Российская газета| Вам не называли сумму, в которую обошлась ваша подготовка в отряде космонавтов?
Екатерина Иванова| Не называли, но и так известно, что миллионы. Для меня все, что произошло, остается слишком болезненным.
РГ| Это женская обида или самолюбие классного, дорогостоящего профессионала, досрочно списанного в тираж?
Иванова| Космическое начальство, не считая государственных денег, тратило их на женский отряд, исключая для себя возможность как-либо использовать наши профессиональные знания и навыки. Мы оказались дорогой игрушкой, которую выбросили за ненадобностью. О том, почему разогнали космонавток, рассказала в одном из интервью Светлана Савицкая. "Бабью здесь делать нечего", - вот что слышали мы в отряде от одного Героя Советского Союза. Моя подруга Лена Доброквашина, которая была в составе нашего женского экипажа, шутила, что этот "герой" запросто может ударить. Теперь мы знаем, что американцы, когда решается вопрос, кому из двоих астронавтов лететь при равных параметрах здоровья, предпочтение отдают женщине. Три же наши женщины оказались в космосе случайно.
РГ| Терешкову отправили, чтобы доказать преимущества нашей политической системы. Светлана Савицкая, чемпионка мира по высшему пилотажу, не могла не слетать: у нее папа был маршалом. Яростный противник женщин-космонавтов Валерий Рюмин, заместитель генерального конструктора НПО "Энергия", отправил в космос Елену Кондакову - собственную жену.
Иванова| А кто я? За моей спиной не было высочайшего покровительства, значит, у меня не было шансов. Хотя меня ценил Валентин Петрович Глушко: боролся за меня, включал в составы экипажей и даже за неделю до своей смерти снова затребовал в "кремлевку" мое личное дело. Я надеялась, пока он был жив. А теперь вообще надеяться не на что.
РГ| Сегодня возраст помехой для полетов в космос не считается.
Иванова| Я всегда была в хорошей форме. Но дело не в возрасте: в апреле прошлого года меня сбила машина, и я только недавно встала с больничной койки. Меня поразило, как в наших больницах с людьми обращаются. Со сломанным тазом, раздетая, я четыре часа провалялась среди бомжей в коридоре приемного покоя нашей Третьей истребительной, и никому до меня не было дела.
РГ| Это какую же больницу Петербурга так в народе называют?
Иванова| Елизаветинскую, там очень высокая смертность. Пыталась говорить врачам, что космонавт, но все было бесполезно. Вот был ужас. А через две недели вышли сроки страховки, и меня выписали "на улицу". Мой друг, врач из Звездного, заявил, что, если меня перестанут лечить, я останусь калекой на всю оставшуюся жизнь. Пришлось лежать дома, а он привозил лекарства, которые считал нужными. У меня много хороших друзей, они меня поставили на ноги.
РГ| В какой мере вас, космонавта, коснулся Закон о замене льгот денежными выплатами?
Иванова| А у меня никаких льгот никогда не было. Пенсию я получаю достаточно большую. Было право бесплатно, как все пенсионеры, ездить в транспорте. Но контролеры, видя перед собой молодую даму, всегда пытались отобрать мое удостоверение. Поэтому предпочитаю платить либо ходить пешочком, что очень полезно. Если дадут звание "Ветеран труда" Военмеха, может быть, станет дешевле телефон, охранная сигнализация. Пришлось поставить на охрану квартиру, так как ее дважды взламывали наркоманы, - противно, когда все перерыто. Живу как самый обыкновенный человек, как все.
РГ| Воспоминания о двенадцати годах в Звездном тяготят или радуют?
Иванова| Греют сердце. Сегодня я предпочитаю думать, что мои несостоявшиеся полеты были угодны судьбе. Жизнь в Звездном была моим счастьем. Потому что я занималась любимым делом, рядом были невероятно замечательные, родные люди, герои. Сегодня никто не вспоминает о том, как Витя Савиных с Володей Джанибековым спасали мертвую станцию, а ведь это был подвиг. Они полетели, хотя неизвестно было, можно ли там дышать. В перерывах между тренировками я бегала в ЦУП, слушала, как они шутили: "Сейчас в корабль сплаваем, руки погреем и вернемся на станцию". Володя научил меня делать стыковки корабля, ведь я освоила специальность командира экипажа. Великодушный Гречко, сочувствуя мне, очень советовал уволиться из Военмеха и перейти на работу в НПО. Тогда бы у меня было больше шансов слетать. Но я не могла надолго оставить маму-блокадницу. А как меня здорово научили летать на реактивном самолете! Я налетала 13 часов пятнадцать минут, больше, чем иные мужчины. Сейчас могу признаться в том, что в ночных полетах инструкторы разрешали мне делать "бочку",что строго запрещалось, а днем мы делали "мертвую петлю", штопор. Я была первой женщиной, которая в скафандре работала под водой.
РГ| Допустим, вы бы слетали. А дальше бы чем занялись? Стали бы политиком, украшением одной из партий? Или вас бы пристроили в какой-нибудь благотворительный фонд?
Иванова| Честно говоря, не знаю. Политика точно не по мне. Моя любимая подруга ходила на митинги, люди выбрали ее депутатом местного совета. Но так как она честный человек и не дает своим руководителям воровать, они ее изо всех сил выживают. Разве это жизнь? Если бы я слетала, наверное, не была бы такой свободной. Да, мне ужасно обидно, что наша космонавтика растеряла большую часть своих достижений, что мы своими руками за стеклянные бусы отдали свой приоритет в этой отрасли. Обидно, что отправили на пенсию прекрасных инструкторов. Что зарплаты врачей отряда ниже прожиточного минимума. Но изменить мир, бороться я не могу. Сейчас думаю: как бы мне возлюбить всех людей? Любовь гасит злость. Скоро снова уеду в деревню. В Тверской области у меня есть избушка, наверное, пока я болела, там все заросло. Пора землю приводить в порядок.