На днях в Театре им. Станиславского прошла премьера нового спектакля Петра Мамонова "Мыши, мальчик Кай и Снежная Королева". Экс-лидер "Звуков Му", актерский путь которого начался с эпизодической роли в фильме Рашида Нугманова "Игла", в этой постановке заявлен как автор и исполнитель музыки и песен. Официально именуемая "балетом", эта постановка действительно обязана именоваться новым спектаклем Мамонова, и никак иначе. Несмотря даже на то, что режиссурой представления занималось творческое объединение "Свои-2000", а хореографию представляла авангардная арт-группа "Слепые".
То, что получилось в результате, назвать спектаклем повернется язык только у критика, сильно ангажированного т.н. "актуальным искусством". Де-факто это перформанс, сопровождающий исполнение Мамоновым репертуара с двух его последних альбомов - "Мыши-2002" и "Зелененький" (отнести эти композиции к разряду песен тоже означает "сузить" - это скорее внутренние монологи под скрежетание гитары), некоторое дополнение к его обычной пантомиме. Компанию Петру Николаевичу составляют гуттаперчевая Снежная Королева (перемещается по сцене на лыжах), не-мальчик-но-муж Кай (ходит, прыгает и танцует на сцене в деловом костюме, проколотый насквозь острой льдышкой) и Человек-Яйцо. Понять, что речь идет о классическом андерсеновском сюжете, можно только из названия.
Как и почти все прочие спектакли Мамонова, эта постановка не является репертуарным спектаклем Театра им. Станиславского - просто Мамонова, сыгравшего на этой сцене три спектакля, там помнят и любят, и руководитель театра Владимир Мирзоев по старой дружбе принял спектакль в свои стены; сама постановка осуществлялась авторами за свой счет. Этот факт хорошо иллюстрирует ту роль локомотива, которую молодые хитрецы отвели своему старшему товарищу на самом деле. Не будь у Мамонова столь солидного реноме, не видать труппе спектакля престижной сцены. В подобной протекции, казалось бы, нет ничего предосудительного, но и в самом спектакле повторяется та же самая история - вычти из нее читающе-представляющего Мамонова, и останется не особенно новаторский перформанс на заданную тему, сильно напоминающий "бикапонические" представления и фильмы художника и музыканта Германа Виноградова. И это тот изъян, который "молодым дарованиям" не отмолить ничем. В том же "Лысом брюнете", прорывном театральном дебюте Мамонова, ничто не помешало студентам ГИТИСа, драматургу Даниилу Гинку и режиссеру Олегу Бабицкому реализовать все задуманное и при этом ни разу не ограничить сценическое бытие Мамонова; эта постановка стала едва ли не главным достижением театрального авангарда 90-х годов. В собственной уже монопостановке "Есть ли жизнь на Марсе" сам Петр Николаевич препарировал классику - опять же, Mamonov-style, не ошибешься. В "Мышах", едва он перестав читать и двигаться, оставляет актеров на сцене одних, исчезает стержень происходящего, и ряженая пантомима повисает в пустоте.
"Надоело что-то одному, решил вот с ребятами поработать", - сказал журналистам мэтр, словно исполняя мечту своего героя Лысого из пьесы Гинка: "Впишусь в команду... вторым барабанщиком...". Вторым - при всем желании не получается. Это плоский киноэкран может себе позволить использовать лишь мамоновскую психофизику и внешность, а в многомерном театре и Мамонов может играть только главную роль.
Вообще, Мамонов сегодня - едва ли не единственный на сегодня деятель искусств, на которого нельзя навесить ни один ярлык: "музыкант", "актер", "режиссер". Еще в 80-е, когда его гений был заключен в границы рок-группы, становилось ясно, что то, что делают на сцене "Звуки Му", - это больше чем просто рок-музыка: на мелодическую алко-психоделию и текстовой макабр их песен в концертном исполнении накладывалась еще и паутина сомнамбулической пантомимы, которую представлял лидер группы. К моменту распада коллектива в начале 90-х Мамонов был уже замечен театральными и кинорежиссерами. Но при этом он сам давно стал "человеком вне" - удалился из столицы в глухую деревню, из чреватого тусовочной жизнью актерского бытования в мир собственных постановок, из музыки - в скрежещуще-ухающий мир звуков и слов. Его нетерпеливо ждал актерско-режиссерско-музыкальный истеблишмент, мечтая ввести в пантеон знаменитостей, а он показал истеблишменту большую дулю. При всей маргинальности нынешней постановки его собственный вклад в нее - репертуар с двух последних аудиозаписей и сценическое поведение артиста - обозначают мамоновское движение в сторону запредельности, в которой нет ни границ между видами искусства, ни взятой за аксиому оценочных координат.