Деклан Доннеллан давно стал органической частью российского театрального ландшафта. С тех пор как в 1996 году Международный фестиваль им. Чехова представил его лондонскую компанию "Чик бай джаул" (что в переводе означает "щека к щеке") со спектаклем "Мера за меру", каждый их приезд вызывал бурю восторгов. "Герцогиня Амальфи", "Как вам это понравится", "Укрощение строптивой". Одновременно началась его работа с российскими артистами. Фестиваль Доннеллана, организованный Международным фестивалем им. Чехова и Британским Советом, представит его две последние российские постановки - "Бориса Годунова" и "Двенадцатую ночь". А откроется фестиваль новой работой Доннеллана и компании "Чик бай джаул" - "Отелло". Одновременно английский режиссер приступает к репетициям пьесы Чехова "Три сестры" с московскими актерами. Продюсером спектакля вновь выступит Международный фестиваль им. Чехова. Мы встретились с режиссером накануне московской премьеры "Отелло".
- Деклан, уже долгие годы вы работаете преимущественно за границей, больше всего в России. Почему сейчас вы вновь поставили спектакль в своей компании "Чик бай джаул"?
- Одна из причин, по которой я столько лет не работал со своими артистами, - то, что я столько лет провел здесь. Но я очень рад, что вновь вернулся к ним. Я много преподавал в Британии, и некоторые артисты, которые работают в "Отелло", - мои студенты. Я очень благодарен Британскому Совету, что они снова привезли наш спектакль в Россию.
- Почему ваш выбор пал именно на эту пьесу Шекспира?
- Просто из-за артиста, который играет Отелло. Потому что он прекрасный артист. Когда я ставлю какую-нибудь пьесу, я делаю это не потому, что мне есть что сказать через нее. В итоге я что-то, конечно, говорю через пьесу. Но начинаю я репетиции, не зная, что конкретно хочу сказать. Для меня смысл репетиций - связать артистов воедино в каком-то новом реальном мире. Просто создать новый мир для этой конкретной пьесы. Конкретный мир, в котором будет немножко жизни.
- Великий английский поэт Оден сказал, что художник всегда имеет свой образ рая, и в этом раю носят определенную одежду, живут в определенных домах и так далее. В ваших спектаклях актеры всегда или почти всегда одеты в костюмы начала ХХ или конца XIX века. Почему ваш рай помещен туда?
- Я не думаю, что у меня есть видение собственного рая. Наверное, это заметнее, если смотришь снаружи. Решения по поводу костюмов принимает Ник (художник Ник Ормерод - постоянный соавтор Доннеллана. - А.К.). Он мне всегда рассказывает, во что артисты будут одеты. Я его никогда даже и не спрашиваю раньше времени. Я думаю, что большинство пьес Шекспира, а может быть, и большинство пьес мировой драматургии нужно максимально приближать к сегодняшней жизни. Мир "Отелло" - это вымышленный театральный мир. Я думаю, что так же с Чеховым: тебе приходится придумывать мир. Иногда у этого мира бывают очень конкретные реалии, иногда нет. Но я всегда верю в максимально современные костюмы, в их возможности, и Ник такого же мнения. И мы еще уверены в том, что все, что на сцене, должно заработать право туда попасть. Это значит брать минимум того, что действительно нужно. Хорошо обдуманный минимум.
- От ваших спектаклей возникает ощущение, что актеры проходят в них какой-то опыт очень личного свойства. Кажется, что и с русскими, и с французскими актерами вы входите в такой же личный человеческий контакт, как и с актерами собственной труппы. Как это достигается на чужом языке?
- Честно говоря, я не так много работаю с личным опытом артистов. Я очень много времени трачу на то, чтобы помочь артистам связаться друг с другом, по-настоящему открыться. Как только человек открывается, он лучше начинает понимать, что у него внутри. Все, что мы говорим или делаем, мы делаем по какой-то причине. И только это привязывает нас к реальному миру.
- Было ли что-то в "Отелло", чего вы не ожидали обнаружить в начале работы?
- Мне очень сложно ответить на этот вопрос, потому что у меня нет ожиданий такого свойства. У меня нет изначального плана, с которым потом что-то совпадало бы или нет. "Отелло" - просто очень грустная пьеса.
- Любовь и ревность?
- Ревность и зависть - два больших, сильных и разных чувства. Ревность всегда болезненна, потому что нам кажется, что мы заменимы. Я думаю, что каждое человеческое существо когда-либо переживало ревность. Но ревность не такое жуткое чувство, как зависть. Настоящая зависть. Когда у кого-то есть что-то, что ты действительно желаешь. И ты хочешь разрушить жизнь человека просто потому, что тебе не дано то, что дано ему. Зависть - это то чувство, которое мы очень редко позволяем узнать в себе. У Яго в финале есть замечательная и ужасная фраза. Он говорит о Кассио: "Его красота делает меня уродливым". И в этом ужас. Потому что мы все иногда чувствуем, что у других есть то, что нам хотелось бы иметь, - красота, деньги, молодость, счастье. Но признаться себе в этом практически невероятно. Я думаю, что мы как биологический вид были бы гораздо более безопасны друг для друга, если бы нам удавалось признавать в себе зависть. Проблема ведь в том, что, когда завидуешь, как правило, не понимаешь, что завидуешь.
- Вы так много рассказываете о зависти, стало быть, Яго - главный герой вашего спектакля?
- Яго - самый современный герой в "Отелло". Потому что очень легко увидеть в Яго себя. Отелло экзотичен, говорит высоким поэтическим штилем, он монументален как образ. И он придерживается того имиджа, который сам творит. Яго гораздо больше похож на людей, которых мы знаем. Поэтому Отелло в некотором смысле гораздо более сложная роль.
- Потому что сыграть героя в строгом смысле слова в современном театре невозможно?
- Это просто нереально! Очень-очень трудно. Но на самом деле, ведь не Яго разрушает жизнь Отелло. Отелло сам разрушает ее. Я думаю, что если бы Отелло любил себя, он не был бы так уязвим для Яго. Когда ты находишься на грани стресса, любое колкое замечание может оказаться последней каплей. Я думаю, что "Отелло" - обо всем этом, о простых каждодневных историях. Отелло очень уязвим, потому что буквально создал себе нерукотворный памятник, он стал человеком, которым он никогда и не был. Он - саморукотворная звезда, и он верит тому образу, который творит для мира. В некотором смысле Отелло - это катастрофа, которая всегда готова случиться. Иногда говорят, что пьеса плохо написана, потому что невероятно, как мало нужно сделать Яго, чтобы Отелло тут же сорвался. Я думаю, что это написано гениально, потому что люди именно таковы в реальной жизни.
- Есть ли для вас что-то общее между Шекспиром и Чеховым?
- Для меня эти два автора идут рука об руку. Вообще, в Британии Шекспир и Чехов - два самых больших театральных автора. И я очень хочу поставить Чехова.
- Почему именно "Три сестры"?
- Во-первых, потому что это всегда было моим самым любимым чеховским произведением. О! Есть, на самом деле есть еще одна причина, главная! Когда я впервые увидел Сашу Феклистова, я подумал: "Он будет чудесным Вершининым".
- Что принесли русские актеры в ваш театральной опыт?
- Мне просто очень приятно с ними общаться. Быть может, это самая важная штука. Ведь репетируя, мы проводим с людьми очень много времени. Для меня безумно важно много с ними общаться, не могу определить, почему. Я просто чувствую этот теплый человеческий контакт, который всегда меня призывает вернуться. Понемножку Россия становится для меня все больше и больше домом. Я все меньше и меньше чувствую, что у меня есть выбор - возвращаться или нет. Я просто начинаю естественно возвращаться.
- Каковы ваши требования к актерам, которые с вами работают?
- Для меня важно, чтобы артисты к первой репетиции уже знали текст. Мне не нравится сидеть вокруг стола и анализировать текст. То есть мы это делаем, репетируя ногами. Мы много двигаемся. Движение очень важно для меня. Я не знаю, чего я хочу до тех пор, пока я не увижу, как мои артисты это делают.
- Что самое главное для вас в театре?
- Чтобы театр был живым. Гораздо более важно, чтобы театр был живым, чем интересным. Думаю, что очень много энергии у режиссеров пропадает из-за желания быть оригинальными. Ведь самое главное - это жизнь. А жизнь высекается при человеческом контакте между артистами и зрителями.
-Кто из режиссеров близок вам в этом смысле?
- Лев Додин, Питер Брук, Петр Фоменко, Кама Гинкас - я думаю, это люди, чья работа продолжает вдохновлять меня. Скажем так: мне очень нравится работа людей, которые достаточно смелы, чтобы делать простые вещи. Простые живые вещи.