В России у истоков венчурного финансирования стоял нынешний министр образования и науки РФ Андрей Фурсенко. На ярмарке корреспондент "Российской газеты" задал ему несколько вопросов.
- Андрей Александрович, как вы оцениваете степень развития венчурного инвестирования в России?
- Как ни парадоксально, темпы развития венчурной индустрии в России ныне даже несколько выше, чем в других странах мира. Но обольщаться особенно не стоит: мы только начинаем, а там процесс формирования венчурного капитала прошел 20-30 лет назад.
Сейчас фондов венчурных и прямых инвестиций в России около пятидесяти. Большинство из них создано при участии иностранных партнеров. Что касается объема инвестиций, то думаю, можно говорить где-то об одном миллиарде долларов. Собственный же капитал фондов оценивается в 3,5 миллиарда.
Главное, что произошло за последние годы (и что мы видим на венчурной ярмарке) - это изменение отношения предпринимателей и ученых к понятию венчурного инвестирования.
Сильно вырос за пять лет уровень компаний, качество подготовки представленных проектов. Часть фирм уже получили инвестиции и пришли за вторыми.
Российские предприниматели готовы уже сегодня вложить миллиарды долларов в венчур, но просят показать проекты, которые окупят их масштабные затраты и оправдают риски, а показать зачастую нечего.
У значительного числа компаний уже есть налаженное дело. Тем не менее они готовы поделиться им с инвесторами, взять людей с деньгами в долю. Это означает, что произошел психологический перелом. Несколько лет назад люди не были готовы поступиться частью бизнеса ради получения финансирования под развитие.
Десять процентов компаний, вышедших на ярмарку, по нашим наблюдениям, находят инвесторов. Просто об этом не все знают, поскольку успехом делиться у них не принято.
- Когда, по вашему мнению, и при каких условиях появится российский венчурный капитал? Поскольку сегодня, как мы видим, он в основном западный.
- Он уже появился. Просто он не светится. Венчурный капитал делится на формальный (венчурные фонды) и неформальный. То, что называется системой "бизнес-ангелов", - это неформальные венчуристы. И людей, которые вкладывают свои деньги в какие-то проекты, входя при этом в долю, не так мало. Появились у нас и первые институциональные венчуристы. Вложения порядка десятков миллионов долларов делаются российскими предпринимателями уже сейчас. В следующем году, я полагаю, речь пойдет уже о сотнях миллионов. Больше того, я имел ряд бесед с представителями крупного российского бизнеса, и они уверяли меня, что готовы вложить в новые проекты миллиарды долларов. Но просили показать им реальные объекты вложения этих денег. А это пока сделать нелегко. У нас нет до сих пор институциональной структуры, которая бы продвигала проекты на рынок венчурного капитала. Созданием такой структуры мы сейчас и занимаемся. Займет это в лучшем случае 2-3 года. К 2008 году, как мне кажется, мы создание базы венчурных инвестиций в России завершим.
- В одном из выступлений на конференции, проходившей в рамках венчурной ярмарки и посвященной вопросам определения места и роли России в международной системе инноваций, прозвучала мысль, что мы превратились в поставщика сырых идей для всего мира. То есть и тут идем по "сырьевой" схеме развития экономики. Насколько такая оценка кажется вам обоснованной?
- Я считаю, что анализ ситуации, представленный на конференции Андреем Куновым из Института открытой экономики, интересный, но не полный. На самой конференции прозвучали вполне обоснованные возражения. К примеру, со стороны представителя "Боинга" в России Сергея Кравченко, который вполне справедливо указал на возможность развития у нас инжиниринговых услуг (и на то, что такие работы расширяются). Юрист Наталья Золотухина была права, когда указала, что нет ничего страшного в том, что держателем большинства патентов, разработанных российскими учеными и изобретателями, являются иностранцы. Любой путь использования нашего научного капитала уже хорош. Вопрос только в цене. Мы, продавая патенты и лицензии, должны добиваться справедливой оценки, это так. Но осуществлять в России все работы вплоть до продажи продукции интеллектуального труда совершенно не обязательно. Существует международное разделение труда. И мы должны искать в нем свое место. Приведу конкретный пример. Создавать сейчас в России полномасштабную промышленность в области микроэлектроники невозможно (это очень капиталоемкая вещь) и нецелесообразно. Во всем мире промышленность эта перемещается в Юго-Восточную Азию. Но есть позиции, дизайн микросхем и производство масок например, которые мы вполне могли бы замкнуть на Россию. Поскольку это у нас хорошо развито. А заказы на производство микросхем мы тогда сможем размещать в других странах, не понеся ущерба ни в экономическом, ни в моральном плане, поскольку за нами останется наиболее наукоемкая часть производственной цепочки.
Вообще, я считаю, что самое главное сегодня - выстроить приоритеты. Каждая страна стремится развить у себя именно то, в чем она является наиболее сильной. Возникает система "центров совершенства", связанных между собой с помощью инфраструктуры обмена. И наша задача - развить наши преимущества и наладить систему обмена их на то, чего нам не хватает.
- А вы бы могли определить, в чем наши преимущества?
- Сперва нужно определиться с индикаторами, критериями: что можно назвать преимуществом? Над этим мы сейчас и работаем. Абсолютно ясно, что сюда относятся те области, в которые уже были осуществлены колоссальные вложения. Например, космос и атомная промышленность, где у нас уникальное положение в мире. Сюда же относятся те сферы, в которых учитываются наши естественные преимущества. К примеру, мы - газовое Эльдорадо мира, а стало быть, вся индустрия, связанная с этим, должна развиваться. Третье: нельзя рассчитывать, что мы сможем сегодня развивать капиталоемкие направления. Своих капиталов сегодня не так много, а те, что есть, опасаются оседать в России. Чужие, в силу ряда обстоятельств, тоже. Сегодня мы можем успешно развивать лишь те направления, которые не требуют больших денег. Зато у нас очень мощный человеческий, интеллектуальный капитал.
Вот определив индикаторы, мы сможем отобрать приоритетные направления развития.
- И когда же мы это сделаем? Ведь каждый ушедший год работает не на нашу пользу?
- Знаете, это как с бизнес-планом, который пишется все время, пока компания существует. Мы уже определили некоторые приоритеты. Определили слишком широко. Думаю, в начале следующего года они будут сужены. Больше того, мы в наших конкретных методах поддержки тех же инноваций еще больше заужаем сферу приоритетов, выставляя в качестве одного из важнейших параметров, по которым идет отбор проектов, имеющих право претендовать на поддержку, экономическую эффективность.
Правительство сейчас пересматривает подход к поддержке инноваций. Сформирована новая федеральная целевая программа, в которой одна из частей - это поддержка развития технологического бизнеса на начальных стадиях становления компаний. Кроме того, в программу эту вошли важнейшие инновационные проекты. Программа направлена на развитие тех технологий, которые могут быть потом коммерциализованы, и одновременно на построение инфраструктуры такой коммерциализации. Инструменты подобной поддержки мы согласовали с минэкономразвития. С министерством финансов мы достигли согласия относительно того, что поддержку надо оказывать, а, стало быть, на нее надо выделять деньги. Так что необходимые меры по поддержке инноваций в области интеллектуальной собственности мы предпринимаем.
- Андрей Александрович, в прежней структуре исполнительной власти наука была объединена в одно министерство с промышленностью. В нынешней - с образованием. Не оказались ли при этом нарушены связи, сложившиеся в предыдущие годы?
- Это как во время военных действий: всегда самой сложной и важной проблемой являются стыки различных частей. Раньше была проблема нестыковки образования и науки. Сегодня в разных ведомствах оказались наука и промышленность. Хотя, как вы знаете, под эгидой нашего министерства находится Агентство по науке и инновациям, так что мы в определенном смысле закрываем пограничную область между наукой и промышленностью. Закрываем с помощью тесного взаимодействия с министерством промышленности и энергетики, министерством информационных технологий и связи, министерством транспорта. Практически со всеми этими министерствами у нас есть совместные программы и совместные экспертные советы. Опасность разрыва связей, конечно, существует, но на самом-то деле решают эти вопросы сегодня, к счастью, не чиновники, а бизнесмены. А бизнесу в общем-то все равно, с каким министерством иметь дело. Главное, чтобы были разработки, которые можно внедрять, чтобы происходили определенные позитивные изменения в сфере организации науки и промышленности.
Вообще, если говорить о роли государства в развитии бизнеса, я бы сравнил ситуацию с борьбой с половодьем. Талые воды сами по себе потихоньку размывают снежные завалы и ищут дорогу. Но если не проследить и вовремя не разрушить самые крупные завалы, может случиться наводнение. Так и тут: задача государства не направлять движение бизнеса, а расчищать ему дорогу, устраняя крупные препятствия.