В 2002 году сенсацией стала "Коппелия" - очаровательная стилизация под старину, выполненная балетмейстером Сергеем Вихаревым. Впечатление произвели и продуманная концепция этой полуреконструкции-полуфантазии, и весьма приличный класс труппы, и достойный музыкальный уровень.
"Дон Кихот" - попытка войти в ту же реку. Быть может, напрасная: утраченное время отказалось повиноваться хореографу. Старо-новый "Дон Кихот" в лучшие свои моменты подозрительно напоминает обычного, неаутентичного, а добавленные сцены только тормозят спектакль. Минкус не Чайковский и даже не Делиб, а в исполнении бряцающего и фальшивящего оркестра исчезает даже та бравурная испанщина, которая способна вызвать воодушевление. Сергея Калагина, который был за пультом и два года назад, на этот раз не узнать. Да и роль Китри гораздо меньше идет Анне Жаровой, чем Сванильда. Она по-прежнему обаятельна, но ей не хватает открытого темперамента.
Однако Новосибирск снова сумел удивить, на этот раз оперой. "Жизнь с идиотом", написанная Альфредом Шнитке по рассказу Виктора Ерофеева, впервые была поставлена в 1992 году в Амстердаме, затем шла в Москве. Но сегодня можно говорить о новом открытии.
Десять - двенадцать лет назад всех увлекала ядреная политическая аллюзия: идиот Вова, взятый главным героем из сумасшедшего дома, есть не кто иной, как Ленин. Соответственно и сюжет о том, как Вова сначала насилует жену главного героя (к удовольствию последней), а потом овладевает телом и умом рассказчика, воспринимался в большей мере как метафора политического насилия. Не так даже важно, что было заложено в давний голландский спектакль - воспринят он был именно таким образом. Тем более что работали над ним Мстислав Ростропович, Борис Покровский и Илья Кабаков - люди, которым было что рассказать о советской власти.
На первый взгляд немецкий режиссер польского происхождения Генрих Барановский и знаменитый художник Давид Боровский, поставившие "Жизнь с идиотом" в Новосибирске, еще усугубляют политический аспект произведения. Сторож в сумасшедшем доме напоминает повадками тюремного надзирателя и периодически дует в свисток, адресуя свои угрозы не только сумасшедшим, но и музыкантам в оркестре, и зрителям в зале. Газета "Правда" в руках у каждого, тюремные робы на хористах и далее в том же духе.
Однако во втором действии происходит любопытная метаморфоза. На сцену является странный персонаж по имени Марсель Пруст. Одна из его первых реплик - страдальчески выпеваемая фраза "Изорвал меня!" в качестве комментария к словам рассказчика о том, что Вова нагадил на ковер и изорвал всего Пруста. Заряженное таким экстравагантным образом ружье стреляет позже, когда главный герой, обозначенный в программке как "Я", сливается с Вовой в идиллическом экстазе. Пруст удобно устраивается на кровати вместе с мужской компанией, уже жена страдальчески голосит: "Вы дегенераты!", а к горлу подкатывает комок тошноты. Тем более что Шнитке с его феноменальным талантом создания и обыгрывания дьявольской пошлости мотивчиков тоже не дает слушателям покоя. Вот только вывод из всей этой вакханалии следует немножко не такой, как ожидалось. Не советская власть заставляет главного героя возлюбить Вову, а что-то более сущностное, латентно присутствующее в человеческой природе. А власть (и не только советская) часто и охотно этим пользуется. И поэтому нашему недавнему прошлому не так-то просто стать утраченным временем.