Поводом к ним послужила круглая дата Перестройки, у которой было начало, но которой, по мысли наших современников, не видно конца.
Предметом же их стал, во-первых, ее отец - Михаил Горбачев, во-вторых, ее последствия в области морали, духовности и оперного искусства на сцене Большого.
Былое, конечно, быстро быльем зарастает. Но если его как следует прополоть, то можно и вовсе искоренить... былое.
Перестройка задним числом
Четырехсерийный документальный фильм Василия Пичула и Савика Шустера "Страсти по Горбачеву" получился многословным и бесформенным. Сначала было "Великое начало", потом - "Великая любовь", затем - "Наука ненависти" и, наконец, - "Великое освобождение".
Получилось нечто эпохальное, главным образом, по причине продолжительности повествования.
Но что к чему и отчего - понять по этой отменно длинной картине сегодня так же сложно, как и двадцать лет назад, когда мы в прямом эфире и в упор наблюдали происходившее.
Ну, к примеру, отдавал Михаил Сергеевич команду атаковать Вильнюсскую телебашню, или маршал Язов без ведома главнокомандующего послал на ее штурм танки полковника Масхадова?
Тогда был по этому случаю туман, и сейчас он не рассеялся.
Самый тяжелый вопрос: М.С. был щепкой в море политики или штурманом, попавшим в трудный исторический переплет?
Фильм на него не дает ответа. Авторы говорят зрителю: суди как знаешь. А вернее: суди как хочешь.
Мы и судим как хотим, благо к этому располагает сама картина.
Хотим видеть в Горбачеве неоцененного благодетеля и непонятого радетеля - извольте; хотели бы увидеть в нем ангела - пожалуйста; падшего ангела - и это есть; коварного злодея - кушать подано на третье. От сусальной любви до злобной ненависти - монтажный стык, а внутренней логики перехода от одного к другому нет никакой. И поют дифирамбы Горбачеву, и топчут его - все через запятую.
У Василия Пичула, известного кинорежиссера-художественника, такой выработался документальный принцип: вывалить на зрителя всю сумму добытых им синхронов, хроникальных кадров - и пусть тот сам разбирается, пусть он из этой суммы попробует сделать произведение.
Так он "отработал" и Сталина, и Хрущева. Так он изложил историю Четвертой мировой войны... И вот теперь дошла очередь до Горбачева и его Перестройки.
Мне-то кажется более продуктивной иная метода - та, коей пользуется Николай Сванидзе, возобновивший свои "Исторические хроники". Но когда еще он доберется до Перестройки, если пока не вырвался из 30-х...
Крутицкие
На фоне "Страстей" Пичула "Хроники" Сванидзе смотрелись с особой благодарностью.
Хотя бы за то, что в них видна авторская позиция, которая не есть нечто заведомое и предвзятое, а есть следствие и результат кропотливой работы историка с архивными материалами.
Эмоциональное и политическое отношение автора к Генриху Ягоде и его делам ни на йоту не опережает самого Ягоду и его дела.
А горькая и убийственная ирония хроникера вырастает из сопоставления частностей и обстоятельств.
Вот милая подробность, на которую обратил внимание один из пименов того времени: вдоль Беломорканала, построенного заключенными, не видно кладбищ.
Будто строители и не умирали пачками. Как же, - охотно объяснили ему сотрудники НКВД. - От голода и холода умирали, но их трупы заворачивали в бетон, который шел на укрепление берегов канала.
Другой пимен всю оставшуюся жизнь вспоминал, как его кормили в чартерном поезде, следовавшем на стройку социализма.
Больше всего ему запомнился десерт: персики без косточек и кожуры.
Социализм, стало быть, строили не только на костях, но и из костей. Как впоследствии в войне "побеждали мясом", по меткому выражению писателя Виктора Астафьева. И построили его таким образом, что никакой перестройке он уже не подлежал. Вопрос состоял в том, как надо было выходить из этого исторического тупика.
Сегодня задним умом политологи и филологи охотно рассказывают друг другу на телеэкране, как надо было.
По-китайски, твердит Андраник Мигранян всякий раз, когда ему дают слово в программах "Что делать?" и "Времена". Кому-то, однако, милее американский путь. Кому-то африканский... Но самым верным кажется русский путь.
Его универсальный идеолог - осмеянный еще в позапрошлом веке мудрец Крутицкий, сочинивший трактат "О вреде всячески реформ на Руси".
Его кредо: "Раньше крепче было".
На это упирали поэт Куняев и филолог Непомнящий в программе "Тем временем", где зашла речь о том, нужна или без надобности культуре свобода.
На этом настаивает мелькающая в последнее время особенно часто Елена Драпеко, в прошлом заурядная артистка, а ныне министр культуры в теневом правительстве коммунистов-большевиков. "Мы, - рассказывала она Михаилу Швыдкому в программе "Культурная революция", - славяне. Мы управляемы словом". Почему славяне управляемы словом больше, чем англосаксы?
Может, она решила, что "славяне" и "слово" - нечто однокоренное?
Булгаков в свое время поставил точный диагноз: разруха в головах.
Сейчас ситуация, возможно, еще более осложнилась: разруха уже где-то еще, в какой-то иной части организмов... В душах, что ли...
Миша Берлиоз и Иван Бездомный
Показательны опять же частности.
Шоувумен Елена Ханга объявляет бодро и даже патетично: "А сейчас к нам присоединяется гость, который из ревности убил свою жену! Встречайте!" Входит убийца в темных очках, и раздаются бурные аплодисменты. Наверное, не убийце, а по инерции, по правилам формата... Но сама инерция о чем-то говорит... Наверное, о параличе какой-то части души.
Булгаковский Мастер, повстречав автора антирелигиозной поэмы Ивана Бездомного и перекинувшись с ним несколькими фразами, прямо спросил: "Извините, вы невежественны?"
Этот вопрос к вождю "Идущих вместе" господину Якеменко (между прочим, дитя Перестройки) висел в эфире программы "К барьеру!".
Обсуждалась предстоящая премьера в Большом "Детей Розенталя" по либретто Владимира Сорокина.
Она обсуждается уже которую неделю, в том числе и в Думе - делать им что ли больше нечего? К ним тот же вопрос: "Господа, извините, вы невежественны?"