Знамя
Главное журнальное событие стремительно пролетевшего марта - новый роман Алексея Слаповского "Адаптатор", входящий в книгу "Качество жизни". Плодовитый сочинитель, автор романов "Анкета", "День денег", повестей, пьес и сценариев для популярных телесериалов ("Остановка по требованию", "Участок") на этот раз Слаповский сочинил историю писателя Александра Николаевича Анисимова - адаптатора по призванию, виртуозного "сжимателя" любого текста, эмоции и встречи.
После несколько тяжеловатого разбега, рассказывающего предысторию героя, описывающего его таинственное заболевание, Слаповский попадает в благоприятную для себя стихию, стихию массовой культуры, и синусоида увлекательности немедленно вспрыгивает вверх. Сценарный опыт не прошел для писателя зря - сюжетная линия проходит через болевые точки любого сериала: современный герой в современных обстоятельствах, а если сокращенно, то - любовь + карьерный взлет + светская хроника + доброжелатели, они же враги + падение = жизнь продолжается. Для любопытствующих слегка расшифруем схему - роман героя с популярной телеведущей, сложные отношения с сыном, у которого роман с этой же телеведущей, участие в издательском проекте З. Асимов, внезапная литературная слава и неизбежная катастрофа... Не так уж важны сюжетные перипетии - важнее, что Слаповский нащупал обжигающе современный сюжет, предельно злободневную проблему. Проблему страшной спешки человечества в любой области своей жизни (от бизнеса до любви) и в итоге тотальной примитивизации во имя экономии времени и сил.
Нет сил не только и на полноценную любовь, и на роман: сам "Адаптатор" тоже оставляет ощущение жуткой поспешности - внутренний мира героя, мотивы его поступков, мыслей и чувств так и остаются непрописанными. Как выражался другой писатель в подобных случаях - "невыясненный" какой-то получился этот Анисимов.
Можно, конечно, сделать лестное для автора предположение и решить, что скольжение и спешка входили в замысел, но вероятнее всего роман об адаптаторе сам оказался подвержен сокрушительным процессам минимизации. Страшная усталость, усталость от сюжетов, которые - зачем развивать из тома в том, если можно пересказать в нескольких словах, - утомление от литературных героев со сложными характерами, которые, если по-честному, сводимы к двум-трем чертам, звучат в каждой строке "Адаптатора". Эта усталость от литературы и есть стержень художественной рефлексии Слаповского, на который он пока, к сожалению, не нарастил достаточного количества плоти. Получилась блестящая адаптация романа. Осталось немного - этот роман написать.
Октябрь
Самый парадоксальный и яркий материал номера - "Верлибры" Михаила Жванецкого, ритмизированные лирические зарисовки в стихах и прозе. Кажется, будто они писались на кратком выдохе после выброса иронии и желчи - мягкие, теплые отрывочки ни о чем, обо всем: "Не жить с тобой, хоть видеть тебя. /Холодный май. Дожди. Несчастья./ Запреты. Преданные женщины. Робкие цветы.(...)/ Обложное небо. / Водка. /Маленькие мальчики пьяные. / Маленькие девочки пьяные./ Грибы в шапке у синего, у лилового. /Черешня у приезжих в руках". И еще кажется - не пиши Жванецкий своих хлестких и горьких юморесок, никогда его "верлибры" не получились бы такими лиричными.
С формальной точки зрения великолепно сделана повесть Вячеслава Пьецуха "В предчувствии октября" - гротеск, посвященный хамству черни и, как обычно у Пьецуха, некоторым особенностям загадочной русской души, - не случайно в конце повести два трупа (самоубийство и убийство) и одна бездомная семья.
Роман "Брат и благодетель", написанный руководителем театра "Эрмитаж" Михаилом Левитиным - видимо, дань давнего пристрастия "Октября" к длинным семейным историям. На этот раз вполне тривиально и стерто излагается судьба семейства Гудовичей в лице главного ее представителя Михаила. В начале романа Миша попадает в Америку как посланник русского Временного правительства, затем под разболтанный наигрыш октябрьской неразберихи оседает на чужбине и становится американским профессором русской истории, бессмысленной и беспощадной. Над публикацией этой вещи витает странный аромат какого-то явного недоразумения, словно бы журнал таким образом решил заполнить случайно возникшую паузу в разговоре с читателем. Что говорить, когда нечего говорить? Например, рассказать очередную фамильную легенду. И подготовить к потрясению - в апрельском "Октябре" начинается публикация последнего романа Георгия Владимова.
Новый мир
Новая повесть Анатолия Азольского "Кандидат", крепко сколоченная, гладко написанная история провинциала в Москве. Энергия, напор, занимательность по-прежнему растворены в манере изложения Азольского, однако чем быстрее множится количество созданных писателем вещей (примерно по роману в год, не считая повестей и рассказов), тем очевиднее их однообразие и внутренняя пустопорожность. Машина отлажена, конвейер гудит, аккуратные, ровные кирпичи выскакивают один за одним, но, как обнаруживается при внимательном рассмотрении, - многие из картона. Тут бы и остановиться, постоять, не шевелясь, и в ущерб продуктивности накопить содержимого.
Довольно любопытен очередной "святочный рассказ N 13" Дмитрия Галковского "Девятнадцатый век", посвященный Розанову, и очень симпатичен рассказ Бориса Екимова "Ралли" - о реакции жителей одной богом забытой деревни на автопробег, участники которого промчатся прямо по их деревенской дороге. Опубликованные же в разделе "Опыты" юмористические стихи о политике главного редактора журнала Андрея Василевского, несмотря на явную камерность, придают номеру оттенок домашней доверительности и приятно размывают обычную для журнала суровую серьезность.