Жители поселка Прогресс Амурской области пребывали в шоке, когда узнали, что Ясабуро Хачия уезжает из России в Японию. Навсегда. Всем поселком пришли провожать земляка. На перроне маленькой станции люди стояли, тесно прижавшись друг к дружке. А друзья и знакомые жалели бабу Клаву.
- Что же ты, Клава? - причитали сердобольные соседи. - Зачем мужика от себя отпускаешь?
- Так нужно, - только и говорила Клавдия Леонидовна и принималась плакать.
Муж махал ей из своего вагона, а ветер доносил лишь отдельные обрывки фраз.
После его отъезда слегла Клавдия, занедужила. На каждый шорох и скрип болезненно реагировала. А потом помаленьку успокоилась: и не такое в жизни у людей бывает.
Она его за муки полюбила
Они познакомились больше сорока лет назад в Брянской области. Клавдия, красавица и умница, работяга и коммунистка, жила там на поселении. За что ее осудили на десять лет, она и сейчас толком не может объяснить. Японца она увидела в столовой. Нерусское лицо, худющий, забитый, а в глазах такая щемящая тоска, что у Клавы сердце сжималось от жалости. Как-то он к ней в раздевалке подошел, на жутко ломаном русском пытался заговорить с русской красавицей. Она отвернулась. На следующий день он опять встретил Клаву и не отходил от нее уже ни на шаг. А потом она и сама привязалась к японцу. По глазам видела, как сильно он несчастлив: взгляд словно у затравленного волка, загнанного в угол. Так и получилось у них: "она его за муки полюбила, а он ее - за состраданье к ним".
Ясабуро поведал Клавдии свою историю. Раньше его отец был богатым человеком, а потом вдруг обанкротился и сгинул с глаз долой, подальше от позора. Но потом объявился и позвал старшего Ясабуро-сан в Корею, где можно якобы легко заработать. К тому времени у Ясабуро уже были молодая жена и сын. Но не успел он обосноваться в Корее, как началась Вторая мировая, после окончания которой в страну с триумфом вошли советские войска. Ясабуро арестовали по подозрению в проведении разведывательной деятельности против СССР. Начались его мытарства на чужбине: магаданский лагерь, затем поселение в Брянской области.
А когда освободился, остался в России, на Брянщине. Не оказалось его фамилии в списках отъезжающих на родину бывших японских военнопленных. Почему? Так и осталось загадкой. А потом... Потом ему сказали, что его жена и сын погибли в Японии. Жизнь превратилась в череду черных пятен. В ту пору он и встретил Клаву.
Вскоре после знакомства Клавдия освободилась и уехала в далекий поселок Прогресс Амурской области. Ясабуро каждый день ей писал, умоляя разрешить ему приехать. Она наотрез отказывалась принимать у себя японца, хотя хотела его увидеть: тогда в поселке она жила на птичьих правах, у чужих людей.
Ясабуро забрасывал ее письмами: "Я готов жить где угодно, работать кем угодно, не могу больше без тебя". А в одном из писем Ясабуро сделал ей предложение. Она лишь близким подругам призналась, что получает письма от бывшего военнопленного, а может, от шпиона, кто его знает. Подружки хватались за голову: "Клавка! С ума сошла! С кем связалась".
Дай бог каждому так жить
В потертой одежонке появился Ясабуро в амурском поселке, с чемоданчиком в руках. С русским мужиком все равно никакого сравнения: внешне затюканный, сдержанный, вежливый. Оказался японец необыкновенного благородства и доброты. Стал Яков Иванович работать в Прогрессе дамским парикмахером. Первоклассным был мастером - местные бабы к нему многочасовые очереди выстаивали. Люди постепенно перестали считать его чужестранцем с туманным прошлым.
- Дай бог каждому так жить, как мы с Яшей жили, - говорит бабушка Новикова. - Один раз только разозлилась на него. Так захотелось крикнуть: "Пошел ты к черту, черт нерусский!" Но сдержалась. А больше-то никаких ругательств вспомнить не могу.
Вот отчего всегда страдала Клавдия Леонидовна - не могла она иметь детей. Годы, проведенные в лагере, не прошли даром. Казалось, больше ничего не могло омрачить тихую семейную жизнь, если бы в душах Клавдии и Якова не сидел постоянный панический страх: все казалось, что за Яковом пришли. То председатель неудачно пошутит: мол, Клава, собирай Якова завтра утром с вещами. Они всю ночь валидол глотают и только на следующий день узнают, что надо ехать в часть подстригать офицерских жен. Клеймо "шпион" висело на нем до самой реабилитации. Клава с Ясабуро даже в один день умереть хотели. Уже два гроба на чердаке поставили. Но случилось то, чего ни Яков, ни Клава даже предположить не могли.
Сын знакомых дружил с японцем, который, прознав историю Ясабуро Хачия, вызвался помочь разыскать его родных в Японии. Клавдия тогда руками замахала: нет! Боялась, что опять затаскают Якова по комендатурам. Лучше уж похоронить прошлое на веки вечные, так спокойнее. Но знакомая несколько раз приходила, и Новикова сдалась.
В Японии умеют искать людей. Через неделю на ее адрес весточка пришла: у Ясабуро жив брат. Через неделю другая весть: еще один брат отыскался. Потом и телеграмму принесли: живы жена и дочь Якова Ивановича. Он себе места не мог найти, от такого потрясения совсем разболелся. Ну, что тут делать? К встрече дорогих гостей стала готовиться Клавдия Леонидовна: в поселок Прогресс ехали дочь с мужем и брат.
- Встречу эту словами не описать, - рассказывает Клавдия Леонидовна. - И плакали, и кричали, и насмотреться друг на друга не могли. Дочери Яшиной уже за пятьдесят. Она носит фамилию Хачия и муж носит ее фамилию.
Собираясь в обратную дорогу, родственники заговорили о том, чтобы и Якова Ивановича с собой забрать. Сказали об этом Клавдии.
- Если он не будет там бедствовать, я его отдам, - только и ответила она.
И стала убеждать мужа.
- Ты должен, Яша, это твои родные, - говорила она.
У японцев очень трепетное отношение к своим близким, к своим корням. Клавдия поняла это еще тогда, когда у Якова Ивановича хранилась японская газета, которую он до дыр прочитал, но каждый раз вытаскивал, чтобы просто потрогать.
Будет худо - возвращайся
Супруги проплакали всю ночь. А утром Клавдия Леонидовна даже на колени перед мужем встала.
- Если почувствуешь себя там худо, - наставляла она на прощание, - попроси денег у добрых людей до Хабаровска. А здесь я тебя встречу.
Кто слышал эту невероятную историю, недоумевает: как же она могла его отпустить? А бабушка Новикова только смущенно улыбается.
- Я-то что, - говорит она. - Я прожила с ним лучшие годы. А что видела его японская жена Хисако?
После ареста мужа Хисако Хачия осталась в Корее одна с восьмимесячной дочкой на руках, которая родилась уже в отсутствие Ясабуро. Добиралась до Японии долгие месяцы: когда пешком, когда добрые люди помогали. С собой она везла лишь кремированные косточки умершего от дифтерии сына. Работала все эти годы, откладывая каждую копейку. И только под старость Хисако удалось наконец построить собственный дом, во всем себе отказывая. Дом она строила для мужа, которого ждала 52 года. И записала дом на него, и плиту поставила, на которой крупными буквами было высечено: хозяин Ясабуро-сан Хачия. И деньги всю жизнь откладывала, открыв счет в банке на его имя. Думала: вот вернется, а меня уже не будет, на что он станет жить? Все предложения руки и сердца Хисако категорически отвергала...
Клавдия и Яков писали друг другу письма каждую неделю. Потом он приехал погостить в Россию, а когда уезжал, подарил ей три пары тапочек: заметил, что у русской его жены нет даже комнатных тапок. И знал: деньги Клавдия все равно не возьмет... Ясабуро звонит из Японии каждую субботу в определенное время. Она пораньше садится у телефона и ждет. Хисако Хачия настойчиво зовет Клавдию в гости. Бабушка Новикова не решается, боится, что дальнюю поездку не осилит. А на днях достала траву кровохлебку, помогающую при желудочных заболеваниях. Собрала нехитрую посылку в Японию: у дедули желудок стал пошаливать.