- В таком случае, Евгений Григорьевич, каков лозунг дня?
- Главный вопрос, который должна решать российская экономика в настоящий период, - это не удвоение ВВП и не сокращение бедности, это не диверсификация экономики, а повышение ее конкурентоспособности. Потому что если мы добьемся повышения конкурентоспособности российских товаров и услуг, то тогда нам удастся удвоить, а может, даже и утроить ВВП, сократить бедность и снять все остальные проблемы. В этом смысле конкурентоспособность - это действительно национальная задача, которую необходимо решать, не впадая ни в эйфорию, ни в патриотические иллюзии, а прежде всего отдавая себе реальный отчет в том, что мы можем и чего не можем. Когда я говорю о патриотических иллюзиях, я имею в виду, что мы, вообще-то говоря, склонны, с одной стороны, к шапкозакидательству, а с другой - к комплексу неполноценности. И мы каждый раз мечемся между этими двумя крайностями.
- Если вести речь о повышении конкурентоспособности, то хотелось бы знать, с какой позиции мы стартуем?
- Мы пытались проанализировать конкурентоспособность российской продукции на внешнем и на внутреннем рынках. На внешнем рынке мы использовали для этого принятые в зарубежной практике показатели, в том числе - RCA (Revealed Comparative Advantages). Судя по результатам, пока у нас конкурентоспособными являются сырьевые товары: на первом месте - газ, на втором - никель и т. д. Приятное исключение составляют энергетическое и электротехническое оборудование и приборы. Больше из сектора обработки в этом списке ничего не оказалось. Были еще суда, но они выпали из числа конкурентоспособных товаров в 2002 году.Чем выше степень обработки, тем ниже уровень конкурентоспособности.
- То есть практически, кроме сырья, нам в настоящий момент международному рынку предложить нечего.
- Я бы не стал делать из этого каких-либо далеко идущих выводов, потому что мы просто получаем какой-то ориентир. Мы должны понимать, что если хотим диверсифицировать экономику, стать конкурентоспособными, то должны забыть о том, что нам надо в пожарном порядке к 2010 году удвоить ВВП. Потому что добиться уровня конкурентоспособности по товарам, которые обеспечат устойчивые позиции России на мировых рынках, быстро невозможно. И опыт двадцатого века по всем ключевым странам, которые добились настоящего успеха в повышении своей конкурентоспособности, показывает, что на это уходит от 20 до 40 лет. Мы должны ориентироваться на такие стратегические сроки.
- Это то, что касается внешней конкурентоспособности. А что у нас с внутренней конкурентоспособностью?
- К сожалению, не было возможности провести такой анализ, потому что нет данных. Наша статистика аналогичные расчеты пока сделать не позволяет. Мы договорились с Госкомстатом, что надо найти деньги на такую работу.
А пока я могу сказать лишь, что сравнения возможны только в натуре, по крупным группам товаров. И эти сравнения говорят следующее: на рынках продовольствия мы имеем примерно 70 процентов отечественных товаров и 30 импортных; на рынках промышленных товаров народного потребления пропорция обратная. Как правило, российские товары на внутреннем рынке занимают низшую ценовую группу и держатся в основном потому, что в России бедное население. Если население станет более богатым, то у нас начнет работать рыночный механизм, но в противоположном направлении: возросший спрос будет стимулировать импорт, наши отрасли, которые сегодня торгуют на внутреннем рынке, начнут проседать, значит, опять появятся бедные. Но надо все-таки выходить из такой ситуации, и никакого другого способа, кроме повышения конкурентоспособности и завоевания позиций на рынках, где вы можете продавать товары по более высоким ценам и с меньшими издержками, не существует.
Бизнес в роли Геракла
- Но как разорвать этот порочный круг?
- Лично я глубоко убежден в том, что эти задачи может решать только бизнес, прежде всего частный бизнес. Я очень рассчитываю на это, потому что опыт последних трех-четырех лет показывает, что российский бизнес способен на такой подвиг. И если ему не мешать, то он с этими задачами рано или поздно справится. По крайней мере в те периоды, когда власти не особо "приставали" к экономике, дела шли на лад.
Теперь - с точки зрения обеспечения конкурентоспособности ресурсов. Что касается природных ресурсов, то с этим у нас все в порядке, даже слишком, они мешают нам проявлять в достаточной степени инициативу. Что касается трудовых ресурсов, то мы должны быть готовы к тому, что численность трудоспособного населения будет сокращаться уже начиная с 2007 года, и поэтому мы не можем рассчитывать на приток рабочей силы. Даже если мы говорим о миграции и кто-то использует иностранных рабочих, то, как правило, это неквалифицированная рабочая сила. А по нашим оценкам, за предстоящие 20 лет мы больше, чем 10 миллионов мигрантов, не получим. Даже при том, что у нас прекратятся все ксенофобские проявления. Миграция нам исключительно полезна, потому что приезжающие работать в легальном порядке платят налоги в социальные фонды. Эту кампанию надо проводить, но так же, как и в деле увеличения рождаемости, подозреваю, большого успеха эта пропаганда не принесет. Тем более что мигранты больше предпочитают Западную Европу и Америку, чем Россию. Просто нужно иметь в виду, что в будущем у нас будет следующая ситуация: недостаток рабочей силы мы должны будем возмещать более высоким уровнем образования, развитием науки и повышением производительности. Другого варианта у нас нет.
Кто больше знает,
тот лучше живет
- Значит, приоритет за наукой?
- Наука и образование, на мой взгляд, становятся первым приоритетом в развитии страны еще и потому, что они создают потенциал для роста человеческого капитала, и капитала знаний, которые повышают мобильность экономики. Мы должны иметь такую экономику, которая быстро реагирует на те возможности, которые возникают на рынках. Должен сказать, что мне нравится то, как быстро после 1998 года российский бизнес среагировал на изменение ситуации. Хотя следует отметить, что это были довольно простые условия, мы могли увеличивать объемы или менять направление поставок той продукции, которую мы уже умели "завернуть и подать"- нефть, газ, черные и цветные металлы, удобрения, лес и вооружения. Вот весь наш "джентльменский набор".
- Но можем ли мы рассчитывать на это и дальше?
- В дальнейшем ситуация будет такая, что роль всех этих товаров на мировых рынках будет падать, возможности получения доходов за счет этих ресурсов начнут сокращаться. Мы не можем предсказать темпы этого процесса, но если наконец будет изобретен конкурентоспособный водородный двигатель, то потребление нефти в мире в течение 10 лет сократится как минимум вдвое. Вы можете представить себе масштабы возможных структурных подвижек, с которыми нам тогда придется столкнуться. Надо сказать, что мы уже начинаем принимать участие в этом движении. "АвтоВАЗ" даже выставил в Женеве один автомобиль на топливных элементах, но не знаю, будет ли он конкурентоспособен.
Наш анализ также показывает, что у нас не будет проблем с инвестициями, во всяком случае, с краткосрочными. Если события будут развиваться более или менее нормально, то возможности доступа к сравнительно дешевому краткосрочному и среднесрочному капиталу будут всегда. Источников же долгосрочных инвестиций в стране нет. Мы должны понимать, что институты, которые формируют долгосрочные накопления, у нас только создаются, можно сказать, что они просто на нуле. Это страховые компании, пенсионные фонды. В процессе пенсионной реформы мы опять столкнулись с тем, что пенсионные накопления будут создаваться медленнее, чем предполагали. Поэтому надо отдавать себе отчет, что если будут возможности привлечения долгосрочных инвестиций, а они очень нужны, то это будут в основном иностранные инвестиции.
Нет ничего важнее доверия
- Конкурентоспособность экономики не ограничивается сферой компаний, это понятие более широкое.
- Вы правы. Наш анализ показывает, что в обеспечении конкурентоспособности важное место будет занимать конкурентоспособность институтов, то есть та деловая среда, которая будет создана для формирования условий привлекательности бизнеса в России. Обстановка свободы и доверия - это то, что создает активный, мобильный и эффективный бизнес. Должен сказать, что это наш самый большой ресурс. Не нефть и не газ - больше чем 2-3 процента роста экономики в долгосрочном плане за счет нефти и газа мы обеспечить не сможем. Сейчас нам просто какое-то время везет, мы реализуем возможности, которые связаны в основном с реформами 90-х годов. Они уже подходят к концу. Приток нефтяных денег позволил нам разрешить проблему неплатежей, бартера и некоторые другие. Сейчас мы с помощью роста монетизации, то есть увеличения отношения денежной массы к ВВП, которое создается за счет притока иностранной валюты, обеспечиваем значительную часть экономического роста. Делается это через механизмы финансовой сферы, через банковскую систему. Если вы думаете, что у нас с банками совсем плохо, то это не совсем так. Потому что банковская система очень быстро наращивала объемы кредитования, но она, к сожалению, показывала гораздо меньшие темпы роста капитализации. Поэтому последние 3-4 года там постоянно росли риски. Эти риски, с моей точки зрения, сегодня начинают вылезать. Но это, как мне кажется, не очень опасная проблема. Потому что это проблема роста. Серьезная проблема другая: мы должны избавиться от проблемных банков, от банков, которые занимаются отмыванием денег. А их много... Но если у нас будет развиваться банковская система и мы будем продолжать получать приток капитала благодаря нефти, то какое-то время сможем развиваться довольно высокими темпами. Сейчас у нас монетизация экономики - отношение агрегата М2 к ВВП - составляет 25 процентов. В 1998 году было 14 процентов, то есть колоссальный рост. Но во всем мире этот показатель равен 80-100 процентам, так что некоторый резерв есть. Но нельзя злоупотреблять быстрым ростом монетизации, потому что если вы не наращиваете одновременно капитал, не улучшаете качество работы финансовой системы, то дело кончается кризисом...
Я вернусь к тому, что является нашим настоящим резервом. Это не нефть и не газ, а совершенствование институтов, перестройка менталитета, приобретение привычки выполнять законы, доверять друг другу и думать, что то, что я делаю, должно создавать доверие у моих партнеров.