У закона два явных источника: аналогичный закон в США и печальный опыт Беслана. Однако многие критики закона подозревают, что у него есть еще один источник, еще один повод для его принятия - учет опыта "оранжевой революции в Киеве".
Начнем не с политики, а с реальных проблем безопасности.
В проблеме терроризма есть два разных аспекта: реальная угроза и "реклама террора".
Реальная угроза такова: в России в 2004 году погибло в результате терактов, по официальным данным, около 600 человек. Для сравнения - в автомобильных авариях погибло больше 30 тысяч, убито - больше 30 тысяч, еще около 20 тысяч скончались после совершенных на них бандитских нападений в больницах, пропало без вести - около 20 тысяч.
Подобная статистика многими читателями будет воспринята как "кощунство", мне самому, честно говоря, было не слишком легко об этом писать, приходилось преодолевать неловкое чувство.
Но на самом деле - где же тут цинизм? Конечно, нормальный человек сочувствует жертвам террора (тем более детям!), но разве у тех, кого убили "простые" бандиты, - кровь "второго сорта"? Разве жены, которых забили насмерть мужья (а это - сотни, если не тысячи женщин в год!), страдали меньше, чем заложницы в Беслане?
Однако зачем сравнивать, тем более противопоставлять?! И то ужасно - и это ужасно. И с тем надо бороться - и с этим надо бороться, разве не так?
Так. Разумеется, так. Но к каждому погибшему в терактах подносится десяток телекамер, реальная опасность умножается на всю мощь ТВ. А к "зауряд-смертям", будь то убитые, жертвы несчастных случаев или, скажем, СОТНИ ТЫСЯЧ ежегодных жертв медицинских ошибок - к этим погибшим и искалеченным СМИ и общество даже не наклоняются, а спокойно идут мимо, как мы идем мимо дохлых кошек. Между тем, ресурсы общества - не только материальные, но и информационные, психологические и т.д. - ограничены. И перекос в сторону терроризма совершенно очевиден. Ведь для 100 000 000 жителей России (вся страна кроме Северного Кавказа, Ростовской области и Москвы) угроза теракта - самая последняя из всех возможных и невозможных угроз в нашей жизни. Да, честно говоря, и любой москвич, когда не смотрит ТВ, не читает газеты, а реально оценивает угрозы своей жизни, скорее подумает о бродячей собаке, чем о бродячем шахиде. И это не близорукость, а здравый смысл. Власть и СМИ вольно или невольно формируют у людей фобию террористов, терророфобию - а люди не поддаются, понимают, что им лично эта опасность грозит меньше, чем сосулька зимой или купание в пьяном виде летом.
Конечно, есть и другой здравый смысл. Он говорит тоже о ясных и простых вещах. Захват атомного объекта, газопровода, отравление водопровода, взрыв химзавода и т.д. - как бы ни была ничтожна вероятность таких событий, они всегда должны быть в фокусе внимания государства. Переоценить ТАКУЮ угрозу по определению невозможно, потому что тут действует логика известной притчи. Девочку укусила змея. Мать в отчаянии. Врач ее успокаивает: "Ну что вы переживаете! Укус этой змеи смертелен лишь в одном случае из 100!" Мать отвечает: "Да если бы у меня было 100 детей - я бы не волновалась..."
Укус этой змеи - смертелен. И опасность ТАКОГО ТЕРРОРА (до которого, к счастью, дело не доходило ни в нашей стране и нигде в мире) несопоставима ни с опасностью криминальных убийств, ни с опасностью наркомании, автомобильных катастроф и т.д. и т.п. Поэтому никакие меры по защите стратегических объектов от укуса террористической змеи не могут быть чрезмерными.
О чем же говорит новый закон?
Смысл его в том, что наряду с уже предусмотренными двумя режимами - "чрезвычайное положение" и "контртеррористическая операция" вводится еще один - "режим террористической опасности". Основания для его объявления очень расплывчаты, вплоть до неподтвержденных оперативных данных. Что же означает этот режим (а вводиться он, кстати, может на срок до 60 дней)?
Разумеется, усиление охраны особо важных объектов - здесь, повторяю еще раз, вопросов нет. Разрешается прослушка телефонных разговоров без санкции суда (правда, неясно - если о прослушке объявляют вслух, то что же после этого там слушать?). Усиливается паспортный контроль.
Но если эти действия власти более или менее понятны (хотя и тут, конечно, возможны злоупотребления - скажем, при прослушке коммерческих и личных переговоров), то другие вызывают все больше сомнений.
Запрет на проведение массовых мероприятий, ограничения передвижения людей. Конечно, здесь можно сослаться на опыт Беслана или "Норд-Оста": отменили бы заблаговременно занятия в школах или запретили спектакли - ничего бы и не случилось. Однако критики закона, те, кто исходит из презумпции виновности власти, естественно, говорят, что под этим предлогом можно окончательно добить любую возможность политического волеизъявления народа. Чего уж больше: прямой запрет на демонстрации и вообще "не скопляться!" А основания? "Непроверенная информация о возможных терактах" ... Да любой местный начальник, не будь дурак, воспользуется такой возможностью! Ну просто очень странно будет, если не воспользуется, - он-то не несет, согласно закону, никакой ответственности, если "тревога" была ложной.
Наконец, как всегда, на сладкое - ограничения для СМИ. Суть их, коротко говоря, в том, что всю информацию о терактах журналисты могут получать только "с ложечки", а "ложечку" держит в руках руководитель контртеррористической операции. Безусловно, это легко обосновать интересами безопасности заложников, бойцов, мирных жителей - но так же ясно, что это делает все спецслужбы окончательно бесконтрольными для общества. Это, понятно, удобно для спецслужб - но едва ли от этого вырастет их реальная эффективность, а значит, и реальная безопасность общества.
Словом, если в США есть несколько уровней террористической угрозы, включая оранжевый и красный, то может быть и наши власти беспокоятся об отражении именно "оранжевой" и "красной" угроз?
Но надо стараться быть объективными. Если бы в нашей стране были серьезные демократические традиции; если бы люди верили в неподкупность (или хотя бы в "неполную подкупность") власти; если бы существовал хоть какой-то механизм проверки эффективности действия спецслужб, то тогда такой закон не вызывал бы никаких сомнений. В его формулировках не искался бы политический смысл, он воспринимался бы буквально так, как он и назван, - как конкретный, практический инструмент для борьбы с терроризмом, ни для чего больше.
Однако если спуститься с идеальных небес на нашу холодную и грязную землю, картина совсем иная.
Я вполне допускаю, что разработчики закона не преследовали никаких "коварных замыслов", действительно думали не о предлогах для борьбы с политической оппозицией, а о реальных способах борьбы с террористами. Однако думали они в своей логике, логике силовых ведомств, стремящихся к бесконтрольности. Поэтому задача Думы - не бездумно штамповать ведомственную инструкцию, придавая ей статус закона, а критически перечитать этот закон глазами гражданского общества. Будем надеяться, что во втором и третьем чтениях это и произойдет.