На экраны выруливает "Водитель для Веры", картина Павла Чухрая, в июне получившая главный приз сочинского "Кинотавра". С ее появлением уже можно говорить о том, что в наше кино наконец возвращаются его фирменный уровень и качества, за которые его любил, по которым ностальгирует массовый зритель. И происходит это уже не в единичных прорывах наподобие "Возвращения" или "Кукушки", а в том, что называют "мейнстримом" - главным руслом российского кино.
О высочайшем профессионализме Павла Чухрая, создателя "Вора" и оскаровского номинанта, можно не распространяться - он очевиден, я его отмечаю только потому, что именно кинопрофессии более всего пострадали от малокартинья. Тщательность, с которой воссоздана ушедшая эпоха, скрупулезная проработка характеров и умение через них создать внутреннее напряжение - в наших новых фильмах пока редкость. Эти умения чаще заменяются игрой света и монтажа, что свидетельствует о рекламном опыте режиссеров, но отсекает любую историю от реального мира, делая ее подобием разбухшего клипа (такие ленты снимаются десятками, от курьезного "Одиночества крови" до подражательного "Ночного дозора").
В новой картине Чухрай возвращается в 60-е годы, которые принято считать временем оттепели, и делает историю о том, как люди пытались в этой оттепели выжить. Сюжет многослоен, и мелодраматическая история потенциального брака по расчету, который становится любовью из жалости, здесь только на поверхности. Эта история и сама способна взволновать безысходностью моральных коллизий, заставить неотрывно следить за развитием отношений и нравственным выбором героев. Но чуткий зритель увидит сюжет второй, подводный и главный - трагедию страны, где каждый за каждым следит, каждый ощущает себя игрушкой в руках тайных сил, каждый из победителя легко может стать жертвой.
И это будет пересмотром сложившегося представления о легендарных 60-х, эпохе романтических надежд и веры в "коммунизм с человеческим лицом".
Маленькая история Веры, ее всесильного отца-генерала и ее последней надежды быть любимой - пылинка в космосе, где схлестнулись силы совсем иных масштабов, уже не имеющие отношения ни к чему человеческому. Эти силы и правят страной, от них зависит хрупкое существование каждого. Они к финалу размажут всю эту частную жизнь, за которой мы следили с волнением и надеждой, в абсолютную слизь. Причем даже не намеренно, а просто потому, что нормально функционировать у нас не умеет ни один государственный механизм - ни явный, ни тайный. Картина задумывалась давно, но выходит на экран еще более актуальной: осмыслить трагическую роль этих сил в нашей истории ни люди в массе, ни страна в целом так и не удосужились. И мы опять в преддверии чего-то неясного.
Фильм сделан как на одном дыхании. Режиссер умеет захватить внешне неважными деталями: многие кадры поначалу молчаливы, за людей говорят вещи, интерьеры, само молчание с бездной его оттенков. Чухрай актеров берет таких и задания им дает такие, что и в молчании чувствуешь нечто нависшее и грозное. Нет ни одного эпизодического персонажа - важен каждый: каждый кроме личной несет в себе государственную функцию. Мы успели забыть об этой странности советского бытия - но так было. Расторопный генеральский адъютант капитан Савельев (предельно органичный, как всегда, Андрей Панин) - не только адъютант, но и тайный сотрудник органов, о чем генерал может только подозревать. И горничную Лиду (Екатерина Юдина) в генеральский дом прикомандировали не просто так. И в рабочих, что пришли дезинфицировать дачу, видна какая-то другая выучка. И красивого шофера Витька (Игорь Петренко) из отборных кремлевских курсантов взяли не только потому, что он мог бы составить счастье дочке-хромоножке, - заодно у адъютанта из органов появится новый осведомитель. Любого можно, если нужно, прижучить, шантажировать, пустить в расход, размазать по стенке, ибо у каждого есть свой "скелет в шкафу", своя вина перед государством. Каждый это знает и потому в каждом живет опасение. Даже в уверенном в себе генерале.
Генерала играет Богдан Ступка, и мы еще раз убеждаемся, что это артист гениальный, умеющий одним присутствием в кадре передать и характер, и его историю, и космос, его окружающий. Играть властную самоуверенность у нас способны многие; так скупо и так исчерпывающе сыграть глубоко спрятанную обреченность, беспомощность умного человека в бесчеловечной системе может только Ступка. Он же полнее всех передает двойственность существования человека в преступной системе: в сценах с дочерью с его героя слетает весь генеральский напор, остается человек любящий, страдающий и тоже беззащитный.
Игорь Петренко, которого уже окрестили русским Томом Крузом, пока, слава богу, не настаивает на своей роли секс-символа, но предъявляет серьезные актерские потенции, в ключевых сценах доходя до трагедийного накала, причем молчание и у него оказывается важней и выразительней слов. Его Витек, детдомовец, в армии впервые узнавший вкус хоть какой-то жизни, к этой жизни словно примеривается, ощупывает шансы, открывшиеся ему благодаря его мужским статям. А поняв, зачем его взяли в генеральский дом, тяготится двусмысленностью своего положения и постоянно находится в процессе мучительного выбора. Он-то и оказывается в точке пересечения сразу многих сил - столь многих, что приходит на ум упрек в драматургической перегруженности сценария. По воле генерала парню нужно укротить до предела взвинченную Веру - та беременна, давно отчаялась и в любой момент готова взорваться; влюбленная в Витька Лида пытается отвадить его от "брака по расчету"; "органы" хотят убрать генерала и видят в шофере удобного стукача, а вся генеральская дача становится одним из эпицентров вечной борьбы между "гэбэшниками" и "армейскими". Эта сверхплотность создает в трагически красиво закругленном финале ощущение искусственности, чрезмерной выстроенности - даже при том, что фильм заканчивается многоточием, и о дальнейшей судьбе слишком много узнавшего Витька можно только догадаться.
Эту искусственность усугубляет и неизбежное предположение: а что если Вера предстала бы не в облике утонченно красивой Алены Бабенко, а была и впрямь дурнушкой, - остался бы тогда Витек таким благородным, стал бы рисковать жизнью ради чужого ребенка, испытал бы святое сочувствие к ближнему? Надо признать, что в интересах зрелищности авторы предельно облегчили герою путь к душеспасительным решениям и тем неосознанно приблизили картину к типу коммерческого триллера с погоней и падением сверкающего "ЗИЛа" в пропасть.
Но это осознаешь только после финальных титров, разбираясь в том, что вдруг помешало тебе в такой сильной картине испытать настоящий катарсис.