Корреспондент "РГ" провел небольшое расследование, которое показало: готовится закон, который позволит приватизировать вообще все памятники архитектуры, вне зависимости от того, федеральные они или региональные. Однако занимать круговую оборону в кронштадтских фортах автору этих строк расхотелось - после того, как он ознакомился с аргументами сторон. Хотя автор не исключает, что после прочтения этого текста такое желание у кого-то все-таки останется.
"Страшный" законопроект пишет известный экономист-либерал Григорий Томчин. Когда автор этих строк спросил его, откуда, собственно, появилась питерская инициатива, и честно признался, что не понимает, зачем спешка, Томчин отреагировал взрывообразно:
- А из Москвы этого и не понять. Это чисто питерская проблема, и закон, который мы разрабатываем, - прежде всего в интересах Петербурга.
Итак, Петербург. Город нескольких тысяч памятников, занесенных в реестр ЮНЕСКО. Этот реестр, примерно, совпадает со списком памятников федерального значения, не подлежащих - пока - приватизации. Тысячи - это очень много. Для сравнения: Москва может похвастаться всего десятками. На планете нет других примеров подобной концентрации признанных мировой общественностью жемчужин, отдыхают даже Лондон, Париж и Рим.
И эти тысячи памятников разрушаются. Что делать? Питер дал ответ: продать в частные руки.
В такой "лобовой" формулировке идея кажется крамольной. Но Томчин, видимо, намерен, обставить потенциального приобретателя кронштадтских фортов максимумом "рогаток":
- На самом деле, - говорит он, - в чьей собственности находится здание, все равно. Главное, чтобы государство контролировало его состояние. По нашей задумке, после продажи государственный контроль не ослабнет, а даже усилится. На самом деле речь идет об ограниченном праве собственности. Если покупатель не выполняет требований договора купли-продажи, то есть портит здание, вносит в его облик неразрешенные с точки зрения исторической правды изменения, - прогнать такого.
Ну а как быть с внутренним осмотром? Как насчет полюбоваться жизненным пространством "графьев"? Все памятники давным-давно разбиты на три категории (научно обоснованные, как говорят): те, которые интересны только снаружи. Понятно, что покупатель такого здания не будет обязан пускать кого-то внутрь. Те, которые интересны и внутри, причем широким слоям населения (например, если интерьер фигурирует в путеводителе, народ с фотокамерами будет все равно туда ломиться). Покупатели таких хором, говорит Томчин, будут обязаны пускать к себе граждан в определенные дни и часы. Наконец, есть интерьеры, интересные только узкому кругу специалистов. Томчин и тут не видит проблемы: научная организация пишет письмо, и собственник не вправе отказать. К слову, примерно в таком же порядке сегодня можно осмотреть фонды того же Эрмитажа: с улицы не пустят, а по письму с указанием научной цели - пожалуйста.
Что даст этот новый закон? Хотя Томчин говорит, что его цель - вовсе не "срубить денег" ("наша задача - сохранить памятники, и точка"), на самом деле деньги тоже будут. По оценкам экспертов, любой из проданных в Северной столице ценных объектов принесет не меньше 5 миллионов долларов, причем напрямую в городскую казну. Из упомянутых нескольких тысяч памятников под продажу точно не подпадут примерно 400 (это театры, музеи и просто объекты, которыми торговать негоже, например храмы). Стало быть, город надеется продать, по некоторым оценкам, примерно 2600 сооружений. Операцию умножения вы можете проделать сами. Эксперты уверяют, что за год, как показывает практика, реально продать примерно 100 объектов, заработав, стало быть, полмиллиарда долларов. При том, что весь годовой бюджет Питера - 2,5 миллиарда, эти деньги, по словам Томчина, "можно целиком пустить на поддержание тех четырехсот, которые не будут проданы ни при каких условиях".
Встает, однако, резонный вопрос. А сможет ли государство уследить за частным собственником, заставить его исполнять все эти обременения? Вопрос далеко не праздный. Государство не нашло сил и денег на то, чтобы уследить за памятниками, которые ему пока принадлежат. Государство (в лице городских властей) вынуждено, пользуясь лазейкой в законе, превращать памятники федерального значения в объекты местной юрисдикции, чтобы все-таки продавать их в частные руки. Обратная сторона этого процесса - снижение стандартов контроля (памятник местный - значит новому собственнику позволено больше экспериментов над его телом). Как мы помним, местный памятник вообще можно снести по желанию губернатора, как это было со зданием Военторга в Москве, который чуть-чуть не успел стать федеральным, как уже погиб под ударами "хорошего" инвестора.
Томчин полагает, что выбирать, реально глядя на вещи, не приходится: если здание не продадут, оно все равно разрушится. Если продадут, появится хоть какой-то шанс. И выдвигает идею создания "архитектурной полиции", то есть специализированной силовой структуры, которая будет ездить по городу, заходить в офисы и прочие закрытые помещения и смотреть, кто и как над лепниной и гобеленами чахнет. Причем полиция озаботится и государственной собственностью, не только частниками. Конечно, опять возникает вопрос: в стране, где в помещение банка, в котором затворились "неизвестные вооруженные люди", не могут проникнуть ни судебные приставы, ни люди из ЦБ, пустит ли крутой "олигарх" какую-то там архитектурную полицию к себе хотя бы на порог? Или предпочтет откупиться?
Будет ли принят закон, который разработал Томчин, надо полагать, в тесном сотрудничестве с властями Петербурга? Вероятно, да, хотя с ходу можно прогнозировать решительное ему сопротивление. Как говорят эксперты, тучи собираются на юге, со стороны Москвы. И хотя мэр столицы недавно публично заявил, что "приватизировать надо", подозрения экспертов могут быть небеспочвенны. Вспомним, что к приватизации федеральных памятников вплотную подобрались в законе о культурном наследии, но по инициативе Москвы в нем появился пункт, который запрещает этот процесс до тех пор, пока не пройдет разделение собственности между центром и муниципиями. А поскольку это разделение дело, как оказывается сейчас, бесконечное, приватизация, по сути, отодвинулась в эту самую бесконечность.
Мотивы Москвы понять можно. Как неоднократно намекалось выше, денег в столице много, а памятников мало, поэтому вопрос об их охране так остро, как в Питере, Калининграде и даже в Туле, не стоит. В то же время отсутствие законодательной ясности позволяет, как об этом писалось не раз, проводить разные сомнительные мероприятия, вроде слома Военторга или гостиницы "Москва". Что делает нынешний закон? Он запрещает приватизировать федеральные памятники (а в Москве, это по определению неприватизируемый Кремль да храмы, которые и так в собственности РПЦ) и отдает местные памятники в полную власть мэру. Никакими обременениями и ограничениями мэр при этом не связан. Чем и удобно статус-кво. И надежда у авторов новой инициативы одна - на политический вес губернатора Северной столицы и ее команды. Потому как "по-старому", "по-московски", Матвиенко не хочет. Это и есть то, что несколько туманно выразили питерские чиновники: мол, до Валентины Ивановны дела решались келейно, а она хочет вывести тень в свет.
Так что в Питере будут приватизировать в первую очередь? "Список 26", наделавший столько шума, как уже писала наша газета, оказался неактуальным: петербургские чиновники пояснили нам, что это на самом деле перечень потенциально возможных инвестиционных объектов, составленный еще в 1998 году. То есть предполагалось, что фирмач на какой-то ляд арендует кронштадтские форты и будет их зачем-то реставрировать. Хотя скорее всего чиновники просто испугались реакции общественности. По версии Томчина, который, как уже говорилось, видит в "неприкасаемых" всего 400 объектов. Остальное и продадут. О точном перечне говорить рано. Эрмитаж, как утешили люд, и в самом деле пустят с молотка навряд ли, как и Святую Софию в Новгороде: даже если гипотетически спрогнозировать такой конкурс, обременений наберется столько (не говоря о цене), что желающих все равно не найдется.
Вот, кстати, и последний вопрос. Выше мы предполагали, что покупатели выстроились в очередь и только и ждут, как бы Томчин поскорее написал закон. В жизни, возможно, все будет не так. Но прогноз, как говорят эксперты, вообще невозможен, поскольку в России нет рынка на "историческую недвижимость" просто потому, что закон пока запрещает само существование такого рынка. На памятники муниципального значения инвесторы худо-бедно находятся, но в очереди не стоят: продажи исчисляются единицами. Ждут, когда откроется выход на элитную старину? А может, им это просто неинтересно?
Внести ясность может разве что апелляция к мировому опыту. Ведь все, о чем говорил Томчин, - и обременения при продаже, и "разрешенные дни" для обозрения графских покоев, и даже пресловутая архитектурная полиция - не его изобретение, а просто калька с повседневного бытия любой европейской страны. Зачем там люди покупают старинные дома? Автор не владеет полной статистикой, но, по его умозрительному заключению, мотива два: престиж либо организация музея с целью извлечения выгоды. Под офис покупают только в тех случаях, когда исторический центр города застроен сверхплотно, а "понты" у фирмы такие, что обитать где-то вне его ну никак не можно. Но это единичные случаи (в основном старые банки или финансовые конторы с мировым именем и столетней историей).
Кстати
На днях Мосгордума на своем заседании предала гласности новый законопроект Москвы о регулировании строительной деятельности на исторических территориях. По словам депутата Михаила Москвина-Тарханова, он должен "стать бастионом" защиты памятников архитектуры. Действительно, законопроект накладывает серьезные ограничения на все манипуляции с памятниками старины во всех исторических зонах столицы, причем вне зависимости от того, кому они принадлежат - федералам или городу.
Впрочем, сами творцы законопроекта не скрывают, что он родился совсем не из высоких побуждений, а в ходе раздела памятников между центром и Москвой. По мнению МЭРТ, все памятники, имеющие федеральный статус, должны автоматически перейти в собственность федерального центра. Москва же ссылается на то, что часть федеральных объектов она уже отреставрировала за свой счет.