем зря попавших бедолаг, так почему в Чечне не может?
Новые сомнения появились, когда эта история с завидной регулярностью и с различными подробностями стала всплывать на страницах одной московской газеты в весьма тенденциозном изложении. Автор обвиняла в похищении Мурдалова ханты-мансийского милиционера Сергея Лапина, входившего якобы в состав неких "ликвидационных карательных бригад в Чечне, которые без суда и следствия расправлялись с чеченцами, чью вину судебным порядком доказать было сложно". При этом она удивительным образом была всегда в курсе материалов следствия, словно тайна следствия на нее не распространялась и любое процессуальное изменение сразу становилось ей известно. Правда, в отличие от следователей она намного перещеголяла их в обвинениях, сделав из Лапина некого свирепого и кровожадного монстра. И вот теперь этот "монстр" сидел напротив меня, рассказывая такие подробности, что уши отказывались верить.
В Грозный - по этапу
Из рассказа Сергея Лапина: "В конце марта 2001 года меня в Нижневартовске допросил следователь Грозненской прокуратуры Дин. Я не знал, что меня допрашивают в качестве обвиняемого, он об этом не предупредил. Адвоката, естественно, тоже не было. В середине апреля 2001 года я подал жалобу в федеральный суд Нижневартовского района (в Чечне судов тогда еще не было) об отмене постановления о привлечении меня в качестве обвиняемого и о незаконном избрании для меня меры пресечения "подписка о невыезде". На суд следователи Грозного не явились, хотя были извещены об этом, и 20 апреля 2001 года суд удовлетворил мою жалобу. Несмотря на то, что решение суда вступило в законную силу и обжаловано не было, в сентябре 2001 года пришли санкция на мой арест и постановление на этапирование в сизо "Чернокозово". При личной встрече в Москве с моим отцом тогдашний прокурор Чечни Всеволод Чернов гарантировал, что при моей добровольной сдаче меня будут содержать в сизо Ставропольского края.
28 января 2002 года я добровольно явился в город Ессентуки для проведения следственных действий. В тот же день, несмотря на решение Нижневартовского суда, мне без присутствия адвоката предъявили обвинение по той же 286 статье УК РФ, и меня отвезли в знаменитый "Белый лебедь", сизо 26/2 г. Пятигорска.
Мой адвокат подал заявление в суд Пятигорска об изменении меры пресечения под залог, но суд не состоялся - незадолго до суда меня этапировали в сизо Ставрополя. Там мой адвокат также подал заявление об изменении меры пресечения, но за день до суда следователь чеченской прокуратуры и двое чеченцев-конвоиров отвезли меня в Грозный.
По дороге следователь сказал, что я зря сдался и что там, куда меня везут, работают одни чеченцы, которые готовы меня разорвать. Он не соврал. В милицейском кабинете в Грозном меня приковали наручниками к батарее. Сколько меня били, я не помню, потому что постоянно терял сознание. В камере, куда меня бросили, мне объяснили, что я нахожусь в ИВС чеченского РУБОП.
На первых порах было сложно находить общий язык с сокамерниками, среди которых были: убийцы, ваххабиты, террористы, просто уголовники. Люди в камере постоянно менялись, но за все время моего пребывания в Грозном я был там единственным русским. Выжить среди этого сброда удалось отчасти благодаря моим мучителям, которые сделали мне специфическую рекламу, объявив, что на мне якобы не менее пятидесяти трупов. Кроме того, все мои сокамерники сами были избиты до полусмерти, поэтому им было не до меня.
На следующий день после моего "приезда" в Грозный меня привели в кабинет к оперативнику по имени Рухман. Тот требовал рассказать о каких-то "ликвидационных" группах, которые без суда и следствия уничтожали чеченцев, подозреваемых в участии в бандформированиях. Когда я очнулся после его "требований", в кабинете было уже несколько оперативников, которые мне на голову надели противогаз с перекрытым клапаном. Когда я начинал задыхаться, они его снимали, несколько раз при этом я терял сознание. Один из них попросил принести телефонный аппарат вроде бы ТАП-57, провода которого присоединяли к моей голове, а в это время один из оперативников крутил ручку аппарата, после чего я также несколько раз терял сознание. Все это длилось несколько часов.
Пытать и бить меня прекратили примерно через десять дней - после того, как я перестал ходить. К тому времени я уже во всем "сознался", что бил Мурдалова, что издевался над ним, что убил его, а труп закопал, взял на себя даже то, что подорвал каких-то своих сотрудников гранатой. Единственное, чего я не мог им показать, - куда девался Мурдалов. Я наугад показывал то одно место, то другое, но раскопки в этих местах ничего не давали, и меня начинали бить и пытать снова. Много раз во время пыток и издевательств я по-настоящему жалел, что не знаю, что же случилось тогда с Мурдаловым, которого я толком и не помню.
В камере я не спал, почки были отбиты, ровно дышать, лежать на спине и боку не мог, поскольку треснула грудная клетка.
В день очередного "выхода на место происшествия" в кабинет оперативников вошел какой-то полковник в камуфляже. Поскольку я был в полуобморочном состоянии, то не сразу узнал его. Он удивился и представился - прокурор г.Грозного Дин. "Сильно тебе досталось, но ты сам виноват, - сказал он мне,- вот покажешь, где труп, выпустим тебя под подписку о невыезде, а других посадим, если нет, то побудешь здесь".
13 марта меня вызвал в кабинет следователь прокуратуры Гаджиев. Он сказал мне: "Завтра мы повторим выход на место, и если не обнаружим никаких останков, то я подниму руку и родственники Мурдалова прострелят тебе башку. У него нет родных братьев, но зато много двоюродных, половина из них в боевиках, половина в милиции, а также в правительстве Чечни. У меня уже были случаи гибели подследственных при проведении следственных мероприятий, а потом мы начнем "усиленно" искать твоих убийц". На следующий день никаких останков в яме, которую я указал, не обнаружили, но меня не убили. Я только услышал, как кто-то сказал: "Пацан врет, нет здесь ничего".
В Грозном я провел полтора месяца. Все это время мой отец и адвокат пытались разыскать меня, созванивались с прокурором Черновым, который отвечал им, что я нахожусь в СИЗО "Чернокозово" и у меня все нормально.
1 апреля 2002 года я был этапирован в СИЗО Пятигорска "Белый лебедь". При проведении последних допросов чеченские рубоповцы сказали, что я мужественно выдержал все и вел себя, как мужчина. "Просто делом Мурдалова, - сказал мне один чеченец, - заинтересовалась Москва, вот ты и остался крайним, так что зла на нас не держи, нам сказали "расколоть", вот и пришлось заниматься грязной работой".
30 мая 2002 года Пятигорский суд освободил меня из-под стражи. 7 месяцев я провел в больницах Нижневартовска. На следователей я особо зла не держу, они ведь тоже подчиненные и выполняли чью-то волю. Потом по секрету мне сказали, что на них давили непосредственно из Управления Генпрокуратуры на Северном Кавказе: чуть ли не сам начальник; что мое дело направлено в Чечню - это тоже его "заслуга", так как в деле нет никаких вещественных доказательств, а потому его решили рассматривать в Чечне. Думаю, это правда, потому что больно уж суетились прокуроры, было явно заметно, что их кто-то подгонял. У Мурдалова, как мне потом еще не раз говорили сами прокуроры, оказались действительно очень влиятельные родственники. Прокурор Дин мне напрямую говорил: покажи любые останки человека, мы скажем родственникам, что это Мурдалов, и все будут довольны. Мы раскроем убийство, родственники успокоятся, а ты сядешь в тюрьму на небольшой срок, ты же воевал.
В настоящее время следствие закончено и дело передано в суд Грозного, несмотря на мои ходатайства о рассмотрении дела в судах любого другого субъекта Российской Федерации.
Мальчиш-каратель
Скажу честно, когда Сергей Лапин закончил свой рассказ, я поначалу даже не мог представить, как писать обо всем этом. Но Лапин, который сидел передо мной, несмотря на все перенесенные пытки и злоключения, явно не выглядел помешавшимся, и не верить ему было просто нельзя. Простой сибирский парень, к тому же до сих пор действующий сотрудник милиции, который каждый день ходит на работу к себе в милицию в городе Нижневартовске. Но странная неправдоподобность ситуации была очевидна. Действующий сотрудник милиции - и творить с ним такое?
Потом, постепенно разбираясь в ситуации, копаясь в документах, я кое-что стал для себя прояснять. Во-первых, Лапин вряд ли мог состоять в мифических "ликвидационных" бригадах. Состав Октябрьского временного отдела внутренних дел Грозного состоял из сводного отряда милиции Ханты-Мансийского автономного округа. Простые опера, участковые, следователи, по преимуществу сельские, и пэпээсники - вот, кто работал в ВОВД. Ну какие из них каратели? В недрах ФСБ, ГРУ, спецназа ВДВ еще можно было бы о чем-то говорить, да и то, как показывает опыт с тем же расформированным легендарным УРПО, секрет долго не держится даже в сверхзасекреченных ведомствах. Всегда найдется свой Литвиненко.
Притом, зная нашу милицейскую систему, с трудом верится, будто кто-то возьмет на себя ответственность за создание таких "эскадронов смерти". Кто бывал в Чечне, тот знает: едет туда командированный люд, чтобы, как говорится, отбыть номер, по принципу меньше лезешь - целее будешь, главное - вовремя отписаться, чтобы за лишнюю закорючку начальство не сделало козлом отпущения.
Но главным аргументом в пользу непричастности Лапина к бригадам смерти был его возраст. В ноябре 2000 года, к началу его якобы командировки в Чечню, ему было всего 22 года. Это был начинающий молодой милиционер, который на момент роковой встречи с Мурдаловым лишь несколько месяцев назад окончил Омский юридический институт.
Похищение, которого не было
Когда стало ясно, что Лапин в принципе не мог пылать столь лютой ненавистью к чеченцам, чтобы безжалостно расправиться с Мурдаловым, вопрос, что же на самом деле произошло с исчезнувшим чеченцем оставался белым пятном.
"РГ" не имеет доступа к материалам следствия, поэтому излагает версию по отрывочным сведениям и документам защиты.
Версия следствия:
Мурдалов был доставлен в Октябрьский ВОВД г. Грозного 2 января 2001 года. Сергей Лапин, находившийся в тот день на дежурстве, избил Мурдалова и бросил его еле живого в камеру. Утром, подделав в журнале за Мурдалова подпись о его освобождении, Лапин (оперативный позывной - Кадет) в сговоре с неустановленными следствием лицами куда-то спрятал труп Мурдалова. На основании этого Сергею Лапину предъявлено обвинение по статьям УК РФ 111 часть 3 ("Тяжкие телесные повреждения с отягчающими обстоятельствами"), 292 ("Служебный подлог") и 286 часть 3 ("Превышение должностных полномочий").
Версия упомянутой московской газеты:
2 января Кадет (Сергей Лапин. - Ред.) приволок Мурдалова в камеру изолятора временного содержания... Сокамерники увидели финал садистской вакханалии. Из правого предплечья Зелимхана торчала кость переломанной руки. Правое ухо было отрезано. Кости грудной клетки разбиты. Парень был без сознания. Заключенные стали читать над ним молитву, как над умирающим.
Версия Лапина:
2 января 2001 года к нашему наряду ОМОНа, возле площади Минутка в Грозном, подошел чеченец. Он спросил: вы военные? Они ему ответили, что они - милиционеры. Тогда он повернулся и бросился от них бежать. Его поведение показалось им странным. Они догнали его, осмотрели и, обнаружив в карманах большую партию наркотиков, доставили в отделение. Так мне рассказали приведшие чеченца милиционеры, я в тот день дежурил по отделу, поэтому оформил их показания. Потом я составил на Мурдалова алфавитную карточку, расспросив его об образовании, судимости, месте проживания. Все наше общение заняло 20-30 минут. По поводу наркотиков Мурдалов не отпирался, но сказал, что нашел пакет в развалинах, от дальнейших письменных показаний отказался. Дальше с Мурдаловым общался другой наш оперативник Салим Таймасханов. Примерно через час, когда я вернулся в кабинет, Тамасханов передал мне записку, в которой было написано "Волкодав". Оказалось, что это позывной одного из военных в комендатуре, и что Мурдалов "работал" с двумя нашими солдатами-контрактниками из военной комендатуры. Повара хозвзвода Алексея Сикольчука и Алексея Василенко, водителя водовозки, Мурдалов подсадил на героин и регулярно выменивал у них оружие и мины на наркотики. Официальные показания задержанного я решил составить позже, так как в 9 вечера должен был заступать в наряд по охране ВОВД, но перед этим сделал запись в журнале секретных сообщений о полученной информации. С 9 вечера до часа ночи я нес службу у пулеметного гнезда вместе с двумя сотрудниками ППС, а потом отправился спать. Утром узнал, что Мурдалова якобы освободили - так мне сказали, сам я этого не видел, и, что с ним было, не знаю. Мне по моим обязанностям он был неинтересен, ведь воинскими преступлениями ведает военная прокуратура, а, учитывая возможность раскрытия каналов утечки оружия, он был безусловным "клиентом" военной контрразведки.
Но тогда я вообще не придавал этому значения и не думал об этом. Я даже и во сне не мог предположить, что этот молодой, совершенно не известный мне чеченец так перевернет мою жизнь. Скорее всего утром его действительно выпустили, сделав отметку в отдельских бумагах, но он мог лишь выйти за дверь нашего райотдела, где его вновь могли задержать или войсковые контрразведчики, или какие иные спецслужбы. Но это лишь мои более поздние предположения, а все могло быть и по-иному. В Чечне даже были случаи, когда похищенный по документам человек оказывался в горах среди боевиков.
Почему Лапин?
Против Лапина дали показания сокамерники Мурдалова. Именно их показания легли в основу первоначальных обвинений Лапина.
На первых порах все сходилось. Лапин в тот день дежурил, оформлял Мурдалова, по показаниям заключенных, бил его, а утром, судя по записям в журнале, выводил его из отдела.
Нестыковки в деле стали появляться, когда свидетели стали путаться в своих показаниях. Заключенный Далаев дал шесть разных показаний. Он договорился до того, что Лапин не только мучил Мурдалова, но и ему, Далаеву заколотил гвоздь в плечо. Когда следователь снял со свидетеля рубаху, оказалось, что у того нет даже следов от ран. Путались в своих показаниях и другие заключенные. Странным и нелогичным было и то, почему именно на новичка Мурдалова обрушил такой гнев Лапин в то время, как все остальные заключенные остались нетронутыми, спокойно дожили до суда и были благополучно осуждены к длительным срокам заключения.
Например, Кациева, которого по разработке Лапина брали сотрудники СОБРа, суд впоследствии приговорил к 20 годам лишения свободы. Но тем не менее его показания, а также показания других осужденных преступников о зверском избиении Мурдалова Лапиным до сих пор составляют важную часть обвинения. Можно ли считать их объективными и непредвзятыми?
Первая же почерковедческая экспертиза установила, что подпись в журнале об освобождении Мурдалова из ВОВД принадлежит не Лапину. То же самое подтвердили вторая и третья экспертизы. Как появился документ о судмедэкспертизе Мурдалова - вообще непонятно, ведь ни сам Мурдалов, ни его труп, ни его останки до сих пор не найдены.
Понятна горечь родных Мурдалова, и не хотелось бы опускаться до юродствования, но теоретически их сын, если его действительно отпустили, сейчас может находиться где угодно, хоть в Панкисском ущелье. Ведь выбитые в Грозном пытками признания Лапина не резон всерьез считать доказательствами его вины, а стало быть, и гибели молодого человека.
Сейчас Лапин каждый день ходит на работу в милицию, ждет повестки в суд и третьей "командировки" в Грозный. Но теперь его никто не убедит в том, что в этом городе, его, Лапина, будут судить справедливо. Он не знает, кто те влиятельные родственники Мурдалова, о которых говорил ему следователь, но слышал, что заместителем прокурора города Грозного, приложившим руку к его делу, был человек по фамилии Мурдалов, что в Верховном суде Чечни работает судья Мурдалов. Может быть, это лишь случайные совпадения и Мурдаловых в Чечне - как Ивановых на Руси, но милиционер Лапин, побывавший в руках чеченских рубоповцев, почему-то не сомневается во вполне определенном исходе своего дела.
И вот еще ирония судьбы - в июне 2002 года, через месяц после освобождения из чеченского РУБОПа, Лапину в больницу принесли наградное удостоверение, подписанное Президентом РФ Владимиром Путиным и вручили медаль "За охрану общественного порядка"...
досье "рг"
По данным МВД Чечни, в 2003 году в республике пропали 444 жителя, что на 20 процентов меньше, чем в 2002 году, причем многие из них просто находятся в бегах.
Как сообщил пресс-секретарь МВД Чечни Руслан Ацаев: "Неоднократно МВД Чечни сталкивалось с тем, что родственники обращались с заявлением об исчезновении человека, а оказывалось, что он в бегах из-за совершенного преступления или находится в рядах бандформирований". Между тем правозащитники приводят другие сведения об исчезновениях людей в Чечне. "По нашим данным, в течение 2003 года в Чечне зафиксировано 473 случая похищения жителей. У нас есть конкретные имена, адреса и обстоятельства", - сказал руководитель правозащитного центра "Мемориал" Олег Орлов.
Он утверждает, что из 473 похищенных 156 человек были освобождены или выкуплены, 48 - найдены убитыми, судьба 269 человек неизвестна."Эти данные не исчерпывающие. Мы проводим мониторинг только на 30% территории Чечни. По нашим приблизительным оценкам, цифру 473 похищенных нужно умножить в три или четыре раза, чтобы понять реальный масштаб происходящего", - заявил глава "Мемориала". По его данным, за вторую военную кампанию в Чечне были похищены более трех тысяч жителей.