Кепка мне его не нравится
- Светлана Гавриловна, давайте попробуем объяснить секреты высоких и невысоких рейтингов политиков и известных людей, попытавшись воссоздать "механизм симпатии".
- Есть такая богатая научная метафора "политическая сцена", ее ввел в оборот французский социолог Пьер Бурдье. Она позволяет говорить о том, как складываются отношения между правителями и теми, от чьего лица они играют свою роль на политической сцене. Нормальной, по Бурдье, является ситуация, когда "представители", оказывая политические услуги, поддерживают связь со своими сторонниками, ненормальной - когда политики играют "для себя". К сожалению, у нас политики не очень-то утруждают себя вопросом, о том, чьи интересы они представляют, "для кого играют", и неудивительно, что избиратели весьма приблизительно делят политических деятелей на тех, кто "за народ", и тех, кто "против народа". Естественна и реакция на политиков как на "дающих представление", а не "представляющих интересы". Когда мы, социологи, просим их высказаться о каком-то политике, нарисовать его портрет, они, как правило, говорят о нем, как об актере. "Видеть его не хочу" или "Кепка мне его не нравится", "Не симпатичный", "Представительный". Такие характеристики люди обычно дают, когда они в роли зрителей.
- Может, тут дело в облегченном взгляде народа?
- Вот-вот, и вы хотите говорить о менталитете. За все годы демократических перемен из культурологии и социологии в сферу политики перешло только одно это понятие - менталитет. И это слово сейчас используется как объяснительная конструкция для всего, чего угодно. Слово, конечно, очень удобное. Чуть что: а-а, менталитет такой, ничего не поделаешь. Все россияне-патерналисты, ждут милостей свыше, привыкли, чтобы о них заботились, и т. д. Между тем эти слова непродуктивны для анализа отношений народа и власти.
- А какие же, по-вашему, продуктивны?
- Я бы очень хотела, чтобы в сферу политики вошло и стало таким же популярным, как "менталитет", слово "респонсивность". Оно означает способность управляющей системы воспринимать воздействия среды и отзываться на них.
- Уж очень терминологически звучит.
- Не терминологичнее, чем "менталитет" когда-то. Но я не хочу, чтобы в жизнь вошел термин, я хочу, чтобы вошла практика. Потому что практика объяснения всего на свете "менталитетом", тем, что "у нас страна такая", конечно, очень удобна, поскольку снимает ответственность: "народ такой", а я ни при чем.
Другие качества
- А если бы политики думали о своей респонсивости, способности реагировать действием на настроения в обществе, это было бы очень продуктивно. Здесь уже есть определенная социальная практика.
Например, уже можно сказать, как у нас ведут себя люди, чтобы привлечь внимание тех, кто "на политической сцене". Чаще всего они решаются на какой-то диффузный протест: перекрытие дорог, аутоагрессию (агрессия, направленная на себя, - голодовка, например), агрессию, направленную во вне. Сейчас наиболее распространена аутоагрессия, голодовки объявляются одна за другой. Люди чувствуют, что другие механизмы привлечения внимания властей не срабатывают, и пытаются апеллировать к предельной ценности - ценности человеческой жизни. И иногда это срабатывает.
При том, что не срабатывает суд. Очень трудно объявить законную забастовку по новому законодательству.
Каким-то загадочным образом народ ошибается довольно редко. Он хорошо различает правду и ложь политиков.
Есть еще в нашей социальной практике опробованные попытки установления контактов с теми, кто находится на политической сцене: открытые письма, обращения, митинги. Но те, кто "на сцене", иногда вступают в этот контакт, а иногда не очень. Респонсивости часто не наблюдается. Стоит митинг в горде N. с требованиями включить горячую воду, а мэр молчит. Или переадресовывают ответственность: это не мы виноваты, это центр, Кремль, Чубайс.
- Что должно последовать за диффузными протестами?
- Установление контакта, попытка диалога, конструктивное взаимодействие. Должны начаться переговоры, суды, работа согласительных комиссий. Например, на Муромском стрелочном заводе каждый год садятся за стол переговоров с рабочими. И на мой взгляд, нужно тиражировать образцы такого конструктивного взаимодействия.
- Итак, если отодвинуть ту точку зрения, что народ у нас негодный, инфантильный, негражданственный, неответственный...
- Он может быть каким угодно. Но человек, так рассуждающий, ставит себя в странную позицию. Посмотрел сверху: да, плоховатый народ - и что? Надо его куда-нибудь экскаватором сгрести и другой народ сделать? Это какая-то большевистская позиция, она меня обескураживает. Особенно, когда ее придерживаются вроде бы либералы, гуманные интеллектуалы.
Непродуктивно говорить о качестве народа, нужно говорить об отношениях между разными группами людей. Потому что их-то как раз можно поменять. А там, глядишь, что-нибудь и с качеством изменится.
Респонсивный политик, один на страну
- В стране есть один респонсивный полиитик, судя по высоким рейтингам, это президент. Как тут по-вашему разворачивается взаимодействие политика со средой?
- Оно разворачивается в целом хорошо по нескольким причинам. Во-первых, президент всегда берет ответственность на себя, никогда не говорит: "Водоканал" виноват", "Буш меня обманывает", "Дума виновата", "Меня спровоцировали".
- Скажите, а вы можете гарантировать как социолог, наблюдающий за отношениями двух институтов - президента и народа, - что это не его актерский талант, не изыски политтехнологов, знающих, какие акупунктурные точки надо нажимать, чтобы вызывать симпатию?
- Я могу объяснить, почему экранные образы люди воспринимают так или иначе. Что там на самом деле, я, разумеется, не знаю. Но, по моим ощущениям, каким-то загадочным образом народ ошибается довольно редко.
- То есть, Россия совсем не инфантильная страна...
- Она может быть и инфантильная. Я, кстати, согласна с социологом Леонидом Седовым, который говорит, что у нас страна подростковая. Действительно, в силу незначительного по срокам опыта ответственного поведения у нас налицо все свойства подростковости - любопытство, энергия, безответственность. Но при этом народ различает правду и ложь политиков.
- Как?
- Считываются какие-то жесты, знаки с экрана. Например, знаки компетентности: как президент надевает халат, как на нем сидит морская фуражка, как он подходит к машине, как он разговаривает с теми, кто приходит к нему обсуждать проблемы. А политик ведь не может контролировать себя буквально во всем - от разглядывания машин до стояния в церкви.
Мне кажется, что те, кто возмущается или недоумевает по поводу высоких рейтингов, на самом деле не понимают диалога народа с Путиным.
Помимо рейтингов я бы обратила внимание вот на какой момент: начиная с 2003 года, Путина, который всегда был президентом среднего россиянина (и остался им), чаще стали выбирать успешные, ресурсные группы. Вот в такой конфигурации: "молодые, образованные жители крупных российских городов за исключением Москвы".
- А почему за исключением?
- Москва - город более идеологизированный, находящийся под влиянием журналистских мод, придумывающих ярлыки типа "тефлоновый президент" или покрепче - "ставленник спецслужб", и народ впечатляется от этих ярлыков. Как-то неудобно, все вокруг говорят, что он такой, а я буду думать иначе - конформизм наизнанку.
- Какие еще характеристики у той молодой группы, что выбирает президента?
- Они оптимисты. Они умеют формулировать свои позиции и транслировать свои установки - на свою семью, на коллектив, на друзей.
Так что если даже рейтинг президента несколько снизится, он все равно будет достаточно устойчивым, именно потому, что есть такие точки опоры.
Знайки, злодеи, строители
- Какие слова, картинки, сравнения заслуживают у граждан герои нашей "политической сцены"?
- Образ президента мало претерпел изменений. Он по-прежнему "сильная личность". А у всех остальных на политической сцене есть свои, но более узкие амплуа. У Лужкова, например, амплуа хозяйственника: "Лужок-строитель". У Зюганова - "борца за идею". У Жириновского - "возмутителя спокойствия". У Шойгу - "спасателя". У Явлинского - амплуа "резонера".
- А у Чубайса?
- Можно подумать, вы не знаете.
- Злодея?
- Даже скучно говорить об этом, все знают: "записной злодей". До этого, правда, "записным злодеем" был Березовский, но потом он ушел со сцены, а Чубайс остался. На фокус-группах до сих пор кто-нибудь да скажет: во всем виноват Чубайс. Но это предмет отдельного разговора.
Интересно, что Путин по всем параметрам, которые мы замеряем - деловые, идейные, нравственные качества, - получает оценки выше, чем все остальные. Казалось бы, по моральным качествам самые высокие оценки должны быть у Явлинского, поскольку у него амплуа резонера. Но нет...
- Почему же?
- Потому что президент в этом спектакле - "главный герой". У него приз зрительских симпатий за все: и "диалог он умеет вести", и "хваткий", и "всегда там, где он нужен", и "системный человек", и "с мощным духовным потенциалом" и "с уверенным живым лицом", и "душевный", и "адекватный" и "походка у него красивая".
Конечно, что-то может и приписываться, но уверенное лицо власти после безвременья и неуверенности предыдущего периода этому способствует.
Страна авторитетных женщин
- Помимо политиков, есть ли на "политической сцене" значимые, авторитетные люди? Много говорят о том, что в российском обществе сегодня дефицит авторитетов.
- Это так. Мы проводили очень большое исследование, посвященное авторитетам. Дефицит действительно велик. Авторитеты остались на уровне межличностного взаимодействия - в семье, в кругу друзей, знакомых, так обычно бывает во времена кризисов.
- Чем полезен авторитетный человек?
- Мы проводили большое исследование в форме глубинных интервью - почти тысяча интервью удалось взять на эту тему. Выяснилось, что у авторитетного человека две важные функции: психологическая защита (для слабых) и образец (для сильных).
Не менее важная функция авторитета - интеграция сообщества и выражения его интересов. Авторитет превращает общество в единую социальную ткань. Он носитель социальной ответственности. В ситуации кризиса он часто остается единственным островком стабильности, на него смотрят и говорят: пока есть такие люди, как Мельникова (глава комитета солдатских матерей), все не так плохо.
- Кто авторитетен в ближнем круге?
- По частоте упоминаний в ближнем круге лидируют женщины: мать упоминается в четыре раза чаще, чем отец, жена упоминается в три раза чаще, чем муж, сестра чаще, чем брат, тетя чаще, чем дядя.
- А кто-то авторитетен на региональном уровне?
- Иногда называют губернаторов, мэров. Иногда - врачей или преподавателей вузов, известных в городе интеллектуалов, ученых. Но чаще всего - ближний круг, а ступил за порог, там сразу- "вся Россия" без промежуточных звеньев.
- А во всей России?
- Уже знакомый по опросам набор - Патриарх Алексий II, Путин, Шойгу, для кого-то Зюганов, для кого-то Греф. Солженицын. Юрий Башмет.
Вот высказывания о моральном авторитетете:"Наверное, это должен быть Патриарх всея Руси. Я... верю в то, что он почти безгрешный человек". "Герман Греф. Я ему доверяю, потому что в его словах чувствуется правда. Спокойный и рассудительный". "Солженицын остался преданным человеком России. Жаль, что старый, а так его бы в президенты". "Юрий Башмет. Громадная работоспособность, помогает нашим молодым талантам в трудное время, не покидает нашу страну".