На таком чуде техники под названием "Голден пасс лайн" мне и предложили прокатиться по Швейцарии, а места дали те самые, обзорные, в голове поезда. Мне предстояло разобраться, почему эта страна века напролет так одинаково мила нашим соотечественникам, столь разным по убеждениям, происхождению и достатку.
И вот - мы мчимся по швейцарским долинам и по взгорьям. Я смотрел туда-сюда, солнце было мне то в глаз, то в темя: поезд буквально извивался меж скал, проскакивал короткие туннели и нанизывал на свою ось тучные низкие облака. Дорога наша - через перевал, даром что мы едем, а так уж за окном - небо, пора бы и взлетать, скорость у поезда вполне для того подходящая...
Что открылось предо мною? Холодные заснеженные вершины, голый лес предгорий, не проснувшихся еще после зимы, едва тронутые зеленым альпийские луга и одинокие шале на склонах. Все скупо. Никакого тебе буйства красок и поэтического подъема. Ну и что тут такого сверхъестественного?
- Не повезло вам, - заметил мой попутчик. - То ли поздно вы приехали в Швейцарию, то ли рано...
- Это в каком смысле?
- Ну, неделю назад здесь был снег, мороз и солнце. Царство снежной королевы! Очень красиво... А через неделю все вокруг расцветет, птички запоют, коровы на луга выйдут... Если же еще через неделю, то склоны гор покроются цветами. - Он покосился на мой фотоаппарат. - Приезжайте, будет что поснимать... Вы, вообще, что хотели - снега или цветов?
- Нет, я здесь насчет русских...
- А-а, понимаю! Русских здесь теперь много...
Я не стал объяснять, что не тех русских имею в виду, которых сейчас на любом европейском полустанке много - ни гастарбайтеров, ни толстосумов, скупающих недвижимость. А других - великих и прекрасных, - что остались в мягком тумане прошлого... От Карамзина начиная и до самого до Набокова. Всех не перечислить! Бедный Пушкин! Пожалуй, он единственный, кто здесь не побывал...
А другие - были и писали. Жуковский. Чаадаев. Гоголь, как и Байрон, оставил автограф на колонне в Шильонском замке. Герцен получил здесь вид на жительство и числился крестьянином какой-то деревушки. Тютчев. Толстой. Чайковский завершил здесь оперу "Евгений Онегин", а Стравинский написал "Весну священную".
Кстати, туман, уважаемый читатель, я ввернул не ради красного словца. Не знаю, как обычно, но в марте туман ежедневно стелется повсюду. Мне, например, повезло "увидеть" в тумане знаменитую вершину Юнгфрау, Люцернское и Женевское озера, а также прекрасный городок Веве, где, кстати, Достоевский написал роман "Идиот".
Так вот, о русских. Почему ОНИ так стремились сюда и что ОНИ здесь находили? Это лишь сказочная страна с молочными реками и кисельными берегами, подаренная восторженным Карамзиным следующим поколениям поэтов и революционеров? Или все-таки они, поэты и революционеры, находили в Швейцарии нечто большее, чем только идиллические пейзажи и успокоение души?
Ну, что касается революционеров, то они, конечно, находили здесь главное, чего не было на родине - свободу если не делать, то думать и говорить о том, как сказку сделать былью, и оставаться при этом в полной безопасности. Поколение за поколением - вначале Герцен, затем Бакунин, Плеханов и, наконец, Владимир Ильич - оттачивали здесь революционную теорию при полной лояльности со стороны местных властей. Надо поправить: вовсе не Петербург, а именно Швейцария была колыбелью русской революции. Из Цюриха отправился через всю Европу пломбированный вагон с большевиками, оставлявшими здесь и горячие споры в милых ресторанчиках, и все свое благополучное прошлое.
Почему же конкретно Швейцария приняла их, пригрела и подготовила к великому и страшному будущему? Тому есть два объяснения. Во-первых, швейцарцы всегда были снисходительны к беженцам. Сюда, в горы, со всей Европы во все времена стекались униженные и оскорбленные царствами и империями. Скажем, швейцарская часовая культура началась во времена Варфоломеевской ночи. Мастера-гугеноты бежали из Франции не просто семьями - цехами, унося на себе инструмент и часовые механизмы. Герцен, между прочим, получил вид на жительство как беженец.
Так обстоит дело до сих пор. Именно в Швейцарию направился когда-то из СССР Александр Солженицын. А в последние годы здесь поток беженцев из стран бывшей Югославии. Правда, теперь получить швейцарский паспорт совсем не просто - это длительная и канительная процедура. Шахматиста Корчного, например, осчастливили гражданством лишь на четырнадцатый год проживания.
В спорах на тему - а не прекратить ли принимать беженцев? - либерально настроенные швейцарцы говорят так: "Когда любят - не считают". Это в том смысле, что если у вас работает беженец и работает хорошо, да к тому же он человек замечательный и вы его уважаете, как же тогда вы можете отказать ему в праве перевезти сюда жену и детей, ведь ему без семьи плохо. На то, что едоков в стране все прибавляется, а работников - нет, и говорят: "Когда любят - не считают".
Вторая причина, почему революционеры из России так стремились в Швейцарию, была совершенно противоположной. Меркантильной - и для тех, кто приезжал, и для тех, кто принимал. В те времена жизнь здесь была дешевле, чем в соседних немецких и французских землях. Вот русские и ехали. И вовсе не одни лишь революционеры. Оптимальное соотношение цены и качества. Хочешь - лечись, хочешь - учись, не хочешь - делай революцию. Швейцарцы охотно принимали всех, кто хорошо платил, - русские это или англичане (японцев, которые хорошо платят сейчас, тогда еще не было).
С творческой интеллигенцией в отношении ее безоглядного стремления в Швейцарию разобраться сложнее. Лишь с Владимиром Набоковым все ясно. Он прежде всего ехал к бабочкам, коих в окрестностях Монтре, где поселился писатель, великое множество. Кстати, пеший путь из центра Монтре к любимому месту охоты Набокова, занимал шесть(!) часов. Сейчас на этой горе обзорная площадка с рестораном, доехать туда на поезде можно за двадцать минут.
Да, все довольно быстро меняется... Был у входа в отель "Монтре палас" сад, где любил проводить время Набоков. Нет теперь этого сада. Новые хозяева гостиницы, какие-то сингапурцы, построили на его месте спа-центр, потому как отель "де люкс" без косметического салона и тренажерного зала сегодня люксом не считается. В результате на месте сада появилась плоская крыша фитнес-клуба, покрытая дерном, а вместо деревьев там стоят памятники великим постояльцам "Монтре палас", в том числе и самому Набокову.
С памятником тоже не все просто. Это замечательное произведение скульпторов Рукавишниковых установили к столетию писателя в нижнем холле гостиницы. Но туристы-россияне повадились ходить туда, чтобы поглазеть на соотечественника в бронзе, создавая у входа в отель не вполне "делюксовую" обстановку. В общем, как только построили спа-центр, памятник выселили на улицу, чтоб не ходили тут всякие...
Немало изменений и в самой гостинице. Знаменитый сьют в полэтажа, который занимала семья Набоковых, перестроен. Табличка в его честь, конечно, висит, и фотографии тоже. Но все остальное переделано. Кажется, здесь теперь шесть небольших номеров. И трудно понять, какой из них когда-то был кабинетом писателя, а какой - спальней. Мемориальной мебели нет и в помине.
Впрочем, осталось не тронутым главное. Вид на озеро, которое у русских принято называть Женевским, хотя на самом деле оно носит имя Леман. Владимир Владимирович очень дорожил этим видом, "который никогда не надоедает".
Любой житель Монтре легко объяснит вам, почему этот вид никогда не надоедает. Он просто не повторяется. Закаты и восходы, солнце и луна, вода и воздух, облака, туман и дождь создают в течение дня сотни интерпретаций этой картинки на озеро. И счастлив тот, кому довелось ее видеть.
Кстати, "Дым над водой", самая знаменитая песня группы "Дип Перпл", была написана именно в Монтре, во время джазового фестиваля, который ежегодно здесь проводится и лишь по названию джазовый - сюда съезжаются музыканты разных стилей, в том числе и рок-музыканты. Эта песня, как мне сказали, написана под впечатлением от вида на озеро Леман. Верилось с трудом - слишком благостным и мягким показался пейзаж вокруг для такой жесткой тревожной музыки. Но следующим утром мне довелось увидеть тако-ое! Вдалеке - где-то над Женевой - висела огромная красная луна, снег на горе - видимо, от рассветного солнца - тоже был красным, а над стальным озером стелился густой лиловый туман. Тот самый дым над водой!
Когда у Чарли Чаплина, проживавшего неподалеку, в Веве, спросили, почему он решил остаться именно здесь, великий комик сказал, что своей жизнью заслужил право на такой вид из окна. Теперь Чарли - в бронзе, как и Набоков, - круглые сутки смотрит на озеро.
Вообще смотрение, созерцание - одно из главных удовольствий путешественника в Швейцарии. Но, как в любом удовольствии, здесь важно не переборщить, вовремя скрыться от окружных красот - да хоть в ближайший ресторан. Гоголь Николай Васильевич, например, в свое время переборщил. Вот что он писал отсюда на родину: "Все виды и виды, так что мне уже от них... тошно, и если бы мне попалось теперь наше подлое и плоское русское местоположение с бревенчатою избою и сереньким небом, то я бы в состоянии им восхищаться, как новым видом".
Увы, представление о Швейцарии как о воплощенном рае, взращенное среди русских с легкой руки Карамзина, приводило наших великих и мудрейших к большим разочарованиям. Впрочем, не Швейцария - тихая, добрая, уютная - в том виновата. Скорее - мы сами: мечтаем оказаться при жизни в раю, а попав в него, негодуем, что рай этот уж слишком земной.
Достоевский с юных лет томился в ожидании встречи со Швейцарией. Мечта его сбылась спустя десятилетия, но что в итоге? "О, если бы вы знали, как глупо, ничтожно и дико это племя! Мало проехать путешествуя. Нет, поживите!" - вот что в итоге. Женеву он называл городом нищих духом снобов. Конечно, по-человечески Федора Михайловича можно понять. В Женеве умерла его дочь. Как он считал, по вине местных врачей. Не до восторгов от местных красот, обычаев и персонажей.
Но при чем тут Швейцария? И швейцарцы? Они не поэтичны и не сентиментальны, как мы. Ну и что? Люди, прожившие здесь много больше Достоевского, утверждают: швейцарец не обманет, не продаст и от своих слов не откажется. Доказательством тому мировые эталоны - швейцарская незыблемость банковской тайны, швейцарские гвардейцы на службе у папского престола, швейцарская секундная точность.
В Люцерне есть знаменитый памятник "Умирающий лев". Его вырубили в скале в память о швейцарских гвардейцах. Они служили французскому королю и погибли все до единого, защищая Людовика во дворце Тюильри от разъяренной революционной толпы. Другой охраны уже и близко не было, а эти стояли до последнего. Вот так: дал клятву - держи.
Впрочем, что защищать швейцарцев? Тем более от Достоевского. Они и сами себя защитят. А на нашего духовного пастыря обиды не держат. Наоборот - гордятся, что он гостил у них и творил. О чем не забывают напоминать в каждом туристическом проспекте.
Что характерно - русских в Швейцарии после Достоевского и Толстого, который тоже не очень лестно отзывался о здешней публике в знаменитом своем рассказе "Люцерн", меньше не стало. Скорее наоборот. Только в Женеве сейчас легально проживают не менее семи тысяч россиян. Говорят, Михаил Плетнев купил не так давно какую-то недвижимость в Люцерне. Пошел по стопам Сергея Рахманинова, у которого там же был домик. И так далее. Русско-швейцарская история продолжается: в ресторане отеля "Монтре палас" юный официант без акцента спросил меня по-русски: "Еще вина?". Оказалось, наш, из Москвы.