- Лев Алексеевич, иллюстрировать детскую литературу сложнее, чем книги для массового читателя?
- Конечно, тяжелее. По крайней мере моя душевная организация сложена таким образом, что иллюстрирование детской книги забирает больше жизненных соков. Но в этом и интерес небывалый. Азарт берет, когда выстраиваешь для себя сложную дорогу, пытаешься решить задачу, казавшуюся поначалу совсем непростой.
- Глядя на ваши иллюстрации, вспоминаю работы белорусских книжных графиков. И тех, кто работал в 1950-1960-е годы, и произведения молодой плеяды: Арлена Кашкуревича, Бориса Заборова, Елены Лось, Татьяны Березенской, Галины Хинко-Янушкевич. Такая же необычная теплота, доброта красок...
- И это закономерно. К сожалению, я меньше знаю детскую книжную графику минчан, чем изобразительное искусство Беларуси в целом. Но давно дружу с народным художником Георгием Поплавским. Знаком со множеством его работ. И вижу, что в основе его творчества - классическая школа. Книжные иллюстрации Поплавского, как и вся его графика, отличаются силой проникновения в образ, в характер избранной темы. И белорусских художников, подобных по уровню мастерства Георгию, безусловно, достаточно много. Я думаю, Беларусь и Россия одинаково богаты на школы изобразительного искусства. Секрет весь, вероятно, кроется в корнях, в фундаменте, в университетах, которые мы проходили, если так можно выразиться, в одних стенах.
- Давайте заглянем в вашу творческую лабораторию. Как создается книжная иллюстрация?
- Если рисунком, красками описывать только то, что находится на поверхности текста, от таких рисунков и взрослым, и детям будет скука смертная. Зачем же тогда существует творческая фантазия? Есть, в общем-то, две дороги. Первая - придумать, каким может быть тот или иной герой. И вторая - вторгнуться в сюжет книги более решительно. Возможно, довести это вторжение до абсурда в хорошем смысле этого слова. Тогда начинается новая игра с участием книжных, сказочных героев. Такая работа - для интеллектуально богатых детей. Второй путь накладывает на художника большую ответственность. Но он и интересен - как для художника, так и для читателя, потому что мысль развивает, заставляет думать о прочитанном, заставляет двигаться куда-то за "горизонт написанного".
- Говорят, чтобы творить для детей, надо самому в душе оставаться ребенком. Ваше детство как-то проецируется на работу?
- Хотя иногда говорят, что детство у всех одинаковое, наверное, не следует забывать, что мое детство пришлось на предвоенные и военные годы. У нашего поколения к традиционным детским интересам добавлялась более высокая, чем в другие времена, ответственность. Кстати, в детстве моим лучшим другом был белорус Радослав Александрович...
- Что способен сделать художник?
- По этому поводу я вспоминаю Марка Шагала. У него было два естества. Один Шагал - деловой, прагматичный, отчетливо представляющий мир, который его окружает. Второй Шагал - художник, живущий совсем на другом этаже, в своем астральном пространстве. Там и Витебск его присутствовал, и множество несовременных идей, сделавших Шагала Шагалом, жили во втором естестве, двигали им как великим художником. И ничто не могло стать помехой в реализации художественной мысли.
- Многие художники сегодня отрицают реалистическое искусство. Как вы к этому относитесь?
- У художника в принятии решения главным мерилом должно выступать его "Я" - как мера всех вещей. Наши художественные работы должны образовывать живой иероглиф...
- Но ведь, чтобы прочитать иероглиф, надо другие языки знать. Неужели надо быть настолько требовательным к детям, которые еще и простейшей грамотой не овладели?
- Так ведь я, как и любой другой здравомыслящий художник, работаю не только на уровне "прием - передача". Думаю, что мои рисунки даже не только умом читают, но и... сердцем. Работая для самого юного читателя, надо думать о его копилке для взрослой жизни.
- Создавая свои иллюстрации, вы прислушиваетесь к детским мнениям? Они ведь такие разные. Как найти золотую середину?
- Вспоминаю одно педагогическое наблюдение. Кто-то из ученых привел пример, когда мальчик нарисовал синюю корову. Да, таких коров не бывает. И мальчик об этом знал. Но у него было свое убеждение: мол, пусть хотя бы одна корова будет синей. Дети и сами не задумываются, как красят. Вероятно, как бог на душу положит. Даже под детей, для которых я работаю, не собираюсь подстраиваться. Другой вопрос, что следует присматриваться к детям, стараться видеть действительность их глазами. Ведь мы, взрослые, как морские камешки - овальные, потертые. А дети - кристаллики, угловатые и часто более богатые в своих открытиях миров. У художника может быть один советчик - чувство ответственности. Жизнь сложна, вокруг столько безнравственного, что думать о легких путях к сердцам и душам - слишком праздное занятие.
- Какой ваш любимый цвет?
- В разные периоды - разный. Одно время был синий. Больше всего когда-то ненавидел зеленый. Даже история такая случилась. Прихожу как-то в гости. И говорю о том, какой гадкий и мерзкий этот зеленый цвет. А за спиной сидит актриса Рина Зеленая. Пришлось извиняться. Затем прошла пора увлеченности коричневым. Теперь мной завладел зеленый цвет, самый богатый, самый защищенный, самый уживчивый с белым.
- А с каким животным олицетворяет себя художник Лев Токмаков?
- Со львом, разумеется. Я и по гороскопу - царь зверей. Только агрессивности, хищничества во мне нет.