28.02.2005 01:00
Культура

"Болт" Шостаковича в Большом театре

"Болт" Шостаковича в Большом театре
Текст:  Дмитрий Абаулин
Российская газета - Столичный выпуск: №0 (3708)
Читать на сайте RG.RU

"Болт" был написан в 1931 году и впервые поставлен в Ленинградском академическом театре оперы и балета Федором Лопуховым. Громкий провал стоил выдающемуся мастеру места главного балетмейстера. Балет был снят с репертуара и больше не возобновлялся. В 1980-е годы о планах постановки "Болта" неоднократно говорил Юрий Григорович, но так и не приступил к работе.

Проще всего сейчас задним числом объяснять, что новая постановка была заранее обречена на неуспех. Благо тот же Лопухов спустя десятилетия проанализировал допущенные ошибки в книге "Шестьдесят лет в балете". "Неудачи "Болта" начались с драматургической канвы, с выбора сюжета, с обращения к тому, что далеко от балета", - писал Лопухов. "Пьяница и прогульщик вставляет в механизм станка болт, что грозит взрывом. Бдительность комсомольцев предотвращает взрыв; вредитель разоблачен". Так, в двух предложениях, Лопухов пересказывает немудреное либретто балета.

Понятно, что буквально и искренне воспроизводить подобный сюжет на сцене сегодня невозможно. В свое время с похожей проблемой столкнулся Юрий Григорович, ставивший "Золотой век" Шостаковича. Тогда сюжет балета был радикально переработан (кстати, не без добавления мотивов "Болта"), но, главное, был найден эстетический ход, возможный в советских условиях: спектакль был решен как стилизация агитационного искусства послереволюционных лет. В более сложную игру сыграл Алексей Ратманский, взявшись за "Светлый ручей". В соцартовских декорациях Бориса Мессерера жили сегодняшние ироничные люди, с азартом разыгрывавшие комедию с переодеваниями.

Между "Болтом" и "Светлым ручьем" лежит целая вечность. Не только в плане историческом (хотя и это важно), но в первую очередь в творчестве Шостаковича. В 1933 году был написан знаменитый Первый фортепианный концерт, кристаллизовавший стиль раннего Шостаковича. В нем юношеский порыв и ирония сплавлены воедино. Музыку "Светлого ручья" отличает такой же синтез противоположных начал, которые в "Болте" существуют еще порознь, в лучшем случае в виде механической смеси.

Новый спектакль оформил сценограф Семен Пастух, мастер ярких образных решений. Индустриальное пространство решено им при помощи массивных конструкций, склепанных гиперболизированными заклепками. На сцене постоянно присутствуют огромные механизмы-роботы, которым даже поручен собственный танец. Но внешнее изменение фактур не помогло хореографу в поисках адекватного танцевального решения. Машины подавляют находящихся на сцене людей и делают их присутствие необязательным.

Создателям спектакля удалось справиться только с одной из проблем, обозначенных Лопуховым, - избавиться от засилья карикатурных отрицательных персонажей. Первое действие завершается сценой в кафе, куда приходит выгнанный с завода главный герой (в либретто он назван Димкой, однако в программке премьеры персонажи носят имена исполнителей: в роли Дениса - Денис Савин, в роли комсорга Насти - Анастасия Яценко и т. д.). Следует сюита гротескных танцев, в которых из-за социальных масок выглядывают вечные человеческие типы, а прогульщику и лодырю как жертве обстоятельств отдана значительная доля авторского сочувствия и эффектная сольная вариация. Однако этот успех остается локальным, и даже безусловного режиссерского таланта не хватает постановщику для того, чтобы выстроить логику второго действия, превращающегося в дивертисмент более или менее удачных номеров.

Понятно, что в работе над "Болтом" Ратманский хотел во что бы то ни стало избежать самоповторов. И, кажется, это желание во что бы то ни стало быть новым закрепостило его. К тому же над "Светлым ручьем" работал еще свободный художник, приезжавший в Москву из Дании. "Болт" поставлен худруком, обязанным думать о загрузке труппы и кордебалета.

Решение активно задействовать кордебалет в новом спектакле абсолютно логично, но навыков работы на столь густо населенной сцене у Алексея Ратманского пока нет, и учиться ему сегодня практически не у кого. Путь от хореографа к балетмейстеру (эти два понятия резко разграничивает Лопухов, наш неизбежный собеседник в разговоре о балетах Шостаковича) ему приходится проходить самостоятельно, повторяя порой поиски и ошибки предшественников.

Театр