Отставив размышления о прошлом, отринув миф о кремовых шторах и абажуре, об изразцовой печке и радостях мирного дома, Женовач поместил интеллигентных булгаковских персонажей в разруху и неустроенность Гражданской войны. В его спектакле Дом как миф и как реальность уже давно разрушен, от него не осталось ни следа, и изразцовая печь заменена уродливой буржуйкой. Обитатели Дома с готовностью претерпевают новые обстоятельства военного времени. Трудно сказать, чего больше в этой готовности - мужества или конформизма. В любом случае здесь говорит естественная жажда жизни, пластичность и способность приспосабливаться к новым обстоятельствам.
Именно эти качества особенно ценятся в нынешней жизни, они же определили успех табаковской реформы Художественного театра. В прошлом сезоне среди многочисленных премьер театра была одна, которая своим названием и смыслом отразила характер этих реформ. Я имею в виду пьесу англичанки Кэрил Черчилл "Количество" в постановке Михаила Угарова. Пьеса, которую он поставил на Новой сцене, - об отце, клонировавшем своего погибшего сына. Копий оказалось изрядно больше, чем предполагал отец, они увеличивались с неконтролируемой скоростью. Вскоре оказалось: чем больше они рефлексировали по поводу своего оригинала, тем менее жизнеспособными они становились. В конце концов в живых остался лишь один клон, не обремененный никакой памятью и рефлексией.
В спектаклях прошлого мхатовского, да и не только мхатовского сезона с памятью происходили всяческие метаморфозы. Вместе с кремовыми шторами из спектаклей уходили признаки той или иной эпохи, память о той или иной культурной традиции. Даже солидный Юрий Еремин поддался искушению и переместил пьесу Островского "Последняя жертва" из 70-х годов XIX века в первые годы века ХХ, расположив Олега Табакова в приятных его сердцу интерьерах эпохи создания Художественного театра.
Смещение исторической и культурной памяти, как и само слово "культура", вообще оказались едва ли не самой дискуссионной темой.
Кирилл Серебренников, поставивший "Мещан" во МХАТе (не агрессивно), настаивал на своем праве не смотреть знаменитый спектакль Товстоногова, Нина Чусова (вполне агрессивно) настаивала на своем праве не только ничего не смотреть, но и ничего не читать. В ее "Грозе" следы антикультурной деятельности весьма заметны. Из этого поколения разве что Дмитрий Черняков, чей спектакль "Двойное непостоянство" в Новосибирском "Глобусе" стал фаворитом фестиваля "Золотая маска", воспринимает театр как вещество повышенной культурной вибрации.
Эти трое прежде всего будут определять облик нового театрального сезона МХАТа, и не только. МХАТ в этом сезоне потерял букву "А", означавшую в советской аббревиатуре "академический", и вновь стал просто МХТ, как в первые годы своей жизни. Выбросив букву, Табаков порвал с наследием советского прошлого. Он ввел в новом сезоне трехслойный подход к формированию труппы: теперь она будет состоять из основной, переменной и вспомогательной. Шутки шутками, но исчезновение буквы сигнализирует о том, что советский театр (то есть возникший при советской власти институт репертуарного театра) тоже стоит на пороге решительных изменений. Иначе зачем бы Олегу Табакову буквами разбрасываться?
Ведь сегодняшний смысл его деятельности - в собирательстве. В его владениях - все, что гремит или только начинает греметь в российском театре. Не найдя общего языка со злоязычной Дуней Смирновой, он призвал Евгения Гришковца, чтобы тот сочинил для него монопьесу (режиссером спектакля будет Кама Гинкас). Сама же "Школа злословия" появится в репертуаре МХТ: пьесу Шеридана поставит Дмитрий Черняков. Он же вернет на эти подмостки пьесу Метерлинка "Синяя птица".
Еще одна пьеса, не раз шедшая в Художественном театре, - "Тартюф" - вернется в его стены в режиссуре Нины Чусовой. Говорят, что на первых встречах с актерами Чусова уже успела горделиво сообщить, что ничего читать и смотреть по этому поводу не собирается. Очевидно, перед нами вновь предстанут плоды ее энергичных, спонтанных и непросвещенных трудов, как это было в современниковской "Грозе".
Наследники эпохи постмодерна и Квентина Тарантино, режиссеры молодого театрального поколения, которых уже успели прозвать то новыми дикими, то новыми романтиками, с легкостью соединяют в себе цинизм с нежностью, скепсис с патетикой. Вот и Нина Чусова к 60-летию Победы взялась ставить в Художественном "Живи и помни" Валентина Распутина. Олег Табаков вновь проявил здесь свою недюжинную продюсерскую смекалку и способность к парадоксальным решениям. Ведь в кино молодые уже перешли к решительному захвату патриотических территорий, так что стоит ждать взрыва патриотизма, тем более что юные, в отличие от своих предшественников, начинавших в конце 80-х годов, вполне хорошо усвоили законы обращения с соцзаказом.
Русская классика будет явно доминировать во мхатовском сезоне (подозреваю, что не только там). Кирилл Серебренников репетирует "Лес" с Натальей Теняковой, Дмитрием Назаровым и пришедшим в театр Авангардом Леонтьевым. Евгений Миронов, актер на все роли, сыграет в его же постановке Иудушку Головлева из романа Салтыкова-Щедрина. Впрочем, Серебренников уплатил щедрую дань новой пьесе и может теперь отдохнуть в классическом репертуаре. Его последняя премьера по пьесе братьев Пресняковых "Изображая жертву" появится в репертуаре театра 18 сентября.
Еще несколько серьезных премьер предстоит в нынешнем "художественном" сезоне, среди которых - очередной "Король Лир" Тадаши Судзуки, знаменитого японца, сказочно завладевшего сердцами европейцев.
Таким образом, МХТ вновь грозит закрыть своею тенью весь остальной театр. Главное, чтобы в результате его энергичной деятельности конкурентоспособность остальных театров страны возрастала, а не падала катастрофически вместе с их количеством.