Многие из нас, автор этих строк в том числе, основываясь на дореволюционном опыте, полагали, что суду присяжных в меньшей степени, чем "обычному" суду, присущ обвинительный уклон; что в случаях, когда доказательств вины обвиняемого недостаточно, присяжные выносят оправдательный вердикт; и, наконец, что этот суд всегда учитывает смягчающие вину обстоятельства. Не имея морального права оценивать исход конкретных судебных процессов (поскольку я не являлся их участником), рискну все же утверждать, что эти надежды до конца не оправдались. Осмелюсь также высказать собственное суждение относительно того, почему так случилось. Остановлюсь на нескольких факторах, от которых, на мой взгляд, в немалой степени зависит вердикт присяжных.
Фактор первый: самоощущение представителей общества (коими являются присяжные) перед лицом власти. Писатель Василий Аксенов, анализируя американский суд присяжных, придумал для них злой ярлык - "двенадцать вялых". Как бы это ни было обидно, но будем исходить из реальности: присяжные - это обычные люди, в своем большинстве не слишком преуспевающие и не особенно социально активные. Согласитесь, что, скажем, крупный бизнесмен, видный ученый или высококлассный хирург вряд ли найдут время и обнаружат желание месяцами просиживать в судебных заседаниях, забросив любимую работу.
Абстрактно рассуждая, в самом этом факте нет ничего плохого, если бы не одно "но". В среднем российском обывателе прочно сидит вбитый десятилетиями страх перед человеком в форме. Таковым в судебном заседании является прокурор. Он говорит как государственный муж, "власть имеющий". А присяжные на подсознательном уровне ощущают: с властью спорить - себе дороже. Раз представитель власти утверждает, что сидящий на скамье подсудимых виноват, видно, так тому и быть. К тому же в последнее время у обывателя все больше складывается убеждение, что, как захочет власть, так оно и будет, а любое противодействие ей - бесплодная трата сил.
Присяжным, безоговорочно принимающим на веру доводы следствия и обвинения, быть может, и не приходит в голову простое соображение. Трудно представить, что оснащенные по последнему слову техники и практически некоррумпированные британские или, скажем, германские следователи работают хуже, чем их российские коллеги. И тем не менее процент оправдательных приговоров (фиксирующих "брак" в работе следствия) в этих странах значительно выше, чем в России.
У обывателя все больше складывается убеждение, что как захочет власть, так оно и будет.
Играет свою роль и поведение судьи: если присяжные чувствуют, что судья настроен на обвинительный приговор, им трудно склониться к оправданию, поскольку на них давит авторитет профессионального юриста. Им боязно пойти наперекор судье. И, напротив, солидарность с судьей возвышает присяжных в собственных глазах до уровня профессионала. Правда, в судебном заседании участвует и другой профессиональный юрист - адвокат, так отчего бы присяжным не согласиться с ним? Но дело в том, что адвокат в понимании присяжных не представляется ни властью, ни юридическим авторитетом: он - обычное, частное лицо, да к тому же связанное с позицией своего доверителя.
Фактор второй: психологический настрой общества, частью которого являются присяжные. Великий адвокат Н.П. Карабчевский писал: "Правосудие есть зеркало души народа, и когда душа эта ясна и светла, то и отраженные в ней образы являются ярко очерченными, законченными контурами. Никаких сомнений, никаких колебаний быть не может. Но когда смутна душа, заволоченная известным общественным движением, общественными явлениями переживания трудных исторических моментов, тогда правосудие, зеркало ее, отражает в себе чудовищные и фантастические образы, которые необходимо стереть для того, чтобы добиться истины, добиться правды".
Не входя опять же в анализ конкретных судебных процессов, зададим вопрос, могут ли присяжные с полной объективностью рассмотреть дело по обвинению в терроризме, если с высоких трибун и экранов телевизоров мы слышим призывы расстреливать и вешать террористов публично - без суда и следствия, брать в заложники их родственников, стирать с лица земли их жилища? Разве это не настраивает сердца и души присяжных на определенную тональность, исключающую какое-либо снисхождение, даже если обвиняемый никакого террористического акта так и не совершил, деятельно раскаялся и оказал весомую помощь следствию?
Или, возьмем, к примеру, дела по обвинению в шпионаже. Можем ли мы абстрагироваться от того факта, что на протяжении десятилетий нам внушалось, что любое не санкционированное властями сотрудничество с иностранцами - уже преступление? При таком подходе вопрос о том, являются ли переданные за рубеж материалы действительно секретными, отступает на задний план. И никто уже и не вспоминает, что в известные годы полной "открытости" России всему миру государственные секреты распродавались оптом и в розницу, так что вряд ли сегодня таковые вообще остались.
Фактор третий: объективные трудности при оценке доказательной базы обвинения. Как отмечал знаменитый адвокат С.А. Андреевский, в дореволюционном суде присяжных, как правило, не шел спор о том, совершил ли обвиняемый противоправное деяние. Роль присяжных сводилась к другому: выяснить, под влиянием каких мотивов и побуждений человек пошел на преступление; мог ли он противостоять всей совокупности факторов и обстоятельств, которые подтолкнули его к тому, чтобы преступить букву закона. Именно поэтому в анналах дореволюционного правосудия мы без труда найдем, например, оправдательные вердикты женщинам, убившим своих любовников под влиянием навеянных музыкой воспоминаний о несчастной жизни, причиненных ими действительных или мнимых страданий и т. п. (дело Ольги Палем, дело Прасковьи Качки и др.), не говоря уже о хрестоматийном оправдательном вердикте террористке Вере Засулич. А сегодня присяжным приходится решать, действительно ли перед ними, например, организатор заказного убийства или агент иностранной разведки.
В этой связи выскажу странную на первый взгляд мысль: развитие суда присяжных не снижает, а, напротив, резко повышает требования к качеству работы как следствия, так и адвокатуры. Известно, что "дьявол сидит в деталях". Нередки случаи, когда следствие пренебрегает требованиями Уголовно-процессуального кодекса, всеми силами подгоняя факты под изначально заданную версию. Таким образом, можно создать весьма правдоподобную картину совершенного преступления, но тем не менее абсолютно фальшивую, причем не искушенные в таких делах присяжные могут этой подделки и не заметить. И здесь очень многое зависит от искусства адвоката, от его умения обнажить "прорехи" в доказательной базе, сделав это в понятной и доступной для среднего человека форме. Мы же, что скрывать, привыкли апеллировать к судье, то есть к человеку с юридическим образованием.
Хотелось бы быть правильно понятым: высказанные здесь соображения ни в коем случае не могут быть истолкованы как сомнения в необходимости суда присяжных. Суд присяжных - это путь к более справедливому правосудию. Но этот путь не может быть пройден без усилий всех тех, кто в таком правосудии заинтересован.
Без формирования эффективно действующих структур гражданского общества и обретения им правовой культуры, без взаимодоверия между обществом и властью, без кардинального совершенствования качества работы правоохранительных органов, судей и прокуратуры суд присяжных обречен на то, чтобы раз за разом разочаровывать всех тех, кто связывал с этим институтом огромные и, смею думать, обоснованные надежды.