А чтобы мои ощущения обрели хоть какую-то реальность, я отправилась в подмосковное село Бородино, где ежегодно, в первое воскресенье сентября, проходит военно-исторический фестиваль "День Бородина". Сюда, на историческую реконструкцию памятного сражения, в эти дни съезжаются современные гусары, и именно здесь, по моему мнению, я смогла бы ощутить себя той самой Шурочкой Азаровой, которая, не задумываясь, поменяла платье с кринолином на мундир кавалерист-девицы.
Дорога к славе
"...Коня бы мне, да чтоб у морды пена, да шпагу наголо..." - кажется, так мечтала моя героиня до того, как ее прелестную головку посетила безумная идея ринуться на войну вслед за хамом и повесой Ржевским. Лично меня такой тип мужчин никогда не привлекал, мне больше нравится, когда в очках и с книжкой. Но у Шурочки было свое видение "прекрасного", иначе бы она влюбилась в Пьера Безухова. Хотя, постойте, это, кажется, уже другое "кино"...
Однако Пьер был первым, кого я повстречала на Бородинском поле. То, что это был он, не оставляло никаких сомнений. Толстый, в сером фраке и в сером же цилиндре и пенсне, он шел, слегка пошатываясь и спотыкаясь о собственную трость. Однако Пьер был пьян.
- Дак, третий день здесь стоим, - поведала мне мечта моих грез. - Вон французы из Киева с утра "наполеончиком" угощали.
"Французы" - это те, которые в синем, выяснила я у Пьера. "Русские" - это в зеленом, красно-желто-белом и еще в каких-то непонятных серых шинелях. Последние, с котомками и чем-то еще, напоминали народных ополченцев, которые, кстати, сыграли немаловажную роль в исходе войны с Наполеоном. Но в этот раз им воевать не придется.
- За нарушение воинской дисциплины и непристойное поведение этой ночью вы отстраняетесь от участия в баталии, - грозно выговаривал группе этих парней очень статный человек верхом на гарцующем коне.
- Наш главнокомандующий, - пояснил мне Пьер, обдав меня запахом откровенно ненастоящего коньяка.
Просить самого главнокомандующего зачислить меня в полк я не стала. Да и Шурочка, насколько я помню, с Кутузовым общалась лишь в конце фильма. Поэтому, оставив главнокомандующего разбираться со штрафниками, я, сопровождаемая участливым Безуховым, отправилась на поиски гусар. Насколько я поняла, мой попутчик был завсегдатаем этого мероприятия, так как безошибочно ориентировался в дислокации отрядов и здешних порядках.
- К московским гусарам не ходи, - поучал меня Пьер, - чванливые сильно. Большинство из них - потомки кого-то там... Оттуда и гордость. Да и костюмчик тебе их не "потянуть".
Как мне удалось впоследствии выяснить, настоящий, немаскарадный костюм гусара, выдержанный по всем канонам того времени, стоит ни много ни мало, а полторы тысячи долларов. Это не считая оружия.
Кстати, об оружии. В связи с напряженной обстановкой в Москве многих участников нынешней баталии не пропустили сюда с "подозрительными" предметами, и большинству отрядов пришлось наспех вооружаться чем-то, лишь отдаленно напоминающим боевые доспехи. Я лично видела полк солдат, гордо несущий металлические трубы, словно это были ружья. Вообще же, несмотря на обстановку, максимально приближенную к историческим событиям, дыхание последних трагических событий здесь чувствовалось во всем. Тридцатитонные "КамАЗы", груженные песком, стояли практически на всех подходах к месту событий. А среди пестрых костюмов гусар и других исторических, и не очень, персонажей то и дело мелькали спины омоновцев и милиционеров. И неизвестно, кого в эти дни здесь было больше: наполовину маскарадных участников баталии или реальных охранников порядка.
Ржевский
Гусары, к которым привел меня Пьер, почему-то говорили на украинском. Их отряд расположился в числе прочих на противоположной от Бородинского поля стороне. И именно здесь, в этом лагере, я в полной мере ощутила себя персонажем "Гусарской баллады". Пришпоренные сапоги, мушкеты и сабли, разложенный на длинном деревянном столе план сражения - все это говорило о том, что все здесь происходящее, конечно же, своего рода игра, но игра для взрослых. Для очень взрослых... мужчин. Поскольку на меня, на женщину, лишь взглянули и моментально забыли о моем существовании. А вот Пьер здесь оказался "своим", поскольку тут же был уведен под сень шатра, где он незамедлительно продолжил "отшлифовывать" утренний "наполеончик" качественным украинским самогоном.
- Повезло же ей, этой Шурочке Азаровой, - думала я, одиноко стоя на территории киевского полка гусар. - Ее путь к славе начался с того, что она встретила лежащего в поле раненого офицера, который отдал ей пакет с поручением, который она, в свою очередь, отвезла в штаб, да там и осталась. Вот мне бы так...
А к моему же сожалению, раненых посыльных с перепачканными кровью депешами поблизости не наблюдалось. Хотя...
Некто мужского пола, и, как я успела заметить, весьма не дурен собой, все же возлежал на куче соломы неподалеку от меня. И, судя по издаваемому могучему храпу, пребывал в том счастливом состоянии человека, которого в настоящее время не волнует ничего, кроме собственных сновидений.
- Вот скоро же сражение, а этот спит, - подумалось мне. И непреодолимая женская стервозность заставила меня пнуть сладко спящего гусара в высокий кожаный сапог.
Что и говорить, ему это не понравилось. Да и любому не понравится, если безмятежный утренний сон на теплом солнышке прерывают неизящным пинком в ногу. Несколько минут на милом, малороссийском наречии он возмущался сначала тем, что посторонние на территории лагеря. Потом тем, что этот посторонний (о, ужас!) вообще женщина. И много, очень много еще "приятных" слов я выслушала в свой адрес. Но все же...
- Не стоит судить о человеке лишь по его первой реакции на пробуждение, - эта мысль пришла мне в голову тогда, когда поток обличительной речи у моего нового знакомого иссяк и внимательные глаза все же сфокусировались на мне чуть серьезней, чем на стойке, которая подпирала соседнюю палатку.
Алексей, так звали гусара, оказался почти моим коллегой - сотрудником одного из киевских пиар-агентств. По его собственному признанию, он сюда приезжает уже не первый год. Буквально "болен" войной 1812 года. Назубок знает биографии Наполеона и Кутузова, любит шампанское и профессионально владеет фехтованием на саблях.
Кстати, последнее он тут же и взялся мне демонстрировать.
- Это же типичный Ржевский, - думала я, глядя, как бравый усач лихо размахивает саблей. Стать, выправка, легкий запах спиртного (здесь он был просто частью атмосферы) - все это выдавало в нем настоящего гусара. Именно в такого, наверное, и влюбилась бы моя Шурочка.
Но, увы, я не Шурочка. Хотя бы потому, что меня в отличие от нее все-таки в отряд не берут. Большее, на что я могла рассчитывать, - это должность маркитантки полка.
Рюмка маркитантки
Нет, нет и еще раз нет. Маркитантка - это не то, о чем вы подумали.
Как объяснили мне в отряде, современное слово "маркетинг" произошло именно от "маркитантки". Эта должность совмещала в себе функции ключницы, сестры-хозяйки, которая выдавала бойцам одежду, и санитарки во время боя.
Но самая главная прелесть маркитантки была в том, что у той, в свою очередь, была рюмка. Но, разумеется, не пустая рюмка сама по себе, а к которой еще прилагалась заветная бутылочка. Эта бутылка с винной настойкой была необходимым атрибутом санитарной сумки, в которой, впрочем, и находились всего три вещи: корпия (нечто типа бинтов), бутылка и рюмка. Раненому бойцу сначала наливали крепкую настойку - единственную анестезию тех времен, а затем уже перевязывали рану, предварительно продезинфицировав ее все из той же бутыли.
То, что на поле боя меня не допустят, мне объяснили сразу, и весьма в категоричной форме. А вот после "сражения" я вполне смогу проявить себя. Самое главное, это не растеряться и не перепутать "своих" и "чужих". И не поднести заветную рюмашку кому-то из другого полка.
Смешались в кучу кони, люди...
Примерно за два часа до сражения все "русские" войска выстроились неподалеку от Бородинского поля. Даже на самый приблизительный взгляд, народу было не меньше тысячи. Повсюду гарцевали кони. И это были не те безобидные клячи, что катают детишек по парку. Это были настоящие боевые кони, которые храпели, закусив удила, и нервно топтались на месте, торопясь поскорее "размяться" в бою.
От былого утреннего похмелья их всадников не осталось и следа. Гусары были собраны и умопомрачительно красивы. Почти никто не разговаривал. Утренний главнокомандующий по очереди объезжал отряды, отдавая последние распоряжения перед боем. Все было как в кино. Но только реально. А оттого немного страшно. Всех зевак задолго удалили с поля и буквально силой переместили подальше от театра военных действий.
Сигнал ведущего - и сражение началось. Сначала все было понятно: вот он, французский редут, ощетинился штыками против русской конницы. Затем к полю подтянулась первая линия французской линейной пехоты. Потом откуда-то взялся отряд русских егерей, потом со стороны французов выступил отряд из наемных прусских пехотинцев. Эти более-менее стройные ряды внезапно перемешиваются с ворвавшимися на поле гвардейскими казаками. Потом в бой вступила артиллерия с обеих сторон, и контролировать происходящее за шумом и смешением цветов мундиров стало уже практически невозможно. Нечего и говорить, что свой отряд и новообретенного Ржевского я потеряла на поле, едва те успели туда выйти. Мне же ничего не оставалось делать, как, скромненько усевшись за ограждением, терпеливо ждать, когда закончится бой и утомленные боем солдаты потянутся ко мне за вожделенной рюмкой наливки.
Влюбленным море по колено, но караулит всех измена...
И все-таки судьба моей героини от меня не отставала. Вернее, та ее часть биографии, которая была сопряжена с соперницей. Помните мадам Луизу? Это за ней начал было волочиться "мой" Ржевский, не замечая лихорадочных огоньков ревности в моих глазах.
В отличие от киношной соперницы моя, реальная, не пела. И звали ее не Луиза, а Наташа, и была она маркитанткой, такой же, как и я. Только "служила" в астраханском полку.
Но мой "герой" был так же слаб до женского полу, как и персонаж "Гусарской баллады". Не успел закончиться бой, как я обнаружила своего бравого гусара, нацеловывающего ручки этой самой Наташе.
-Убить и забыть. - Это была первая мысль, которая пронеслась в моей голове.
- Отомстить немедленно с другим каким-нибудь поручиком. - Второе, что пришло мне на разум.
Но того ни другого мне делать не пришлось. Ржевский вернулся сам. С повинной головой. Вернее, с выбитым пальцем на руке. Его страдальческие глаза молили о помощи, вернее, об "анестезии", которая заключалась на дне моей заветной рюмки маркитантки.
А после крепкой настойки, да еще и после победного сражения с французами мужчины, оказывается, так хорошо и много умеют говорить, что мои вынашиваемые планы по поводу коварной мести сразу улетучились, словно бутафорский дым недавнего боя. И прерванное было баталией свидание с поручиком как-то наладилось само собой. Но право же, господа, это уже другая история...