После лермонтовской "Тамани" этот край земли у моря прославился. Музей там камерный, небольшой, но со своей изюминкой, отличающей его от многих других музеев, посвященных Лермонтову в России. Изюминка - в нелестных словах самого поэта: "Тамань - самый скверный городишко из всех приморских городов России". Вот уже несколько десятков лет эта характеристика "кормит" город, ибо, по меткому замечанию Владимира Вишневского, по современным окаянным законам пиара это очень цепляющая фраза. В лермонтовскую Тамань едут толпы и толпы туристов. Местные жители гордятся, что живут в Тамани. Искренне веря, что Лермонтов их, потомков тех таманцев, которые обошлись с ним самым отвратительны образом ("я там чуть-чуть не умер с голода, да еще вдобавок меня хотели утопить"), простил - так они сегодня чтят его память, любят его творчество и лелеют все, что связано с его именем.
Из подлинных вещей там осталось только море. Домик, в котором останавливался Лермонтов, стоял на краю обрыва. Во время войны он был частично разрушен, через почти двадцать послевоенных лет решили, что по сохранившимся еще свидетельствам и воспоминаниям нужно воссоздавать казачий двор, в котором находился Лермонтов. В 64-м году подворье строили "всем миром". Архитекторы, научные работники, комсомольцы, энтузиасты - всем хотелось создать уголок Лермонтова в Тамани.
Давно уже умерла старуха, помнившая: да, да, здесь жил такой слепой старик, которого Лермонтов описал мальчиком в "Тамани". Исчезли, растворились во времени подлинные хаты, которые видел Лермонтов. С трудом уже припоминаются причины пребывания Лермонтова на Кубани и цели его экспедиции. Но лермонтовская атмосфера тех мест благодаря усилиям музейных работников, кажется, годам неподвластна. "Его произведения - это такая внутренняя боль по поводу христианской морали, золотого христианского правила "возлюби ближнего", - утверждал потомок и полный тезка, президент ассоциации "Лермонтовское наследие" Михаил Юрьевич Лермонтов.
А классик уже наших дней Андрей Битов поделился с "РГ" собственными очень личными размышлениями о значении творчества Лермонтова сегодня:
- Сколько бы мы ни находили новых вещей в тайной жизни Лермонтова, слава Богу, мне кажется, его тайна и покров мистики останутся неразгаданными. Недаром его хотели назвать даже основоположником русского космизма. То, что откликнулось позже в разных философах, - это тоже Лермонтов. По некоторым представлениям, он был падшим ангелом. То есть он пал с небес - как космическое тело. Пушкин, как ни драматична была его жизнь, обжил свое пространство широко. Меня недавно поразило, что "Белеет парус одинокий" и "Медный всадник" какое-то время существовали в одном пространстве и не были друг другу известны. Я говорю не только о желании их познакомить. Просто это разное отношение к прошедшему, разное отношение к буре. Пушкин написал катастрофу, а Лермонтов нашел какой-то космический выход. Недаром же Хлебникову, каким бы безумным он ни был (а он был не безумнее Лермонтова), пришло в голову задолго до ужасов ХХ века назначить две мировые войны после жизни Лермонтова. В 14-м году и в 41-м. Случилось, совпало. И потом возникла трактовка, что это возмездие за то, что русскому национальному гению не дали воплотиться в той мере, в которой было отпущено свыше...
Представьте себе, иду я однажды по Москве в темном состоянии, в темном городе, с темным поэтом, талантливым, очень любившим Лермонтова. Прохожу мимо одной московской высотки и читаю, что здесь родился Лермонтов. Просто дикий хохот меня обуял: ну как он мог родиться в высотке? Казалось бы, глупость, надо было бы написать хотя бы "в этом месте". А рядом стоит памятник Лермонтову. Я вообще не люблю монументализм и всегда боролся с этим политбюро, которое сделала советская власть из русской литературы. Но поэт, идущий рядом со мной, вдруг говорит с восторгом: "Как стоит!.."
Действительно, как стоит Лермонтов... Это поразительно гордая и чистая фигура. Он стоит в этом времени. Может быть, празднование 190-летия - самая лучшая репетиция, потому что через десять лет, дай Бог нам всем здоровья дожить, будет такая же катастрофа, как с Пушкиным. В Тамани нам преподали замечательный урок, как можно обласкать эту, прямо скажем, не самую легкую жизнь. За четыре года парень, именно парень, смог пролететь от "Смерти поэта" до собственной смерти и написать весь свой блок. Мы не можем из-за затверженности прочесть его. Надо очищать, и вот, я думаю, десять лет нам понадобится для того, чтобы счищать паутину, а не назначать его очередным Пушкиным.
Он сделал не то, что сделал Пушкин. Разные люди отреагировали на смерть Пушкина по-разному. Кольцов, например, замечательный, я считаю, крестьянский поэт, сказал лучше всех: "Умер Пушкин. У нас его более нету". Так просто. Гоголь, при всей своей украинской хитроватости, тоже достаточно искренне сказал: "А для кого же я теперь буду писать?" А Лермонтов просто включился, вошел и принял целиком этот вес на себя. За четыре года он понял, что такое принять национальный груз, и он, кстати, его донес. Он осмелился сделать такой рывок, который потом пыталась повторить вся русская литература. Говорили, что она была подчинена прерванному пути Лермонтова, и так оно и произошло...
"Тамань" - образец русской прозы. Здесь, сейчас, в этих местах есть зернышко действительно искренней любви к этому молодому человеку, которую при жизни не очень-то он имел... На этой земле уже тысячу лет русские с черкесами распределяют Тмутаракань взад-вперед. Коловорот народов, который здесь происходил, лучше всего описан самим же Лермонтовым, и, кстати, всеми северокавказскими историками используется как первоисточник. Читайте его известное специалистам, но практически незнакомое всем остальным произведение "Кавказец". Сейчас, когда у нас людей называют лицами кавказской национальности и идет на каждом углу шмон по паспортам, в общем, не буду я здесь размазывать политику, я о себе не собирался говорить... Но я сюда приехал потому, что я оказался черкесом в пятом поколении".