- В какой мере "Время жатвы" - ваш личный опыт?
- Когда случилась эта история, я только родилась. А родилась я в интеллигентной казанской семье. И поэтому у меня всегда был интерес к тому, что происходит за пределами дома и семейного круга, поэтому и стала документалистом. Когда одна бабушка рассказала мне эту историю про переходящее Красное знамя, эта история стала лично моей. И это, наверное, для меня сейчас единственный метод работы. Недавно я присвоила еще одну историю: умыкнула из больницы письма на волю одного ученого, который сидел в сумасшедшем доме с 1920 по 1940 год. Он был серьезно болен, и врачи больницы уже перестали считать его личностью, не передавали на волю его послания. Уже в наше время архив клиники хотели выкинуть, и я стащила еще и его историю болезни, и заметки врачей о больном, которые сложились в потрясающий и очень волнующий сюжет. Сейчас на этом материале я пишу сценарий для своей следующей картины.
- Вы и в игровом кино сохранили ощущение документальности.
- Очень люблю документальный театр и его подход к изложению сюжета. Я не стремилась подражать документальному кино, но постаралась создать на площадке атмосферу, близкую к подлинной: так, чтобы различия были минимальны. Была одна задача: рассказывать как умеем, без спецметодик и ухищрений.
- Как вам работалось с непрофессиональными актерами?
- Снимать непрофи - традиция уже достаточно почтенная. Отар Иоселиани, например, работает только с ними: считает, что ни один профи не выдержит крупного плана, сфальшивит. А мне как раз в актере нужна подлинность. Прежде чем принять в группу Люду Моторную, я отсмотрела нескольких актрис из чувашских театров. Все они были с очень хорошей подготовкой, но приходили на пробы в густом макияже. Я просила их смыть краску - и без нее они мгновенно теряли черты. Жизнь накладывает на лицо свои отпечатки, свой рельеф, а грим его прячет. У профессионального актера нейтральное лицо, он стремится спрятать свои настоящие черты: сегодня он Гитлер, а завтра Макбет... Люду я сразу предупредила, чтобы она смыла макияж перед пробой. Оказалось, она им и не пользуется. Сразу стало ясно, что это ее роль.
- Как вы нашли исполнителя главной мужской роли Вячеслава Батракова?
- Мы пришли к нему в дом, и он спросил: на кого будете шить? Оказалось, он зарабатывает на жизнь пошивом брюк. То, что мы ему предложили сниматься, его ни капли не смутило: штаны так штаны, кино так кино. Он инвалид, пенсия у него невелика, но он даже не спросил, сколько мы заплатим: мол, будут деньги - и ладно. И работал, конечно, не ради гонорара: просто хотел изменить жизнь, сменить круг привычных занятий, побыть в новой среде. Очень переживал за своего персонажа, а потом и вовсе в нем разочаровался. Сломался, говорит. Не мужик. А мы порой забывали, что перед нами человек без ног: он никогда ни на что не жаловался, наоборот, спрашивал: чем помочь? Чего надо?
- А у кого вы учились так снимать животных?
- Ни у кого. Хотя сейчас мне говорят, что у нас гусыня и коза играют, как у Кустурицы. Ну разве что хлопушкой не хлопали, ждали, пока животные почувствуют себя уверенно, и тогда уже тихо включали камеру. У нас была замечательная коза-сирота, которую доил кто придется. И когда мы приехали и отвели ее в свой сарай и Люда стала ее доить, коза стала смотреть на нее ну просто влюбленными глазами. Однако по сценарию Люда должна была резко вскочить и убежать. На первом дубле коза не поняла, в чем дело. На втором - попыталась Люду успокоить: не уходи, мол, останься. На третьем чуть не рвалась с привязи: что же такое, куда она все время от меня бегает?
- У вас в фильме очень интересно показаны ритуалы - советские, языческие...
- Знаете, вера в советские символы была лишь верхним слоем в религиозном сознании людей. Под ним христианство, и уже совсем глубоко - язычество. Мы нарочно выбрали Чувашию, где до сих пор у язычества очень сильные позиции: показанное в фильме Дерево духов - это реальное место поклонения чувашей. Мифология позволила сюжету обрести объем и глубину: без нее получилась бы еще одна картина о том, как плох социализм, а это уже банальность.
- У вас в фильме поет фолк-музыкант Сергей Старостин, слышен голос тувинской народной певицы Саинхо Намчылак.
- Я еще студенткой оказалась в экспедиции в Вологодской области и впервые испытала потрясение от народного пения "бабок": в песне человек рождался и умирал. Старостин - исследователь, он собирает и поет подлинные народные песни, а не фальшивые, рассчитанные на телевизор. На самом деле то, что сейчас он звучит во многих фильмах - например в двух последних работах Месхиева, - означает, что наконец-то подлинность стала востребованной. Русский Старостин и тувинка Саинхо поют голосом Земли: они совпали с "мифологическим" видеорядом, стали последним штрихом в построении "народной" картины мира у наших героев.