По мнению выступавших экспертов, если такая ситуация продлится еще несколько лет, то наша страна рискует превратиться в сырьевой придаток развитых стран. При этом все высокие технологии будут экспортироваться из-за рубежа. А импорт, как известно, создаст новые рабочие места и улучшит жизненный уровень людей, создающих "ноу-хау". Оригинальный и весьма практический выход из сложившейся ситуации предложил на конференции председатель совета директоров АвтоВАЗа Владимир Каданников. Он считает, что будущее нашей экономики во многом зависит от промышленных кластеров. С ним и встретился наш корреспондент.
- Владимир Васильевич, на конференции в Москве вы выступили с докладом, который оказался весьма неожиданным для многих слушателей. Вы говорили о развитии малого и среднего предпринимательства в поволжской автопромышленной зоне через формирование автомобильного кластера. Расскажите нашим читателям, что вы подразумеваете под словосочетанием "автомобильный кластер" и для чего он нужен.
- Кластер - это прежде всего социальное понятие. Он образуется в сообществе людей, имеющих схожие экономические интересы. Кластер представляет собой способ самоорганизации сообщества для выживания в условиях бескомпромиссной международной конкуренции, когда снижается значение национальных границ как неких экономических регуляторов. Среди экономистов все больше находит признание точка зрения, что регионы, на территории которых складываются кластеры, становятся лидерами экономики того или иного государства. Именно эти регионы начинают определять конкурентоспособность национальной экономики. А те географические точки, где нет кластеров, отходят на второй план и зачастую переживают сильнейшие социальные кризисы.
- Какие примеры кластеров можно найти в России?
- Одним из самых ярких примеров является Поволжье, где на сегодняшний день сосредоточено около девяноста процентов отечественного автомобилестроения. Многие предприятия - градообразующие. И в результате складывается ситуация, когда благополучие региона всецело зависит от успеха автомобилестроительных компаний, расположенных в регионе. С одной стороны, это накладывает на поволжские заводы дополнительные социальные обязательства. Но есть и обратная сторона медали. Компактное расположение сотен предприятий позволяет сделать их взаимодействие максимально эффективным.
- Существуют ли аналогичные Поволжью территории в других странах?
- Конечно. Кластерная экономика - понятие интернациональное. Судите сами, сейчас на территории Европы только автомобильных кластеров действует около десятка. Причем если до недавнего времени промышленные кластеры были привилегией развитых стран, то в последние годы наблюдаются проявления этого феномена и в развивающихся государствах. В частности, автомобильные кластеры уже сложились в Восточной Европе. Я имею в виду Словению и Венгрию. Аналогичные события происходят в Китае. Недавно в прессе появились сообщения о формировании кластера в провинции Гуандун - вокруг автосборочных производств, размещаемых японскими компаниями "Тойота", "Хонда" и "Ниссан". Журналисты уже назвали это промышленное образование "китайским Детройтом".
- А какое отношение имеет образование кластеров к малому и среднему бизнесу?
- Самое прямое. Здесь опять же можно обратиться к международному опыту. Деловая среда кластера образует своего рода "питательный бульон" для развития малого и среднего предпринимательства. В мировой практике известны кластеры, полностью состоящие из малых и средних предприятий. Таков, например, опыт экономического расцвета в регионах на северо-востоке Италии.
- Международный опыт - это, конечно, хорошо. Но насколько он применим в условиях России?
- Позвольте небольшой комментарий. Знаете, в любой стране есть свои особенности. Неверно полагать, что вся Европа однородна. В нашей стране тоже есть отличия. Однако в целом мы не сильно отличаемся от европейского сообщества и вполне можем использовать опыт других стран. Как и на Западе, даже небольшая российская компания может добиться серьезных успехов. Приведу конкретный пример. Наш самарский партнер "ВЛАНКАС-холдинг" за десять лет сумел вырасти от маленького завода, выпускавшего всего восемь деталей, до одного из основных поставщиков пластмассовых изделий для всей автопромышленности России. Сегодня эта компания выпускает триста видов продукции, которую с удовольствием заказывают АвтоВАЗ, "ДжиЭм - АвтоВАЗ", завод "Форд" в Ленинградской области. В условиях России представляется реалистичной концепция кластера, складывающегося вокруг крупных предприятий. Не последнюю роль здесь будет играть выделение в самостоятельные компании неосновных видов деятельности крупных холдингов, таких, например, как АвтоВАЗ.
- Как выделение неосновных видов деятельности выглядит на практике?
- Например, в 1997 году начала действовать совместная программа ОАО "АвтоВАЗ" и администрации Самарской области. Ее суть состояла в размещении заказов на выпуск комплектующих для АвтоВАЗа на близлежащих промышленных предприятиях. Эта инициатива помогла оживить многие заводы, лишившиеся госзаказа и испытывавшие трудности с выходом на рынок. К тому же у нас имеется положительный опыт развития сотрудничества науки, образования и производства на региональном и межрегиональном уровнях, связанный с деятельностью поволжского отделения Российской инженерной академии. Это сотрудничество реализуется через регулярное общение руководителей промышленности, вузов, научных учреждений, общественных организаций, которое происходит во время выездных заседаний на различных предприятиях области.
Подобное партнерство уже дало путевку в жизнь ряду кластерообразующих проектов.
- Можете рассказать о них подробнее?
- Характерным примером технологического прорыва стало освоение системы управления двигателем внутреннего сгорания под экологические нормы Евро-1. В рамках проекта группа предприятий, большинство из которых были малыми, совместно со специалистами научно-технического центра АвтоВАЗа выполнили в крайне сжатые сроки разработку микропроцессорной системы управления ДВС. В результате российская система оказалась на 35 процентов дешевле иностранных аналогов. Многие из малых предприятий - участников этого проекта выросли и стали солидными партнерами нашей компании.
- Таким образом, можно сделать вывод, что малый и крупный бизнес могут успешно сотрудничать?
- Да. Малый бизнес может быть полезным крупному, и, естественно, крупный представляет собой огромный рынок для предприятий малого и среднего бизнеса. Тем не менее в отраслевой структуре малого предпринимательства России промышленные предприятия занимают не более 13 процентов, научные - порядка 2 процентов. Одной из причин подобного положения, как показали наши первые опыты, является отсутствие развитой инфраструктуры взаимодействия столь разномасштабных субъектов, как крупный и малый бизнес.
- Чем же можно объяснить нежелание среднего бизнеса заниматься научными разработками?
- Инновационный бизнес не будет развиваться, если он не будет поддержан спросом со стороны отечественной промышленности. К сожалению, сегодня российская промышленность невосприимчива к инновациям. В России внедрением новых технологий занимается лишь 4 - 5 процентов предприятий, тогда как в Германии, США, Франции и Японии - от 70 до 82 процентов. Это явление имеет исторические причины. Только немногие крупнейшие советские предприятия, АвтоВАЗ в их числе, имели и сохранили собственные подразделения НИОКР. Однако большинство заводов обслуживалось внешними структурами, прежде всего отраслевыми институтами. В результате сегодня предприятия не имеют ни кадров, ни подразделений, которые способны выстраивать инновационные стратегии.
Поэтому, когда идет речь о подготовке кадров для инновационной деятельности, надо видеть обе стороны проблемы. Науке нужны специалисты и менеджеры по коммерциализации разработок. А промышленности необходимы кадры по инновационному менеджменту, интеллектуальной собственности, международному праву в этой области. К сожалению, существующий разрыв между наукой и промышленностью не является предметом внимания какой-либо государственной структуры. В этих условиях международные проекты развития проявляют склонность к "заруливанию" перспективных российских разработок на использование за рубежом, в том числе через утечку мозгов и "офшоринг".
- Что же необходимо предпринять?
- На мой взгляд, необходимы безотлагательные меры по созданию инновационных малых и средних предприятий, которые помогут России вырваться из плена технологической отсталости. Это нужно и потому, что до тех пор, пока российская экономика будет зависеть от "сырьевой иглы", основное бремя социальных проблем будет нести государство. Переломить эту ситуацию может лишь активное развитие секторов, способных обеспечить массовую занятость и благосостояние населения, прежде всего малый бизнес, отрасли высокого передела и отрасли услуг. Постсоветский период российской истории прошел в основном под знаком доминирования либеральной экономической доктрины: предоставление максимальной свободы экономическим субъектам и обеспечение равных условий для развития.
Эта позиция, в частности, нашла свое отражение в том, что с 2000 года было официально приостановлено действие Федерального закона "О Бюджете развития Российской Федерации". Между тем, хотя использование бюджетных ресурсов для финансирования программ развития жестко регулируется законодательством, тем не менее осуществление таких программ является обычной практикой для развитых рыночных стран. Не стоит и нам быть большими католиками, чем сам Папа.
Между двумя крайностями: прямым финансированием отраслей и демонстративным отказом государства от вмешательства в экономические процессы - имеется широкое поле инструментов влияния, среди которых можно и нужно отобрать адекватные текущим российским проблемам. Цена вопроса велика. Сегодня существует реальная угроза прогрессирования сырьевой зависимости экономики при консервации технологической отсталости - того состояния экономики, которое специалисты называют "голландской болезнью".
Есть общее согласие в том, что рычагом для поворота должен стать инновационный курс. Однако под этим рычагом сейчас нет точки опоры, нет ресурсов и механизмов развития. А те ресурсы, которые вопреки всему все-таки задействованы в российском инновационном секторе, на два порядка меньше реально необходимых. Вопрос в том, можно ли победить вирус "голландской болезни" гомеопатическими пилюлями. По-моему, ответ очевиден.
- Насколько я вас понимаю, оживление инновационного сектора не произойдет само по себе? Здесь требуются активные действия, в том числе в виде прямых инвестиций.
- Верно. Но отечественные финансовые институты в сравнении с потребностями экономики в инвестициях очень слабы. Состояние нашего фондового рынка не позволяет предприятиям привлекать значительные портфельные инвестиции, чем, в частности, сдерживается процесс капитализации российских компаний. С этим тесно связаны также и проблемы венчурной индустрии. Венчурный бизнес, как известно, делает ставку на быстрый рост капитализации компании и выход из бизнеса с прибылью от продажи своей доли.
При том уровне развития рыночных институтов, который мы имеем в России, такие проекты сталкиваются с очень высокими рисками. Неудивительно, что деятельность международных венчурных фондов в нашей стране в период до 1998 года не имела заметного успеха, а после кризиса была практически свернута вплоть до 2002 года, когда началось некоторое оживление. Объем венчурных инвестиций в России за восемь лет с 1994 по 2001 годы еле превысил полмиллиарда долларов. При этом в основном деньги пошли в пищевую промышленность и сектор услуг. Только 15 процентов средств пришлось на промышленные отрасли. Таким образом, уровень венчурного инвестирования в высокотехнологичный малый бизнес в России оценивается, грубо говоря, в 10 миллионов долларов в год. Негусто.
Источники этих инвестиций - в основном международные фонды. Примерно на этом же уровне находится поддержка со стороны Фонда содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере, который остается единственным заметным российским игроком на поле развития инновационного малого бизнеса.
- А каков объем инвестиций в развитых европейских странах?
- Для сравнения: объем венчурных инвестиций в ЕС за 5 лет с 1996 по 2000 год превысил 90 миллиардов евро, из которых в высокотехнологический сектор было направлено более 25 миллиардов евро, то есть 5 миллиардов в год. Разница очевидна. Мощная венчурная индустрия ЕС и США не стихийный феномен. За ее созданием стоят сознательные и целенаправленные усилия государств. Безусловно, развитие венчурной индустрии должно стать одним из ведущих приоритетов экономической политики российского государства.
- Если вернуться в наших рассуждениях к "АвтоВАЗу", то насколько автозавод готов сегодня сотрудничать с малым бизнесом?
- У ОАО "АвтоВАЗ", как и у других крупных компаний, есть серьезные причины проявлять заинтересованность в существовании благоприятного делового климата для малого и среднего предпринимательства. Законы рыночной экономики вынуждают крупные предприятия четко определять свои основные виды деятельности и выводить все остальные в самостоятельное плавание. В результате молодые компании получают возможность не только поставлять те или иные компоненты на АвтоВАЗ, но и значительно расширить рынок сбыта путем привлечения других потребителей.
Если деловая среда благоприятствует выходу новых предприятий на рынок, то в целом улучшается структура рынка, повышается конкурентоспособность производств на всех уровнях передела, растут продажи. Стоит ли говорить, что все это происходит на фоне появления новых рабочих мест, а значит, улучшения социальной обстановки в том или ином регионе.
Переход к рыночной экономике сделал неизбежным процесс интеграции российского автопрома в мировое автомобилестроение. Но чтобы не стать простым сырьевым придатком, импортируя с Запада все высокие технологии, Россия должна предпринять усилия для развития инновационного бизнеса здесь, внутри страны.