Открываю все стекла в машине, хочу слышать единый гул. Но лишь где-то слева раздался робкий автомобильный сигнал. Будто боясь, что его не так поймут, он тут же замолкает.
Но это все-таки было началом. Кто-то специально, как я и водитель "Лады", ждал этой минуты. Кто-то тут же вспомнил, а кто-то присоединился, потому что догадался, отчего на девятый день после Беслана могут так протяжно гудеть машины. Нас было не очень много. Наверное (страшно предположить), в следующий раз нас будет больше. Мы научимся быть вместе не по профсоюзной разнарядке, а потому, что живым больно за мертвых. Потому что тем, у кого великое горе, у кого теперь одна высота в жизни - песчаный холмик, должны выжить среди нас, неравнодушных.
Потому что тот, кто идет против жизни всех, должен видеть и слышать миллионы нас, простых единиц, которые в одно мгновение могут стать великой силой.
Очевидцы рассказывают, что в Израиле в дни траура есть минута, когда замирает вся страна. Останавливаются машины и пешеходы. За время многолетнего палестино-израильского конфликта они научились многому. Как избегать беды, научились солидарности во время беды, выработали технологию беды.
...На повороте на Тверскую замираю и пропускаю пешехода, который ищет окно в сплошном автомобильном потоке. Кто-то нервно-торопливо гудит мне в спину. Лучше уж помолчал бы. И вообще не ехал бы по встречной полосе, и не давал бы взятку гаишнику, который его тут же законно тормознул. Есть тысяча возможностей оставаться человеком, протестующим против нелюдей. В общем-то всегда. А не только в минуты специального назначения.