Слово, которое употребляется в нем очень часто, - "государство". Причем не только в смысле "аппарат управления или правления", но и как синоним слова "страна" и даже слова "общество". Это приводит к определенным смысловым казусам. Например, в финальной части выступления, части, которую можно назвать гимном демократии и под которой должен подписаться каждый русский (да и не русский тоже) либерал, появилась несколько странная для всего контекста фраза: "Только свободный человек способен обеспечить рост экономики, процветание государства". Для истинного либерала, а эту часть текста, безусловно, писал истинный либерал, "процветание государства", даже добытое усилиями свободного человека, нонсенс. Ибо государство есть то, что противостоит и свободе, и человеку и, уж, конечно, не должно процветать. Впрочем, ясно, что слово "государство" употребляется здесь в смысле "Россия" или "страна". Тем более что несколько ранее сам Владимир Путин говорит, что основной целью действий власти станет "повышение качества жизни людей", а отнюдь не "процветание власти".
Но эта лингвистическая путаница, из-за которой всякий раз нужно на иной манер расшифровывать смысл слова "государство", следствие не небрежности, а в общем-то самой фундаментальной российской политической традиции, имя которой - этатизм. То есть идеология, абсолютизирующая роль государства в обществе и предполагающая самое широкое и активное вмешательство государства в жизнь общества. Причем считается, что это вмешательство является неизбежным и позитивным, ибо иначе страна распадется (худший вариант) или в обществе приостановится прогресс.
И надо признать, что исторический опыт России последнего столетия прямо подтверждает этот вывод. Ослабление государства, даже когда оно сопровождалось повышением активности общества и прогрессом в экономике и культуре, раз за разом приводило страну к военным и политическим катастрофам или к распаду: Русско-японская война, революция 1905 года, неудачи в Первой мировой войне, обе революции 1917 года, события 1990-1991 годов и, наконец, период президентства Бориса Ельцина. Собственно, на примере этого периода Владимир Путин и зафиксировал эту тенденцию. Отметив, что в начале 90-х годов российское общество сделало, как он выразился, "бесповоротный выбор в пользу свободы", Владимир Путин прямо указывает на постоянно воспроизводящуюся в нашей истории коллизию (как демократия, так развал): "Но какую цену мы вынуждены были заплатить за это? Деструктивные процессы, разложения государственности при развале Советского Союза перекинулись - и это можно и необходимо было предвидеть - на саму Российскую Федерацию".
Ложная эта коллизия или реальная, а если реальная, то чем она вызвана можно спорить.
Но нельзя спорить с тем, что пройдя через серию трагичных событий XX, даже и XIX веков, русское общество, его правящий класс в большинстве своем пришли к однозначному выводу, практически - к аксиоме: 5-10 лет свободы, не успевая создать в России стабильную демократию, успевают привести страну к хаосу, развалу, отторжению от нее территорий и усилению ее зависимости от других крупных субъектов мировой политики. Повторяю, может быть, это и ложный вывод, но поскольку в его истинность верит Россия, он становится фактом и краеугольным камнем русской политики - как только она выходит из оцепенения, порождаемого у нее свободой. Вот почему парадоксально (на взгляд европейского либерала) построенное выступление Путина является совершенно естественным и логичным для русского политического ума.
Итак, Путин начинает с того, что граждане России в начале 90-х сделали окончательный выбор в пользу свободы. Далее он описывает катастрофу, к которой эта свобода привела. Еще далее - рассказывает о том, как за счет усиления государственной власти (а не усиления свободы) катастрофа была отодвинута, более того - начался подъем. И наконец, по пунктам расписывает план построения свободного и демократического общества, которое только и может обеспечить процветание нации. Причем подразумевается, что именно власть (государство) будет строить и демократию, и свободу, ибо само общество (без сильного государства) с этой задачей не справилось.
Можно вспомнить, что в классическом марксизме-ленинизме существовал догмат о постепенном отмирании государства по мере построения коммунизма. Но взявшись за реальное управление страной, да еще в условиях, как тогда говорилось, "враждебного окружения", лидеры большевиков скоро не только отказались от этого постулата, но и заменили его прямо противоположным - об усилении роли государства по мере движения к желаемой цели.
Исторический отсыл к практике СССР выглядит как желание скомпрометировать нынешнюю власть. Но в данном случае это не так. Ибо если обратиться к более далеким историческим примерам, то окажется, что практический большевизм лишь воспроизвел представление, например, Гоббса о государстве как преодолении естественного состояния человеческого общества (война всех против всех, что мы, безусловно, видели в СССР/России в 1989-1999 годах). И идею Гегеля о государстве как воплощении морали и всеобщего закона, восстанавливающих единство, нарушенное борьбой индивидов и групп.
Совершенно справедливо замечание, исходящее из уст как русских либералов, так, в общем-то, и вообще всех трезвомыслящих людей, что Российское государство менее всего приспособлено к выполнению столь благородной миссии и что часто оно занимается прямо противоположным.
Но дело в том, что сегодня, как и почти всегда в России, иного инструмента, кроме государства, в руках у общества нет.
Кто может объяснить, почему, например, в СССР существовали мощные профсоюзы, которые все-таки защищали права наемных работников, хотя этим вполне (при монополизме той системы) могло бы заниматься какое-нибудь министерство труда или даже один из отделов ЦК КПСС? И почему за пятнадцать лет стихийного рынка, когда наемные работники реально нуждались в защите своих интересов, ничего подобного по масштабам системе советских профсоюзов не было ни создано, ни воссоздано самодеятельностью масс? Что же говорить о гораздо более сложных образованиях и институтах: партиях, гражданском обществе и т. п. Они также не возникли.
Я пытаюсь объяснить логику президентской предвыборной программы (да и политику Путина), но не оправдать ее. Ее оправдывает, точнее - мотивирует ход нашей жизни в последние 15 лет.
В чем же главная слабость этого проекта? Конечно же, в том, что фактически Владимир Путин провозгласил цель создания идеального государства, которое своими руками создает гражданско-политическую систему, которая полностью отрицает традиционное Российское государство. Это очень похоже на утопию.
Но, кажется, именно в утопии и верит Россия. Она верила в утопию несамовластного самодержавия, в утопию коммунизма, в утопию демократической демократии. И во всем обманулась. Что же остается ей - кроме веры в утопию идеального государства! Тем более что государство все-таки всегда (до сих пор) оставалось самым грамотным политическим институтом России и очень часто, но не всегда, - наименее алчным. И всегда сохраняло целостность страны, а это - особая ценность для русских. На веру народа в государство и опирается политический проект Владимира Путина, предложенный им на следующее четырехлетие.