Встретились у Познеров дома в одном из тихих арбатских переулков, где они живут уже тридцать лет. Владимир Владимирович не вмешивался в нашу беседу и даже фотографироваться отказался: "Нет уж, пусть это будет без меня. Я остаюсь за кадром".
- Первый вопрос задаю из чисто женского любопытства: трудно жить рядом с человеком, который так широко известен и популярен?
- Трудно и приятно.
- А в чем трудности?
- Трудно - потому что мне его не хватает. Он принадлежит сейчас слишком многому и многим. Приятно - потому что я живу рядом с очень интересным, необычным человеком.
- Сколько лет вы уже вместе?
- Тридцать пять. За эти годы прошли через разные периоды, можно сказать прожили две жизни. До перестройки Владимир Владимирович был невыездным из-за своей фамилии и биографии: родился во Франции, его детство и отрочество прошли в Америке. В течение почти сорока лет ему не давали возможности работать в полную силу. У меня тогда была более полная профессиональная жизнь, особенно в период работы в журнале "Советский Союз", где я была обозревателем, а затем руководила отделом. Много ездила, много писала. А до "Советского Союза", в 60-е годы, я работала в журнале "Спутник", где мы и познакомились.
- Вы сразу влюбились в своего коллегу по работе, когда он появился в редакции? Говорят, европейское воспитание и обаяние делало Познера неотразимым?
- Все было не так просто и далеко не сразу. Прежде чем мы познакомились, у каждого из нас были семьи, которые распались. Для нас обоих это было очень трудное время, скорее всего именно это и сблизило нас. У меня были поклонники, но Володя к их числу не относился. Просто работали вместе, сидели в одной комнате. И вот однажды он предложил мне улететь вместе куда-нибудь - встречать Новый год. Так мы оказались в Таллине. Мы поселились в гостинице, купили и украсили замечательную елку - и проговорили до утра. А на рассвете пошли гулять по городу. Медленно, крупными хлопьями падал снег, вился дымок из труб, открывались маленькие кофейни... Мы бродили, рассказывали о себе, о своей прошлой жизни. И не могли наговориться. Между прочим, так много рассказали друг другу, что поначалу, когда год спустя наши жизни соединились, это нам даже мешало. Владимир Владимирович ревновал меня к моему прошлому, а я его... Но это из давних, молодых лет.
- Если вы ссоритесь, кто первым идет на примирение?
- Я считаю, что ссоры иногда полезны в семейной жизни. Они подобны грозе в майскую ночь - после такой грозы наступает обычно свежее солнечное утро. Чаще всего инициатором ссор бываю я, потому что у меня характер неважнецкий, взрывной. А Владимир Владимирович проявляет поразительное терпение и снисходительность, хотя дается это ему совсем нелегко. Иногда я думаю, что просто на мне он оттачивает некоторые качества телевизионного ведущего. Было время, когда во время разладов мы надолго умолкали. Оба с чувством собственного достоинства, и обоим было трудно признать себя неправым и начать говорить. Тогда мы прибегали к помощи писем - так было легче объясниться и помогало разрядить ситуацию. Молчание ведь вещь разрушительная. С годами поумнели и стараемся мириться как можно быстрее.
- Что изменилось с появлением телевидения в жизни Познера?
- После выхода на экраны телемостов "Ленинград - Сиэтл" и "Бостон - Ленинград", это было в 1986 году, он сразу, буквально на следующий день, стал знаменитым и востребованным. Однако трудности продолжались, и в 1991 году, примерно за полгода до августовского путча, он по собственному желанию ушел из Гостелерадио СССР, где работал в должности политобозревателя.
- Теперь, когда Владимир Владимирович снова необычайно знаменит и популярен, это коснулось его характера?
- Нет. Мне кажется, что "звездная" болезнь его миновала, хотя испытание медными трубами - тяжелое дело. Думаю, одна из причин заключена в том, что известность пришла к нему в зрелые годы, когда легче устоять и понимать разницу между подлинным и преходящим.
- Познер - человек с юмором?
- Не могу сказать, что он такой уж шутник, но хороший юмор любит и ценит. Обожает и умеет рассказывать анекдоты. Вообще, когда он в радостном настроении, чаще всего это бывает, когда мы проводим время с нашими детьми и внуками, быть с ним рядом - просто наслаждение.
Но вот что огорчает и даже пугает меня. Владимир Владимирович всегда, даже в самые сложные периоды своей частной жизни, сохранял оптимистическое мироощущение. А в последнее время все чаще говорит о том, что утрачивает оптимизм. Это относится не к жизни в России, а к тому, что происходит в мире. И понять это совсем не трудно.
- А удается вместе отдыхать?
- Мы всегда на отдыхе вместе. Слава богу, летом есть такая возможность. Это крепость, которую мы сдадим последней. Но в остальном ритм жизни становится все напряженнее и напряженнее. Владимиру Владимировичу трудно сказать "нет", когда просят об участии в каком-то проекте, программе или встречах, способных, с его точки зрения, принести общественную пользу. И вообще есть ощущение, что он наверстывает то, чего еще не успел сделать. Раньше мы с ним никогда не думали о возрасте, но теперь тайком друг от друга подумываем. Усилилось желание успеть сделать еще что-то важное.
- Владимир Владимирович, как известно, шесть лет работал в США. Вам хотелось уехать в Штаты?
-Нет, я страшно переживала, боялась, что уезжаем навсегда. Это произошло вскоре после путча. Мы оба были без работы - я в знак протеста ушла из журнала, Познер уволился из Гостелерадио. Полтора года жили довольно стесненно материально. Когда позвонил Фил Донахью, известный американский телеведущий, и предложил Володе участвовать в его большом телевизионном проекте, он с радостью согласился. А я всерьез обдумывала, что отвечу ему, если он предложит: "Давай останемся". Ведь я собиралась сказать, что возвращаюсь домой. В Нью-Йорке Владимир Владимирович сразу окунулся в работу. Мне было трудно, ни слова по-английски я не знала - всегда учила немецкий. Прожив интересную журналистскую жизнь, вдруг оказалась таким молчаливым приложением к мужу.
Не прошло и нескольких месяцев, как Владимир Владимирович начал говорить: а у нас в Москве то-то, а у нас в России вот так-то. Стало ясно, что он не захочет там остаться - в России у него глубокие корни, которые обрубить невозможно. Успех передач Познера и Донахью в Америке был огромный, люди до сих пор узнают мужа на улицах. А ведь американцы своих телевизионных персонажей забывают очень быстро.
И для меня это было замечательное время - я поступила в колледж, выучила английский язык. Могла сама ходить в театры, кино, ездить по стране. Очень полюбила Нью-Йорк, это особенный город, мне там всегда комфортно. Уже в то время появилась идея создать в Москве школу телевизионной журналистики. Я начала работу по ее организации. Мы вернулись в Москву в марте 1997 года, а уже в июне школа приняла первых слушателей. К нам приезжают тележурналисты из регионов, с ними занимаются выдающиеся практики и теоретики телевидения.
Конкурс у нас - семь-восемь человек на место, такая школа нужна. Надеюсь, скоро у нее появится свое помещение, уже выделено место для строительства. А пока работаем, где придется.
- А на воспитание детей при такой сложной жизни хватало времени?
- Хватало. У Владимира Владимировича есть дочь Катя от первого брака, а у меня - сын Петр. Мы всегда брали Катю с собой в отпуск и посвящали там все свое время детям. А Петя жил с нами, они с Владимиром Владимировичем занимались хозяйством, когда я уезжала в командировки. Владимир Владимирович строгий отец, его самого так воспитывали родители. Но у него есть замечательное качество - он очень остро чувствует несправедливость, в том числе и свою по отношению к детям. Теперь дети взрослые, подрастают внуки. Катя живет в Германии с семьей, она пианистка и композитор, Петя работает на НТВ, у него замечательная семья. На юбилей Владимира Владимировича соберемся все вместе и будем праздновать.