- Юрий Михайлович, что услышит слушатель на вашем концерте в Кремле?
- Это будет более расширенная программа, которая отличается от моей обычной программы тем, что там будет исполняться довольно большое количество песен, которые я обычно в концертах не исполнял и не исполняю.
- Говорят, что есть два способа написать шлягер, но никто этих способов не знает. Известен ли вам способ написания популярной песни?
- Когда я пишу, я не руководствуюсь тем, чтобы создать шлягер, я просто пишу песню. Потом уже, если происходит рождение хита, это радует. А чтобы сидеть и выдавливать его из себя, это несколько наивно, так не бывает. Можно сидеть целый день и ничего не придумать.
- Приходилось когда-нибудь писать на заказ?
- "На улице Каштановой" - это первый, но не последний опыт. Мне позвонил поэт Игорь Шаферан и предложил стихи, посвященные юбилею Крымской области. Я сел за инструмент и за полчаса сочинил песню, которая стала хитом.
- У песни есть возраст?
- У музыки не бывает возраста. Песня - понятие растяжимое. Мелодию к ней можно использовать в разные отрезки времени, даже достаточно длительные - десять, двадцать, тридцать лет. Двадцать лет назад она звучала так, через тридцать лет можно сделать новую аранжировку - и песня будет опять звучать... Если мелодия и текст песни приличные, она будет жить долгие годы.
- Ваше детство совпало с послевоенными годами. Каким оно было?
- Я родился в Ташкенте, но активную юность провел в городе Молодечно Белорусской ССР. Я воспитывался в семье военнослужащего, и отец приложил максимум усилий, чтобы сделать из меня обязательного и дисциплинированного человека. Считаю, что это ему удалось.
- Хотите сказать, что были пай-мальчиком?
- Да я считался неисправимым хулиганом! Хотя у меня была некурящая и непьющая компания. Мы лазили по соседским огородам, где запасались морковкой, яблочками... По очереди стояли на "шухере", представляя себя партизанами. Вечерами ходили на речку, жгли костры, пекли картошку. Особых изысков не было. Из одежды - кепка и куртка, на ногах - кирзовые сапоги. В местный ДК на танцы нас не пускали, считали нас маленькими. Чтобы хоть чем-то себя занять, мы становились свидетелями и участниками кулачных боев, когда один район шел стенкой на другой. Раньше все было по-честному.
- В то время молодежь начинала работать в раннем возрасте. Помните свой первый заработанный рубль?
- Конечно! Я получал большие деньги с 14 лет. Брал трофейный аккордеон, привезенный из Германии, и за 25 км от дома на попутках доезжал до депо, где руководил хором. На что уходили деньги? Большую часть отдавал родителям, немного оставлял карманные расходы. Покупал лимонад.
- После прихода на профессиональную эстраду сталкивались ли вы в те годы с цензурой?
- С самыми разными требованиями. Например, в сольной программе в обязательном порядке должны были быть песни членов Союза композиторов. А перед такой машиной, как КПСС, мало кто мог устоять. Но я твердо сказал: "Никогда это петь не буду!" Пытались принудить - не получилось. И та борьба, которую я провел в те годы, меня сильно закалила.
- Хоть петь-то не мешали?
- Нам разрешали исполнять по 1-2 песни из репертуара "Битлз", но никто не учил, как нужно петь. Зато в "Росконцерте" ансамблю "Добры молодцы", в котором я был солистом, приходилось сдавать концертную программу по 18 раз.
- Наверное, и во внешности существовали стандарты?
- В те годы была мода на длинные волосы, бакенбарды, как у Тома Джонса. Как-то члены комиссии попросили нас сделать короткие стрижки. Из чувства обиды, а также в знак протеста всем коллективом мы постриглись наголо. "Что же вы наделали?" - потом возмущалось жюри. - На что мы отвечали: "Так ведь такой имидж никто не запрещал!"
- Какой из периодов творческой деятельности вспоминается с особой любовью?
- 70-е годы, когда во всем чувствовалась несвобода. В то время достаточно было приглашения к директору "Росконцерта", в отдел культуры ЦК партии - и настроение пропадало на неделю. Во всем чувствовалась несвобода. Но нам постоянно везло: шибко не давили, громко не ругали, штрафные санкции не накладывали. Это сейчас вспоминаешь о прошлом с некоей долей ностальгии, открыто, безбоязненно. И больше в этих воспоминаниях хорошего, нежели плохого.
- Ваш рекорд не побит до сих пор - 28 концертов за 15 дней в огромном СКК в Ленинграде. Как удавалось собирать по 14 тысяч зрителей на каждый концерт?
- Этот вопрос нужно адресовать организаторам. СКК сейчас-то очень тяжело озвучить. А что было тогда! Билет стоил 3-5 рублей. Народу - море. Мы играли в гигантском зале на плохой аппаратуре. До сих пор не могу понять, как могли работать с такими паршивыми усилителями, что люди могли слышать? Скорее всего, они приходили, чтобы просто посидеть, покурить, пошушукаться.
- Как вы относитесь к "фабрикам звезд"?
- Меня это не интересует, я это не смотрю.
- Конвейерное эстрадное производство в наше время допустимо?
- "Звезды" на "фабрике" не делаются, они - товар штучный. Там выпускается поток гуттаперчевых мальчиков и девочек, которые ездят по стране, открывают рот под фонограмму и дурят малолетних детей. Если бы это было в западных странах, то уголовного преследования организаторы таких проектов не избежали бы. Я всю жизнь работал вживую. И считаю, что народ не должен платить деньги за фонограмму.