21.10.2004 03:00
Общество

Кошелев: Гольфстрим опускается

Начальник дрейфующей полярной станции "СП-32" Владимир Кошелев рассказывает, зачем нам нужна Арктика
Текст:  Игорь Абраменко Виктор Шуткевич
Союз. Беларусь-Россия - Федеральный выпуск: №0 (188)
Читать на сайте RG.RU

Каковы дальнейшие перспективы полярных исследований? И вообще зачем нам нужна эта Арктика с ее торосами и белыми медведями? Об этом корреспонденты "СОЮЗа" беседуют с начальником "СП-32" Владимиром Семеновичем Кошелевым.

Часть первая. Откуда у хлопца полярная грусть

Он - генеральный директор Научного центра изучения Арктики и Антарктики, почетный полярник СССР. Неоднократно в различных должностях участвовал в экспедициях на Северный полюс и в Антарктику. Словом, настоящий фанатик полярных исследований. Это тем более удивительно, если учесть, что родился и вырос Владимир очень далеко от Северного Ледовитого океана - в Беларуси...

- Владимир, как получилось, что обычный белорусский хлопец внезапно "заболел" Арктикой?

- Да, родился я в Беларуси, кстати, в одном роддоме с Жоресом Алферовым, будущим известным ученым. Моя мама, Мария Ильинична Маценко, инструктор подпольного горкома партии, во время войны была связной в партизанском отряде - бригаде Шмырева ("батьки Минная"). Герой Социалистического Труда, после войны все свои силы отдавшая витебской швейной фабрике "Знамя индустриализации". Отец, бывший моряк, после войны окончил педагогический институт, работал учителем географии. "Срочную" я служил на флоте, в северных широтах. Глотнул морозного воздуха, увидел бескрайние поля сверкающего снега и льда - и влюбился. Как альпинисты не могут жить без вершин, так и человек, однажды попавший на Север, заболевает им на всю жизнь.

- И как вы все-таки туда попали?

- Просился, ездил в Москву. Добивался. Потому что Витебский мединститут, который я оканчивал, был союзного значения: оттуда по распределению или на БАМ направляли, или по Беларуси. Надо было убедить очень многих, что я должен работать именно на Севере, на Чукотке. Меня поняли, мне поверили. И в конечном итоге я оказался на острове Врангеля.

- Знаем, что вы там проработали более 20 лет - вас даже называли "губернатором острова Врангеля".

- В шутку, конечно. Но отвечать приходилось за все всерьез. Оттуда я и на полярные станции выезжал, на зимовки. Опыт управленца там очень был нужен: остров - это такая же льдина, только не дрейфует. Вначале я был главным врачом участковой больницы. А через остров Врангеля уже шли к полюсу экспедиции. Организовывались поставки. На мысе Шмидта я познакомился с Ильей Павловичем Романовым - был такой знаменитый полярник. Он-то и поддержал мое желание отправиться на полюс. И в 1979 году мы уже уезжали на первую зимовку на "СП-22".

- Сколько после этого зимовок было?

- На Северном полюсе, включая зимовку на острове Жохова и экспедицию А-162, пять.

- Интересно, изменился ли как-то Север и полюс, в частности, за годы, прошедшие со времени первой вашей зимовки? Даже чисто внешне: стало теплее, холоднее, грязнее?

- Конечно, нет. Те же торосы, те же белые медведи, полярное сияние такое же восхитительное... Но какие-то глубинные процессы в океане и атмосфере все-таки идут. Мы четко обнаружили, например, что Гольфстрим чуть-чуть опускается. А раз он уходит в глубину, значит, неизбежно в северной части Европы, особенно в Скандинавии, Великобритании, может немножко похолодать. Чуть-чуть. Но в принципе это может существенно влиять на тамошний климат. А у нас - в Беларуси, на Украине - может стать теплее. Но вот что интересно: затоки теплого атлантического течения доходят теперь прямо до полюса. Раньше они туда не забирались. Как они повлияют на водную массу? На лед, на атмосферу? Никто, кроме полярников, за этим следить не может - ни самолеты, ни спутники. Тут надо ежедневно и кропотливо производить самые разные измерения прямо на месте, сравнивать, накапливать информацию. А ведь был период, когда чересчур понадеялись на спутниковые данные. Из-за этого на Севере, по побережью, за два года закрыли большинство станций.

В 70-х - начале 80-х годов спутников было очень много. Одни - военные, другие - метеорологические. Но потом они свои ресурсы отработали и по погоде уже не давали точной информации. А с 1991 года и дрейфующих станций не стало. Поэтому достоверности прогнозов погоды добиться стало нельзя. И вот 12 лет спустя в Арктике почти целый год дрейфовала и давала реальную картину погоды, точные научные данные для Всемирной метеорологической организации наша "ЦСП-32". В сентябре отправилась в свой дрейф новая экспедиция - "СП-33". Думаю, что и у нее будут интересные открытия.

- В стране не так уж много свободных денег. Тем более на такую рискованную операцию. Кто финансировал экспедицию?

- Вот здесь ответ однозначный. Государственного финансирования нам добиться не удалось. Действительно, выложить деньги на лед без каких-либо гарантий было бы слишком рискованно. Стали искать близких по духу людей, патриотов. И немножко романтиков.

- Когда высадились?

- 16 апреля 2003 года.

Часть вторая. Работа

- Если судить по некоторым публикациям в прессе, дрейф "СП-32" закончился едва ли не крахом. А как вы сами оцениваете то, что произошло?

- Дрейф завершился благополучно, несмотря на то, что сама станция погибла - начавшееся торошение льдов затерло практически все постройки, технику, оборудование. Но главное, что исследовательская программа была выполнена полностью. Главное, что все люди остались живы. Главное, что мы вновь заявили себя в Арктике. Когда телевизионные каналы показывали репортажи о доставке полярников на Большую землю, это называли спасением экспедиции. Ничего подобного! Спасают неразумных детишек, заблудившихся в лесной чаще. А в данном случае была эвакуация личного состава. Планомерная, без паники, с хорошим запасом времени. В принципе, если бы полярникам сбросить с вертолета несколько мешков с продовольствием, мы бы спокойно продержались на льдине до подхода ледокола, который должен был поднять нас на борт со всем нашим хозяйством. Но ледоколу было практически уже не за чем идти, а люди вполне уместились на вертолете.

- Расскажите, пожалуйста, каков распорядок обычного дня на станции.

- Просыпаюсь я всегда чуть раньше других - где-то в 6 утра, потому что обход делаю. А общий подъем в 7. Радист включает музыку. Сначала играет Гимн России, потом легкая музыка. А в половине восьмого он говорит: "Доброе утро, товарищи полярники. Мы находимся на такой-то широте..." и координаты говорит. "Температура сегодня минус 45 градусов, ветер 10 метров в секунду. А сейчас все приглашаются на завтрак. Приятного аппетита!"

- Значит, снаружи минут 45, а в балке сколько?

- А в балке плюс 15. Мы печку можем немного регулировать, чтобы не так жарко было. В мешке спальном тепло спать.

- Спите в спальнике?

- Или в спальнике, или просто под одеялом. Все нормально, спишь совершенно комфортно. Проснулся - полчаса на туалет. В 8 часов завтрак. И в половине девятого - на работу. У ученых свой распорядок: метеорологи ведут наблюдения, гидрологи возятся со своими приборами. А потом - время хозяйственных работ. Перетащить бочки с горючкой, если пурга - освободить сани, завезти на следующий день продукты. Сжечь мусор. Нет ни одной минуты свободной. В два часа обед. Потом "адмиральский час". И дальше продолжение работ. Все хозяйство должно быть рассредоточено по льдине. Чтобы, как в этот раз, все не погибло сразу. В этот раз домик, баня, дизельная на одной линии стояли и оказались уничтожены. А аварийные запасы и оборудование все равно остались. И это все нужно проверять, перескладировать. Что-то подтаивает или снегом заносит и ящики падают, их надо выставить. Это называется "эстакадирование груза". Его каждый день почти надо делать. Потому что стоит сугробчику занести, я хоть и знаю по списку, что здесь, но потом это долго откапывать. Вот так и день проходит. А вечером ужин. Потом просмотр видика. Фильмы все старые, хорошие. Потом кто-то ложится почитать чуть-чуть, кто-то письмо написать, кто-то просто подумать, поразмыслить. И в 23 - отбой.

- А письма как отправляли - с почтальоном?

- Нет, конечно, у нас электронная почта была.

- В балке по сколько человек жили?

- Я жил один. У нас с поваром балок был разгорожен. Механики втроем жили. Радист, метеоролог и второй гидролог - втроем. И в одном - ученые. А когда только строили станцию, еще палаточный вариант был: до осени жили в двух палатках по пять человек.

- Кто занимался подбором людей?

- Подбором людей начальник станции всегда занимается. Единственное, что я ученых не выбираю. А шесть человек - это 3 механика, радист, повар, врач - зимовали на прошлой станции. Пришлось уговаривать, потому что все уже пенсионного возраста. Двоим из нас даже по 65 лет было - радисту и одному из механиков. Да нам всем за 50 было.

- Сколько зарабатывают полярники во время зимовки?

- Тысячу долларов в месяц. Даже меньше - 25 тысяч рублей.

- С учетом экстремальных условий, не так уж много. Так что же все-таки заставляет людей туда идти?

- Заставляет то, что человек так устроен: если он раз побывал в Арктике, а если и два раза побывал - то это уже болезнь. Во-первых, чувствуешь гордость, что именно тебе это доверяется, а не кому-то другому. Все-таки это 12 человек из 140 миллионов... Во-вторых, человек осознает, что занимается по-настоящему государственным делом. Ведь лет через пять, когда из-за богатств шельфа Северного Ледовитого океана начнутся нешуточные споры, наше присутствие там будет очевидным и неоспоримым и будет восприниматься совершенно по-другому.

- А что там за богатства - подо льдом?

- Перечислить невозможно. С уверенностью можно сказать, что материковые запасы полезных ископаемых даже в богатой недрами России значительно уступают шельфовым. Поэтому там все время болтаются и норвежцы, и шведы. И американцы нам говорят: да не тратьте денег на полярную метеорологию, мы вам всю погоду и так расскажем, а перевести можно так: русские, оставьте нам Северный Ледовитый. Это раньше он был разбит на сектора, и был наш, советский сектор. А сейчас он ничей - кто пришел, тот и взял.

- Значит, это еще и геополитика?

- Не еще, а прежде всего. Так было и в Советском Союзе. Это и проводка лодок, и намораживание ледяных причалов, испытание всевозможных торпед, установка буев, автономных станций. Масса задач военного значения: изучение рельефа, где может лодка лечь надолго. Потому что в Северном Ледовитом есть хребты - и Ломоносова, и Гаккеля. То глубина 700 метров, то 5 тысяч метров. И если мы опять наши лодки, хоть у нас их мало осталось, пустим в подледное плавание, с Россией будут совершенно по-другому разговаривать. И Путин это прекрасно понимает.

Часть третья. Полярники в Кремле

- Владимир, расскажите про встречу с президентом России. То, что показали в теленовостях, было весьма скудно.

- Разговор планировался на 45 минут. А продолжался около двух часов. Присутствовали почти все, кто дрейфовал. Девять человек были со станции. Затем участники спасательной экспедиции во главе с Артуром Чилингаровым. Кстати, как раз в эти дни Артур Николаевич отмечал свое 65-летие. Энергичен он, как 20 лет назад. Масса планов. Собирается на Южный полюс - вызволять малютку АН-3.

- С чего Владимир Владимирович начал вашу беседу?

- Президент был отлично, полностью подготовлен к теме. Уж не знаю, то ли референты его информировали, то ли мои докладные записки до него дошли: за три года я ему столько их написал - подробных, с картами, с выкладками, зачем нам нужно возвращение в Арктику. В своем вступительном слове он четко сказал, почему необходимо наше присутствие на полюсе. И дальше он мне сказал: "А теперь как начальник станции вы доложите обстановку". Я говорю: "Владимир Владимирович, разрешите, как бывший военный, я вам четко, по пунктам, как всегда делается. Первое. Кадровый состав. Подготовительный период. Что предшествовало. Какие предпосылки. Сам дрейф. Что он принес. Положительные, отрицательные результаты. И спасательная операция как вынужденная эвакуация". Он спрашивает: "Долго, наверное?" Я говорю: "Нет. В 15 минут уложусь". И все. Он не прерывал, выслушал. Я говорил прежде всего о вопросах, требующих безотлагательного решения. Об обновлении парка полярной авиации. О необходимости координации деятельности различных ведомств, имеющих отношение к Северу. О нашей наступательной позиции. Высказал ему открыто все.

Рассказал я и о том, что мы сейчас новую экспедицию готовим. И хотим сделать ее славянской, чтобы подняли три флага, чтобы равноценно участвовали и Россия, и Беларусь, и Украина. Вы же хотите объединять наши народы? Вот это я президенту и сказал. Он кивал так, кивал: "Да, да, да"...

- Это будет "СП-34"?

- Нет, эту мы хотим сделать отдельно - "Первая международная". А 34-я пусть идет своим чередом. И мы хотим получить финансирование от тех учредителей, которым идут бюджетные средства. Мы будем хозяевами станции - славянские страны. А работать на ней могут хоть американцы. Мы им даем тепло, одежду, еду, энергообеспечение, связь - естественно, за плату. Пожалуйте к нам! А не мы к вам. С этим Владимир Владимирович полностью согласился: "Конечно, нам надо идти на шаг, хоть на полкорпуса впереди". Я отвечаю: "А чтобы на полкорпуса впереди, нам ничего не надо. Надо только, чтобы нам дали "добро".

- Какой будет первый шаг на этом пути?

- Мы сейчас совместно с пограничной службой делаем такую организацию "Национальный парк Российская Арктика". То есть структуру, которая будет представлять Россию в этом регионе. Чтобы наше присутствие в Арктике было подкреплено и юридически, и геополитически, и оборонно. Ну и наука, разумеется, там будет представлена всесторонне.

Дирекция национального парка "Русская Арктика" будет на Земле Франца Иосифа. Ведь все строится вокруг шельфа. Нам нужно, чтобы мы четко подготовили инфраструктуру, чтобы потом могли приехать буровики, чтобы начались всевозможные исследования. Чтобы все там было под контролем. Надо освободиться от старых бочек из-под горючего. Надо купить в Японии робот-пожиратель утиля, который идет и бочки перемалывает, сразу брикеты делает, и так далее. Потому что загрязнена Арктика, конечно, сильно. Но это отдельный проект...

Наука Образ жизни