С членом-корреспондентом РАМН Ангелиной Константиновной Гуськовой, чье имя стало знаковым в радиационной медицине, мы встретились на ее рабочем месте в клинике Государственного научного центра "Институт биофизики". А поводом стал выход книги "Атомная отрасль страны глазами врача" - своего рода отчет профессора Гуськовой перед коллегами и учениками к своему 80-летию.
Цена плутония
Как и все, что было связано с атомом, ведомственная медицина развивалась в жестких рамках режимных ограничений - вплоть до Чернобыля. И лишь поначалу, в 1954 году, единственный раз было дозволено сделать доклад на международной конференции в Женеве о двух случаях лучевой болезни в СССР. Об этом факте своей биографии профессор Гуськова вспоминает не без гордости.
- А теперь много стали писать о становлении атомной отрасли, - Ангелина Константиновна распахивает створки шкафа в своем рабочем кабинете, и я вижу на полках обширную коллекцию таких мемуаров. - Но очень мало, на мой взгляд, уделяют внимания медицине, ее вкладу. Вот я и задалась целью восполнить этот пробел. А заодно напомнить некоторым ветеранам и особенно нынешним руководителям, что они были не беспризорниками - очень многое для них делалось.
Достаточно сказать, что система профилактических мероприятий, внедренная на "Маяке" уже в начале 50-х, позволила в значительной степени восстановить здоровье нескольких тысяч серьезно облученных людей. Для этого пришлось настоять на выводе с опасных участков более 2 тысяч человек. В 53-м, через пять лет после начала работы комбината, мы уже представили материалы на коллегию министерства. Это было очень скандальное совещание. Головной в то время институт ничего не мог толкового предложить. Малышев, только возглавивший атомную отрасль, даже на крик перешел: "Может мне кто-нибудь пояснить, что делается с персоналом и вокруг завода?!" А у нас уже был пятилетний опыт - и диагностики, и лечения после первых аварий, и профилактических переводов...
Да, конечно, соглашается моя собеседница, комбинат "Маяк", откуда все начиналось, концентрировал в себе главные беды. Здесь запускали первый промышленный реактор по наработке плутония, здесь же хватали "рентгены", методом проб и ошибок осваивая радиохимию, тут отливали из плутония те самые первые полусферы, которые пошли в первую советскую атомную бомбу.
- Врачей вашего профиля, случалось, упрекали в том, что вы, извините за прямоту, адвокаты дьявола, что не людей защищали, а ведомственный мундир. Насколько оправданны такие упреки и какие были для них основания?
- Совершенно ничем не оправданы. Я думаю, было знание, и было невежество. В основном это. Но сейчас мы видим сближение позиций. Например, киевляне - самые наши яростные оппоненты в оценках чернобыльской аварии - недавно опубликовали, причем опубликовали в российском научном журнале, статью о последствиях острой лучевой болезни. Совершенно грамотную. Потребовалось 18 лет, чтобы они поняли и согласились: то, о чем мы говорили, это правда.
Между 50-м и 75-м годами мы опубликовали по крайней мере 25-30 статей в открытой печати. Описали все типичные формы лучевой болезни, но никто это не читал. Врачи, занятые повседневными заботами, просто не реагировали. В 1971 году вышла открытая книга о лучевой болезни человека, где все было сказано.
- И вы не подвергаете ревизии то, что было сформулировано тридцать с лишним лет назад?
- Нет. Прекрасная была книга. Руководство, которое мы год назад издали, значительно слабее той книги. Тут получилось лоскутное одеяло, а там все было продумано. В Библиотеке конгресса США уже через год после выхода нашей книги перевели ее на английский. И теперь она есть во всех библиотеках мира. А попробуйте найти хотя бы в одном нашем мединституте!
Мы не находили здесь поддержки, а в мире нашу позицию по Чернобылю разделяли и разделяют...
Мы, в частности, говорили, что полученные при аварии на ЧАЭС дозы прирастать практически не будут, радиационная обстановка стабилизировалась и в зоне можно получать чистые продукты. Переселять людей больше нет необходимости, жизнь их на новых местах может только ухудшиться...
Когда взрослели не по паспорту
Озерск, Челябинск, Нижний Тагил - эти места доктор Гуськова считает родными, хотя сама родилась в Красноярске. Из Нижнего Тагила осенью 41-го она поступила в Свердловский мединститут.
Три года, как и полагалось при распределении, Гуськова отработала на комбинате в Озерске - заведовала в МСЧ N71 неврологическим отделением. А в 53-м здесь стала формироваться новая клиника - филиал столичного Института биофизики.
"Мы быстро взрослели, - напишет она спустя полвека, - но не от рано приобретенных званий, должностей и наград, а от очень высоких обязанностей, возложенных на нас самой жизнью..."
К лету 56-го успела подготовить докторскую диссертацию, на июль в Москве была назначена защита. И тут - категорическая просьба академика Курчатова задержаться на Урале. Для доклада.
"Я, конечно, задержалась и прилетела в Москву в последний перед защитой день. Защита была непростой по многим параметрам, да и одиноко чувствовала я себя в столичном учреждении. И вдруг все стало праздничным: в проходной меня ждал букет роз от Игоря Васильевича с запиской "За выдержку".
От невежества нет лекарств
- Ваш перевод в Москву совпал с началом создания атомного флота. В 61-м произошла авария реактора на подводной лодке К-19, команда получила большие дозы облучения. Врачебный опыт, полученный на Урале, был востребован или оставался для подводников тайной за семью печатями?
- Сотрудники Военно-медицинской академии уже в 1950 году учились в Институте биофизики. А когда случились первые радиационные аварии, мы непосредственно работали с пострадавшими. По двум таким случаям - 1961 и 1968 годы - было 145 человек с лучевой болезнью, 12 летальных исходов. Оба раза я была в Ленинграде, смотрела этих больных вместе с руководителем клиники военно-полевой терапии, с руководителями Морского госпиталя.
- Годы спустя моряки с "Хиросимы", как прозвали эту лодку на флоте, признавались, что им было запрещено говорить даже о том, как их лечили. Например, нигде не упоминается о пересадках костного мозга. А в действительности это было?
- Тогда это называлось вливание костного мозга. То есть брали от больного костный мозг и ему же вводили в вену. Теперь могу сказать, что это не давало практического эффекта. Абсолютно. Делали от незнания.
- А какие-то новые методы в лечении радиационных больных появились?
- Появились скорее не новые методы, а новые возможности в их использовании. Никогда раньше не было столь широкого спектра противоинфекционной терапии. Во-вторых, появился навык и понимание, когда это надо применять - предварительно, после, в каких дозировках. Появились средства, которые помогают укрепить иммунитет. А принцип в лечении остался тот же - предупреждение кровоточивости и борьба с ней, предупреждение и лечение инфекций. Эти два незыблемых постулата остались такими, какими были.
- О пострадавших с Чернобыльской АЭС, которые получили смертельные дозы и были доставлены к вам в клинику говорили, что они являли собой источник радиации. Что во избежание опасности даже их могилы перекрыты бетонными плитами...
- В таких суждениях правда перемешана с откровенными вымыслами и невежеством. Среди поступивших к нам было два больных с активностью по цезию и йоду, которая делала их источниками излучения. Не очень значительного, но все-таки... Это были операторы машинного зала, у которых при взрыве паром сорвало кожу и отмечалось раневое поступление радионуклидов. Но у них была и большая доза внешнего облучения. Один прожил 21 день, второй - 23. Два смежных с их палатой помещения было решено не занимать. Но вовсе не потому, что остальные могли заболеть или умереть, - такой опасности они не представляли.
- А врачи как себя вели - они ведь тоже рисковали? Никто не отказывался от работы?
- Санитарки - две или три - от нас ушли. И 6-я больница струсила - почти все ушли.
- А кто же занимался лечением?
- Врачи из клиники Института биофизики - нам только здание больницы освободили. Из 6-й остались гинекологи, реаниматоры, два кардиолога и один-два хирурга. Такие страхи среди врачей общего назначения и сегодня существуют, до сих пор боятся, когда к нам привозят радиационных больных.
- Но сама система ведомственной медицины - то, что раньше объединяло 3-е Главное управление Минздрава, - сохраняется?
- Пока да. Но многое уже стирается. Во-первых, условия на производстве кардинально изменились в лучшую сторону. Во-вторых, сейчас если и получаем острые случаи, то не из промышленности. Главным образом от беспризорных источников излучения, которые были распространены во многих отраслях народного хозяйства. Таких "беспризорников" с каждым годом становится больше - они и расползлись по стране.
Серьезно беспокоит то, как используются мощные источники, на которых облучают удобрения, стерилизуют материалы и так далее. А на третье место, к сожалению, вышла медицина. Очень тяжелые случаи со смертельными исходами отмечены при сбоях программ терапевтического облучения. У нас в России пока два таких случая, один - смертельный, одна пациентка жива, но в бедственном состоянии. Это медсестра, которую "сожгли" на рентгеновском аппарате в Институте онкологии...
- А перманентно возникающие разговоры о фактах радиационного терроризма - сколь велика эта опасность?
- Примерно на сто ситуаций ненадлежащего использования излучателей примерно четыре криминальных - когда человек берет их неизвестно для каких целей. В Мытищах был такой случай. Два источника хранил у себя на балконе бывший студент МИФИ. А потом, возможно, чего-то испугавшись, завернул их в детские пеленки и спустил в Мытищинский пруд. Их нашли. По этой пеленке опознали хозяина, освидетельствовали. Сам он никакого вреда не получил, а дальнейшей его судьбы я не знаю... Но массовых ситуаций не было. Поэтому лично я в радиационный терроризм не очень верю. В неряшество - да...
Досье "РГ"
За 50 лет медицинских наблюдений на ПО "Маяк" диагностировано 2300 случаев хронической лучевой болезни, в том числе 2 непосредственных летальных исхода. У 11 пострадавших развился лейкоз. 41 работник перенес острую лучевую болезнь, семеро скончались практически сразу. Высокая заболеваемость раком легкого пришлась на тех, кто начинал работу на "Маяке" в наиболее неблагоприятный период (1949-1958 гг.).