В специальном репортаже, который публикует сегодня "Российская газета", - шок от будничности явления: 17 миллионов детей, по подсчетам социологов, живут за чертой бедности - это немая статистика. Бедные Михайловы - это кричащая драма в стране с жирно-нефтяным профицитом бюджета. Может ли гражданское общество, которое сегодня со всех сторон рассматривает яйца Фаберже и борется за мир в Чечне, осмыслить эту драму и найти из нее выход?
Семья Михайловых не хочет ломаться, не хочет быть массовкой в трехгрошовой опере, они хотят состояться.
Но прежде всего они хотят есть. За этот неудовлетворенный основной инстинкт их легко оскорбить и унизить.
Они непросты и не просят рыбы.
Они дружно ищут удочку, которую днем с огнем не сыскать в бедном 20-тысячном Горнозаводске в 200 километрах от областного центра. Именно в малых городах, по последней переписи, проживает основное население страны - в одном из них побывал наш корреспондент: "Железнодорожный тупик в горах, где лето наступает на несколько недель позже, чем в Перми. Пообтрепавшиеся дома, после десяти вечера в городе не продают ничего, кроме алкоголя и шоколада, а на улицах - тишина и пустота. Да и днем там немноголюдно, лишь юные мамы тихонько катят коляски: те, кто предусмотрительно не забеременел в старшем классе, стараются уехать учиться в Пермь. Зато местами пасутся пестрые коровы кроткого нрава. Здесь все знают друг друга в лицо и многих - по имени-отчеству. В управлении соцзащиты и вовсе помнят подопечных поименно, многим сочувствуют в индивидуальном порядке: "Михайлова, пять детей? Да знаем, конечно, тяжелая ситуация".
Бедные, бедные люди - многодетные семьи. Если страна упала в яму - демографическую, - кто-то должен протянуть ей руку, чтобы выбраться оттуда. И кто кому должен помочь? Ведь Михайловы уже чем могли помогли государству, чтобы то не завозило работников из-за границы. А государство размер федерального детского пособия (70 рублей) не пересматривало уже три года.
Дело не только в державном долге.
Общество состоятельных и состоявшихся людей не обязано, но должно при своем потребительском эгоизме знать о существовании Горнозаводска.
Михайловы, будем верить, выживут. Они будут чистить снег на чужих крышах и печь на заказ торт "Птичье молоко", будут браться за любую работу, которой так мало в их городке. Они должны выжить, потому что не на сотнях олигархов, а на миллионах Михайловых держится Россия, они ее плечи и главный завтрашний трудовой ресурс.
Есть соблазн злоупотребить актуальной цитатой по поводу борьбы с бедностью. Но ведь ничто в мире так часто не нарушается, как самые цитируемые библейские заповеди.
Ядвига Юферова
Специальный репортаж
В "РГ" пришло письмо из Пермской области. Грустные, неудивительные факты: пятеро детей, зарплата - 1300 рублей да детские пособия и спившийся отец, оставшийся жить в деревне: "Моей теперешней зарплаты едва хватает на хлеб. Ведь 1 кг хлеба стоит 20 руб., а в день мы берем 3 кг хлеба - на 60 рублей. Хотелось, чтобы мои дети кроме хлеба могли выпить и стакан молока, не говоря о мясе и рыбе". Безупречные почерк и грамотность. "Мы с детьми
очень надеемся, что через вашу газету кто-нибудь сможет помочь отправить детей за границу в семью, которая сможет дать детям и питание, и лечение, и образование". Что это? Крик о помощи или расчетливое решение? И вот - самолет до Перми и поезд до Горнозаводска. В голове вертится: "И какая же мать согласится отдать своего дорогого ребенка, медвежонка, волчонка?.."
Железнодорожный тупик
Горнозаводск - 200 километров от Перми, 20 тысяч человек. Железнодорожный тупик в горах, где лето наступает на несколько недель позже, чем в Перми. Пообтрепавшиеся дома, после десяти вечера в городе не продают ничего, кроме алкоголя и шоколада, а на улицах - тишина и пустота. Да и днем там немноголюдно, лишь юные мамы тихонько катят коляски, а те, кто предусмотрительно не забеременел в старшем классе, стараются уехать учиться в Пермь. Зато местами пасутся пестрые коровы кроткого нрава. Здесь все знают друг друга в лицо. В управлении соцзащиты и вовсе помнят подопечных поименно, многим сочувствуют в индивидуальном порядке: "Михайлова, пятеро детей? Да знаем, конечно", - достают листочек с досье - Михайлова Любовь Ивановна, дети: Елена, 17 лет, двойняшки Коля и Вова - 15 лет, Соня - 14 лет, Оля - 9 лет. Лишена родительских прав вместе с мужем в 1996 году, восстановлена в правах в 1999-м, "ситуация тяжелая, конечно, но, вы поверьте, органы соцзащиты делают для них все возможное, все, что от нас зависит". Тамара Алексеевна Попова, директор управления социальной защиты, переживает: "Они получают ежемесячное пособие - 86 рублей 50 копеек на ребенка. В этом году мы оказали разовую материальную помощь в размере двух с половиной тысяч рублей. У нас многодетных семей 212, а детские пособия около 4000 семей получают. Тяжело им, но как мать может хотеть отдать своих детей? Вы сходите в детский дом, она там работала до последнего времени, пусть там о ней расскажут!"
В Горнозаводском детском доме, на предыдущем месте работы Михайловой, рассказывают: "Работала уборщицей, потом стала ночным помощником воспитателя, жаловалась на власти, хотела детей определить в наш детский дом - дети-то у нее сложные, истеричные они какие-то, у мальчиков энурез... Человек она скандальный, но по отношению к детям всегда очень заботливая, по городу ходит с ними под ручку, всегда они у нее аккуратненькие, да и сама она аккуратная очень. Но как она могла просить, чтоб отдали ее детей в детский дом? Матери сами должны воспитывать своих детей! Органы опеки ходили к ней домой - в доме чисто и аккуратно, в холодильнике всегда что-нибудь есть, может, она думает, что здесь детей содержат лучше? У нас на питание на ребенка 65 рублей в день идет. А 7 тысяч в год на ребенка - на мягкий инвентарь и на одежду".
В школе говорят: "Дети проблемные, хотя со старшей, Леной, никаких проблем никогда не было, она в прошлом году пошла в училище на швею. Двойняшки Коля и Вова - агрессивные, Коля очень нервный, что-то не поделил с одноклассником, стул схватил! А Соня очень себе на уме, в прошлом году на уроке литературы обозвала мальчишку, перепалка, учительница ей: выходи из класса! А она, выходя из класса, оборачивается - и еще, и еще его обозвала! Нецензурно! А мама - скандальная такая! На учителей кричит!"
И начальник управления по защите прав семьи и детей Любовь Алексеевна Лебедева: "Вся помощь, которая предусмотрена нашим государством, ей оказывается. Она просила помочь ей отдать детей в детский дом, но мы ей объясняли, что для этого нужно лишить ее родительских прав, а оснований для лишения нет никаких. Требует, требует! Сложно с ней общаться. Трудно сдерживаться, но я стараюсь помнить, что у нее все-таки пятеро детей! Ясно, что человек несколько заблуждается, трудно ему решить все проблемы с детьми. Пытаюсь понять, в чем же у нее проблема, чего же ей не хватает".
Общий смысл проскакивает сквозь внимание и заботу и формулируется не совсем для прессы: "Они же получают все, что им положено! Чего им еще надо?"
Суп из пистиков
У Любови Ивановны полная коробка писем - это ответы разных организаций: "Вы получаете материальную помощь в размере, предусмотренном государственным бюджетом, что же Вам еще нужно, многоуважаемая Любовь Ивановна?"
Действительно, не каждому государственному чиновнику дано почувствовать себя женщиной, кормящей пятерых детей на зарплату уборщицы. Дома у нее всюду цветут фиалки, они облагораживают рассыпающуюся на глазах мебель, а в шкафах - идеальный порядок.
Пять лет назад они приехали в Горнозаводск. Любовь Ивановну восстановили в родительских правах, она забрала детей к себе, а вскоре они сбежали из Хлопушей от мужа и отца, который продолжал пить, а в пьяном виде любил помахать ножом. Уехали продавать ягоды в город, да после продажи решили не возвращаться. В чем были - в сапогах резиновых, с ведрами да бидонами, приехали к маме Любови Ивановны: "По первости целый год мы ели только черный кислый хлеб, кашу пшенную на воде и маргарин. Только то, что могли купить на мамину пенсию".
Но с тех пор и началось: "Деревня, бомжи да нищие", - так зовут детей Михайловых в Горнозаводске. Особенно достается мальчишкам: гордых, недоверчивых двойняшек Колю и Вову по-другому не называют, и от этих ярлыков никуда не скрыться. Начали ходить в секцию карате - задразнили, перешли в самбо на другом конце городка - да какие концы? Прозвища перешли сразу вслед за ними. "Сядут под порог с портфелями и ревут все: "Не пойдем больше в школу, не пойдем! Там всяко обзываются!" Всю охоту учиться у них отбили, раньше были если не хорошисты, то отличники, а тут?! Коля в школу приходит, а директриса: "А ты чего, дебил, сюда пришел?!" И так сложилось уже, что Коле и Вовке на улице лучше не появляться: они несут ответственность за все сломанные лавочки и прочие правонарушения, случившиеся в окрестностях. Однажды, в отсутствие Любови Ивановны, на них повесили какой-то грабеж, пьяные менты, не разобравшись, взяли их по чьей-то наводке, били, Вовка терял сознание. Потом отпустили - взяли ни за что, начальник милиции обещал провести расследование, но на результаты расследования они не надеются. Потому что они - чужие. А в Горнозаводске чужих не бывает. От города не скрыть даже содержимое холодильника, и Соня узнала о том, что к ним в семью приехала журналистка из Москвы, еще раньше, чем ее мама: насплетничали подружки. "Как можно жить, - спрашивает старшая дочь Лена, - если ты человека впервые видишь, а он о тебе уже все знает?"
Михайловы хотят вырваться из этого города, но не знают как. В деревне, в совхозе, где они жили раньше, все было по-другому. О перестройке Любовь Ивановна не может говорить без ужаса: "Сначала всех телок перерезали, потом коров под нож. Развалился совхоз. Мне все тычут: "Зачем нарожала?" Да если б я знала, как сложится, разве я б рожала? Мы как в совхозе жили? Два мешка муки всегда дома было, кур держали, молоко было всегда. Было чем детей кормить!"
Она высокая, сильная, крепкие натруженные руки, сильный грудной голос - и очень эмоциональна.
У них есть огород на окраине Горнозаводска, но картошку нужно сажать в июне - по климатическим условиям, а копать в начале августа, пока не выкопал кто-нибудь еще. Воруют все, что растет, а из маленькой избушки, сколоченной из бросовых досок, в прошлом году украли одну-единственную кровать. Так идет битва за урожай. Поэтому едят ребята супы из пистиков - я так и не поняла, что это за травка такая, позже пойдет крапива - будут варить из крапивы. На большее рассчитывать не приходится. Считать месячные доходы - дело простое: 1300 рублей - зарплата мамы, 1600 рублей - пенсия бабушки-инвалида, 86 рублей - пособия, умножаем на 5, получаем чуть более 3 тысяч рублей на семерых. 15 рублей в день на человека. Полтора батона хлеба.
Но вот незадача: зимой Любовь Ивановна взяла в Сбербанке 15 тысяч рублей ссуды, чтобы купить детям одежду и обувь. Поэтому 800 рублей из зарплаты она отдает на погашение ссуды. А ботинки, купленные Вовке на деньги из кредита, развалились через три недели. Слава богу, Вовка подшивает обувь и себе, и всей семье. Еще им полагается разовая материальная помощь - каждый год по две с половиной тысячи рублей.
Работа уборщицы - это максимум, на который может рассчитывать Любовь Ивановна. По специальности она парикмахер, но кто ее здесь возьмет, в Горнозаводске, где своих парикмахеров достаточно? Она, правда, шабашит: стрижет по 40 рублей мужчин, по полтиннику - женщин. И клиенты у нее все постоянные, никто не хочет идти к другим парикмахерам. Иногда она печет торты на заказ, потому что "Птичье молоко" у нее получается на редкость высоким и пышным. Но не найти в Горнозаводске достаточно клиентов. "Хоть бы по два в день! - говорит Любовь Ивановна, - тогда можно было б жить! Найти бы работу с зарплатой хоть в две с половиной тысячи! Говорят, что людям нужно давать не рыбу, а удочку, чтоб они рыбу ловили. Но где же мне взять удочку?"
Вернуться они не могут. Отец пьет беспробудно и не дал ни копейки за пять лет. "А как подать на алименты? Он мне и сказал: "Подашь на алименты - зарежу!". Я его знаю, он же спьяну что хочешь сделать может!".
Одна надежда остается - переехать в Верещагино, где выросла Любовь Ивановна и все ее знают! Пока это невозможно - там негде жить. Но если бы они смогли продать квартиру бабушки, чтобы купить дом в Верещагино... Увы, в Горнозаводске никому не нужна двушка за 270 тысяч рублей. А дом дешевле не купишь.
И от безвыходности этой мечется Любовь Ивановна, звонит во все колокола и не знает, как вынести весь этот груз ответственности за все семейство, включая бабушку, которая нет-нет да и ввернет: "А вот открыть бы газ, да перетравить бы всех, а то ведь невозможно жить так дальше!"
Медвежата, волчата, мамонты
Дети держатся очень мужественно. Они не жалуются и не хотят пускать чужих в свою жизнь. Конечно, в Горнозаводске мало желающих нашлось сдружиться с гордыми и замкнутыми Михайловыми. Чувство собственного достоинства - это то, что заставляет Любовь Ивановну не просить, а требовать, и оно же объединяет детей, очень разных.
Двойняшки Коля и Вова очень не похожи друг на друга. Колька - угрюмый и с грубоватыми манерами, но очень чуткий на самом деле: он то прячется в себя, то проявляет чудеса внимания. Вовка - умница, самоироничный и доброжелательный. Молчаливая длинноногая Соня, четко знающая, чего она хочет. Крошка Ольга, молчаливая, улыбчивая и ласковая, как котенок. И старшая, Лена, семнадцатилетняя, женственная, спокойная. Лена живет в гражданском браке и ждет ребенка. Денег на свадьбу нет, зато для матерей-одиночек детское пособие на 80 рублей больше, чем для тех, кто живет в законном браке: 161 рубль.
Эти дети придумали много способов для поправки семейного бюджета, но ни одного капитального. Зимой мальчишки чистят крыши от снега. Одна крыша - 200 рублей. Но чистить нужно вчетвером, а крыш в Горнозаводске не так много. Собирают и сдают бутылки по 50 копеек. Но есть и экзотический способ добычи денег. Во всех магазинах - автоматы по "отлову" мягких игрушек. Дети хорошенько набили себе руку на этом "отлове", но используют его при экстренной необходимости: собранные игрушки, себестоимостью 5 рублей, сдаются обратно владельцам автоматов по 15.
Мечты профессиональные есть у всех, кроме маленькой Оли. Оля мечтает вернуться в деревню, где она пасла коров и даже одну доила. Вовка мечтает стать водителем. Коля мечтает стать поваром. У него призвание, говорят все, а какой он однажды испек кекс "Командирский"! Лена мечтает стать проводницей, когда родит ребенка и доучится на швею.
Соня хочет стать милиционером. Она не говорит почему. Может быть, потому что у семьи есть друг, бывший сосед - дядя Руслан, милиционер. Это благодаря ему тогда мальчишек выпустили из милиции. А может быть, Соня хочет справедливости для всех.
В Горнозаводске учиться негде. Любовь Ивановна хотела пристроить мальчишек в военные училища, в кадетские корпуса, слышала она о такой программе помощи неимущим семьям, пришла в военкомат: "Помогите отдать! А мне говорят: "Что вы здесь ходите?! Ваших детей никто никуда не возьмет!" Я говорю: "Как же так? Вот, бездомные дети, их даже подбирают, устраивают!" А мне отвечают: "То - бездомные, а то - ваши! Ваших - никто никуда не возьмет!" У меня ком в горле, слезы душат, обида такая! За что?! Почему?! Конечно, хлопнула дверью, вышла на улицу... дала волю слезам..."
У Кольки и Вовки сжимаются кулаки. Если бы они могли что-то сделать, никто не обижал бы их мать. Однажды Любовь Ивановна уехала в Хлопуши по делам и долго не возвращалась. Тогда бабушка и попросила соцзащиту отправить их в приют. Они отказались и сказали: "Мы поедем ее искать, и если отец что-то сделал с ней, мы его убьем". Но мама вернулась, живая и здоровая.
Они все держатся друг за друга. И очень друг друга любят. Все эмоциональные, взрывные и внешне сдержанные, они привыкли скрывать от посторонних все, что им дорого. Они амбициозны и умны, но и это они привыкли скрывать. Они очень жизнерадостны, когда жизнь дает им повод.
Кого из них Любовь Ивановна хочет отдать на воспитание за границу?
Троих средних вроде бы: Колю, Вову и Соню. Для чего? Лечение, воспитание, образование: "Нет тут для них перспектив никаких, где им учиться?"
Мальчишки страдают энурезом - нервная обстановка, травля в городке. "Вот Коля ездил в санаторий в Усть-Качку! Его там вылечили, приехал - светлый, радостный, никаких следов болезни, такое желание учиться, в школу бежал - и тут директриса: "А ты чего, дебил?!" И все, опять по новой. А за границей, может быть, смогут им помочь?"Но эта финальная фраза про заграницу звучит неестественно. Они мечтают о несбыточном? Нет, их мечты конкретны, и совсем не о загранице.
- А вы-то сами, ребята, хотели бы поехать? Оказаться в чужой семье, не зная языка?
На их лицах появляется замешательство. Они не готовы к вопросу. Весь день мы говорим о том, как они живут, чего они хотят от жизни, и заграница совсем не входит в их планы.
Но уже ясно, что Любовь Ивановна совсем не хочет никого отдавать. Она просто не знает, что дальше делать. Как жить. Это был крик о помощи. "Никому тут нет до нас никакого дела! Эта власть ничего не хочет для нас делать, а у "них" ведь есть все! И Любовь Ивановна перечисляет мне все грехи администрации, евроремонты и шубы. И тогда я со своей колокольни говорю: "Нельзя переживать по поводу чужих грехов, нужно же стараться беречь от плохого себя и детей!"
- Как не переживать?! - ужасается Любовь Ивановна. - Я пришла после зарплаты, долги раздала, в кошельке 13 рублей осталось, и я села, белугой завыла! В кухне они встали все вокруг меня: "Мама, не реви!" - Я достаю 13 рублей - дети, как будем жить? Как мы будем жить? Кого-нибудь это интересует? Их - никого - не интересует!
Слезы катятся по лицу Любови Ивановны, и она закрывает лицо рукой. И тогда все эти гордые дети закрывают лица руками и давятся молчаливыми рыданиями. Мало что может быть страшнее, чем этот молчаливый плач - от бессилия. Тишина в этой узкой и длинной комнате, только что наполненной шумом и смехом, невыносима.
В возникшей паузе нет места для журналистов, но меня уже приняли в круг. Я остаюсь в гостях. Соня убегает на кухню и скоро зовет всех к чаю. Обычно за стол садятся в два приема: крохотный стол не рассчитан на семь едоков, но сегодня пытаются уместиться все - со мной - восемь человек. Мы сидим и пьем чай, и веселимся, забывая о той несчастной семье, в которую я ехала. Дети наперебой рассказывают всякие страшные истории про то, как в общежитии неподалеку кому-то отрезали голову и потом демонстрировали всему общежитию, про соседку и шестнадцать ножевых ранений, бабушка причитает о том, что вся молодежь сидит... Удивительно теплая семейная обстановка, а страшные истории - это просто жизнь, просто жизнь. Мне вручают банку соленых огурцов, банку жареных грибов и двух мамонтов из того автомата с игрушками: "Дочке передадите, только не передаривайте никому!" Они великодушны. И еще они надеются, что их жизнь изменится, когда выйдет эта статья. Может быть, тогда хоть кому-нибудь будет до них дело?
Компетентно
Людмила Ржаницына, научный сотрудник института экономики РАН:
- Из государственного бюджета и фондов социального страхования на детей в общей сложности, по нашим расчетам, тратится всего 11 процентов? Тогда как доля детей до 16 лет в численности населения - более 20 процентов.
Детские пособия не повышались уже три года, а цены за это время поднялись примерно в 1,5 раза. В момент последнего пересмотра сумма пособия составляла всего пять процентов прожиточного минимума ребенка. Теперь этот же процент должен был бы составить 105 рублей. Но и такой малости нет. Детского пособия (около 70 рублей в месяц, в зависимости от региона) хватает только на хлеб, как в семье Михайловых из Горнозаводска, да и то не на каждый день. Понятно, их необходимо увеличить хотя бы вдвое.
Впрочем, можно найти и более универсальный путь решения проблемы. Во многих странах Европы выплаты на детей рассматриваются как составляющая цены рабочей силы, которую платит наниматель работнику. И эта цена поддерживается на том уровне, при котором работник может, хотя бы по минимуму, содержать себя и ребенка. Существуют так называемые страховые взносы на детей. Где-то их платит работодатель (Франция, Италия), а где-то - работодатель пополам с работником (Греция). И уж коли назрела необходимость усиления помощи государства детям, надо воспользоваться мировым опытом.
Мария Соколова