В театр попадаешь, спустившись в подвал. Там небольшое фойе с пузатым самоваром, крошечный зал и темная низкая котельная, где Коляда устроил еще один театр - "В бойлерной". Еще одна дверь в фойе ведет в отсек, где расположен Молодежный поэтический центр - нынешний враг театра. Его директор, сдавшая подвал театру в аренду, теперь пытается театр выселить - возможно, нашла подвалу более выгодное применение.
"И придут ироды..."
Николай Коляда| Год назад позвонила директриса Молодежного поэтического центра и предложила посмотреть ее помещение. У нее тогда был долг по арендной плате, и в подвале уже два месяца как отключили свет. Я пришел - вода по колено, света нет. Заплатил за аренду, за свет. Созвал своих студентов, журналистов, даже зрители пришли помогать. Убирали, чистили, мыли, порядок наводили. Занял денег у друга немца - купили аппаратуру, световую и музыкальную. По оснащенности это теперь один из лучших камерных залов города.
Российская газета | У вас крошечный зал и соответственный доход - как удается содержать театр?
Коляда | А мы играем по 50 спектаклей в месяц. У нас большой репертуар, включая детские спектакли, и есть школа при театре.
РГ | И что, этих денег хватает?
Коляда | Я же получаю авторские! Все вкладываю в театр, и сейчас я нищий человек. И спонсоров нет. Спонсоры люди богатые - им нужно, чтобы, когда придут в театр, то был бы буфет, коньячок, мрамор. Что им делать в подвале?
РГ | Когда-то Свердловская драма располагалась в здании, с которым связаны театральные легенды... Но построили новое здание, и в старом теперь торговый центр. А в городе не хватает театральных помещений!
Коляда | Когда я захожу в этот торговый центр, сердце переворачивается. Я же вырос на том театре, играл в нем. Но что-то там провернули, продали, перепродали - бандитизм несусветный! Входишь в магазин: тут была сцена, тут моя гримерка, а теперь стоят ботинки. "Придут ироды и будут в ваших храмах коней держать...".
РГ | А малая сцена Театра драмы, где вы одно время играли?
Коляда | Я просил отдать ее мне, приводил в пример "Балтийский дом" в Петербурге, где сосуществуют несколько театров. Но директора в Драме все время менялись, и это страшно, когда неуч лезет в творческие дела. А сейчас малую сцену вообще закрыли. Говорят, там будет ресторан.
РГ | Вы были актером Театра драмы. И вдруг стали писать и ставить пьесы. Как это произошло?
Коляда | Я писал рассказы и играл главную роль в пьесе "Остановите Малахова!". Видите портреты на стене? Это я в роли. Их по ходу действия опускали над сценой, когда меня сажали в тюрьму.
РГ | А это кто их так обцеловал?
Коляда | Наши актрисы. Так вот, я играл эту роль, а мои рассказы печатали газеты. В 83-м меня выгнали из театра за пьянство. И буквально на следующий день я получил вызов из Литинститута, куда отправлял рассказы. Поступил на курс к Вячеславу Шугаеву.
РГ | А чему он вас учил?
Коляда | "Не пиши пьесы - они у тебя не получаются". Но я его не послушал и все-таки стал писать пьесы. И уже первую - "Играем в фанты" - поставили сто театров России! Это было начало перестройки, понадобилась новая драматургия, и я стал богат, бросил пить, писал пьесы и Литинститут окончил членом Союза писателей. Поэтому я очень благодарен Театру драмы за то, что они меня выгнали и подвигли поменять жизнь. А потом они выгнали мой театр, и теперь у меня есть свое помещение. Так что, несмотря на все сложности, я счастливый человек. У меня есть свое дело, и это радость.
"Вылитый Чехов"
РГ | Вы жили в Германии?
Коляда | Полтора года. Пригласили в Штутгарт на стипендию, а потом позвали в гамбургский театр. Там задумали спектакль по Чехову "Остров Сахалин". И нужен был исполнитель роли Чехова. Режиссеру показалось, что я похож. Надел пенсне и шляпу - все ахнули: вылитый Чехов, говорят.
РГ | Вас ставят в Германии, вы там играли. Для многих это шанс остаться. Здесь у вас одни неприятности - не было соблазна уехать из Екатеринбурга?
Коляда | Соблазн был. Но куда я дену свою квартиру, свои книги и своих кошек - девять штук?
РГ | Девять?!
Коляда | И еще черепаха. Как я все это перевезу? И потом... Я поездил по свету и понял, что лучше, чем здесь, мне нигде не будет. Здесь дом, здесь я как рыба в воде. Захожу в магазин - продавщица спрашивает: ну как дела в театре? Все меня знают, все здороваются. А что в Москве? Столько людей, которые здесь были на виду, там просто исчезли! Нет, уж где родился - там и сгодился, живи, где тебе тепло!
РГ | Осада вашего подвала еще не снята? Как это вообще началось?
Коляда | Я проснулся рано утром - звонил сторож из театра: "Бегите сюда, тут люди в камуфляже!". Прибегаю. Стоят люди из частного охранного предприятия "Гюрза" и не пускают. Вызываю милицию и чудом прохожу внутрь. Заявляю, что из театра не выйду. Звоню в Минкультуры, Росселю, в Комимущество, депутатам, журналистам. Вскоре у театра была вся пресса и все телевидение, и я в кадре из-за решетки матерился. Артисты прибежали, и как только "Гюрза" на секунду отвернулась, через черный ход проникли в театр. Тридцать человек. И тоже: "Мы отсюда не уйдем!". Главный принцип - ни на что не соглашаться: "Ночевать здесь будем!". Нам стали носить сигареты, воду, пищу, тут были коллеги из всех екатеринбургских театров, зрители, пресса... Наутро пришли чиновники и опять стали судить-рядить, а к вечеру составили мирный договор. Он не имеет юридической силы, но наши противники поняли, что они бессильны: мы сдохнем, но отсюда не уйдем. Потому что мы защищаем свою сцену, свое дело.
РГ | И чем же сердце успокоилось?
Коляда | Ждем. Как все кончится, не знаю. Чтоб вызвать охранное предприятие, нужны огромные деньги, которых у наших оппонентов нет и быть не может. Так что, говорят, за всем этим стоят какие-то бандитские группировки. Все-таки помещение в центре города, его можно приспособить под ночной клуб. Но я так рад, что меня поддержали и актеры, и зрители, и коллеги. Два спектакля пришлось отменить - зрители звонили и говорили, что возвращать деньги не нужно.
Амиго и кошки
РГ | Сколько пьес уже написано?
Коляда | Девяносто. Больше пятидесяти - поставлены. Но это не предел.
РГ| Ваши пьесы - исчадие российской реальности. Как эту экзотику воспринимают в Германии или Швеции? Способны ли они врубиться в наши проблемы?
Коляда | Нормально воспринимают. Пьесы у меня очень хорошие: есть исходное событие, завязка, кульминация, развязка - все, что нужно публике. Сначала все смеются, а потом плачут. За этим и ходят в театр.
РГ | Пьесы хорошие, согласен. Причем сначала поддаешься обаянию сленга, которым вы не то что злоупотребляете, но употребляете обильно. А потом вдруг все опрокидывается в совершенно чеховскую стихию - с пространными монологами, с самоистязанием, с неожиданной интеллигентностью героев. Как вам удалось это все снова ввести в обиход?
Коляда | Я, конечно, сделал в жизни много ошибок. И написал очень много говна. Есть, может, четыре-пять хороших пьес, которые, наверное, проживут какое-то время. "Мурлин Мурло" идет уже 15 лет. Я только что ездил на премьеру в Польшу - там меня тоже много ставят, чуть ли не в каждом театре идет и "Мурлин Мурло", и "Рогатка", и я чувствую, что это не устарело. Ну просто хорошие пьесы. Но когда пишешь, своих побед от поражений ты не можешь отличить. И те, кто когда-то прочитал одну плохую пьесу, уже припечатали меня клеймом: чернушник, порнушник. И больше читать не хотят. Но это моя вина: не надо было этих птичек выпускать из рук. Но они разлетелись, и теперь ничего не поделаешь.
РГ | "Амиго" пьеса хорошая или плохая?
Коляда | Не знаю. Я года два назад ее написал и с тех пор не перечитывал. Когда писал - плакал. А что?
РГ | Мне она очень нравится. Но как вы надеетесь воплотить на сцене эти огромные ремарки, где место действия описывается во всей натуральности? Там и пекарня на солнцепеке, и угол дома, и прохожие на тротуаре, и люди на остановке, и сложная квартирная география. И еще три кошки, которым поручены важные роли. Они должны в нужный момент поднять хвост трубой или улечься на норковой шубе. Это все симпатично, но - как ставить? "Амиго" ставили?
Коляда | Нет.
РГ | Кошек не нашли?
Коляда | Не знают, как подступиться. Тут же нужно найти сценический эквивалент, создать художественный мир, где все это будет угадываться. Мое дело создать атмосферу, и я рассчитываю на неглупого режиссера. Когда я ставлю свои пьесы, я же не следую ремаркам тютелька в тютельку, а что-то придумываю. Третий год провожу конкурс пьес "Евразия" - везде: "Вышел в левую кулису, вдали светит фонарь". Подробности есть, а художественного мира нет. Мне важно, чтобы герой уходил не в левую кулису, а в беседку или к морю, чтобы читатель понимал, что мир не ограничивается четырьмя стенками. Поэтому и придумываешь кошек, и собак, и мальчиков, которые сидят напротив, курят. И героиня на них смотрит - тут и желание быть снова молодой, и ощущение весны на улице. Режиссеру нужно найти, как передать это состояние, но у нас же режиссеры какие? Я же вижу, как они репетируют: пойди налево, пойди направо...
Уральский парень Гоголь
РГ | А почему бы вам не показать дорожку? Вы ведь ставите свои пьесы?
Коляда | Я ставлю, показываю. А что - у меня хорошие спектакли! "Ревизор" - шикарный спектакль, мне не стыдно за него.
РГ | Тоже вы написали?
Коляда | Написал современный уральский драматург Николай Васильевич Гоголь. В афише же написано: "Коляда-театр" ставит пьесы современных уральских драматургов. В этом театре все, что талантливо, - то и ставится. Когда работал в Театре драмы, поставил "Корабль дураков" - вот хороший был спектакль!
РГ | По фильму Крамера?
Коляда | Нет, у меня есть такая пьеса. У меня и "Моцарт и Сальери" есть, и "Сказка о мертвой царевне". В "Корабле дураков" на сцене было 120 квадратных метров воды и еще яма 3х4, куда актеры прыгали. Такая была конфетка! Брызги летели в зрительный зал. Восемь лет шел спектакль!
РГ | Вам не предлагали писать для кино или телесериалов?
Коляда | Предлагали. Я отказываюсь. Не хочу. У меня был опыт в кино: фильм "Курица". Но я писал трагикомедию, а поставили водевильчик. Да и общение с киношниками мне не понравилось.
РГ | Вы предложили свой тип драматургии, свои темы, свою лексику, своих нетрадиционных героев. Со всем этим были проблемы?
Коляда | Конечно. Почитаешь о себе в Интернете - я бездуховный матерщинник. После "Клаустрофобии" одна газета написала, что режиссеру место у параши. Это о спектакле, на котором люди плачут. Другая газета написала, что Коляда - это ужас, летящий на крыльях ночи. Третья: "Гореть ему в аду!". И за что - непонятно. Это несправедливо, человек не может так говорить. Можно сказать то же самое, но другими словами.
РГ | Вы-то пишете, что вам хочется.
Коляда | Я никого не трогаю. Виктюк мне как-то сказал: это же пишет кухарка, против которой я поставил спектакль! Иди, кухарка, вари свои борщи...
РГ | На вас все-таки действует критика?
Коляда | Очень. Ну, что вы! Я же не могу объяснять им, что так, как я люблю Россию, мало кто любит. И что я духовный. Читайте пьесы, там же все написано! Если ты неглупый человек и у тебя сердце открыто, ты все поймешь. И не станешь обвинять меня в том, чего нет.
РГ | Духовность стали отождествлять с религиозным сознанием, это понятие приватизировали верующие. Вы человек верующий?
Коляда | Я церковь у себя на селе на свои деньги построил. Но пост не соблюдаю и в церковь не хожу. Просто знаю, что Бог - это любовь, и в это надо верить. А у нас духовность понимают так: надо ходить в черном, отрастить бороду и всех целовать взасос. Но любовь к России все-таки выражается иначе. Не только битьем поклонов. Что-то делать надо для России!
РГ | Чему вы учите своих студентов? Драматургии ведь научить невозможно, и я не очень понимаю, чему вас учил Шугаев.
Коляда | Он смотрел на нас, как на котят. Кто выплывет - выплывет, а не может - туда и дорога. А в чем учеба заключалась? В те времена я не знал, кто такой Набоков, он же только в списках ходил. А Шугаев все время говорил: помните - у Набокова? Я и заинтересовался, достал "Лолиту" в фотокопии - целое открытие. Даже сам ее перепечатал - не верил, что когда-нибудь издадут. Каждое набоковское слово пощупал на машинке - вот это была школа! Шугаев мог поправить мировоззрение. Что и я сейчас делаю со студентами. Говорю: это хорошо, а это - очень плохо. И если у кого удачная пьеса - могу помочь ее протолкнуть. Вася Сигарев написал пьесу, я ее по театрам носил: почитайте. У него она называлась "Падение невинности", а "Пластилин" - это мое название. Помочь талантливому я могу, но если человек бездарен - не стану же я с дерьмовой пьесой по театрам ходить, меня засмеют.
РГ | Подражают учителю?
Коляда | Конечно. Они же видят, что я и успешен, и зарабатываю чего-то там. Подражают, а потом идут дальше. Как я в свое время был в восхищении от Вампилова, Петрушевской и первую пьесу написал как "Подражание Вампилову в двух частях". Но потом подражать перестал.
РГ | Вот эта ваша театральная крыса по имени Гойко Митич - в чем ее функции?
Коляда | Играет Мышиного короля в "Золушке", а в "Малыше и Карлсоне" им пугают Фрекенбок. Дети очень смеются.
РГ | А какова функция девяти кошек? Они вдохновляют?
Коляда | Кошки - это мир, дом, покой. Хотя и шерсть, и грязь, но все равно - мир и дом. Так получилось. Они пришли сами, я их и подобрал, а потом они начали плодиться...
Когда мы будем молодыми...
РГ | С актерской профессией вы завязали?
Коляда | Почему, я играл в "Ромео и Джульетте", а когда актер не смог придти на детский спектакль, мне пришлось сыграть Короля в "Золушке". А вообще я не хочу играть.
РГ | Вы что, не любили это дело?
Коляда | Я очень люблю своих актеров, но это не профессия, а диагноз. Я среди них почти не встречаю художников - людей, которые понимают, что такое театральный процесс. Для них существует только "я на сцене".
РГ |
А как вы умудряетесь совмещать театр еще и с работой в журнале "Урал"?
Коляда | Сегодня репетиций не было - пошел в редакцию, номер сложили. Шесть лет назад, когда у меня еще не было театра, мне позвонили и сказали, что журнал умирает. А у тебя, мол, имя, спасай журнал. Я подумал, что буду теперь при должности - все-таки главный редактор. Буду сидеть, как свадебный генерал, и мне все будут подносить. Прихожу в первый день на работу, а там украли из бухгалтерии компьютер. С потолка капает. Тираж 274 экземпляра, хотя когда-то был 120 тысяч. Денег нет, и в ближайший номер ни одного материала. Я понятия не имел, что со всем этим делать. Потом придумал акцию "Спасем "Урал!", собрал журналистов, обратился к общественности. По библиотекам ездил, журнал по киоскам развозил, по радио выступал, писателей сзывал. Всех выгнал и набрал новую команду. Так понемногу стало что-то делаться, и сейчас тираж 3 300, объем увеличился, рукописей море. Все отремонтировано: чистота и порядок. Выходим вовремя и сделали номер к 60-летию Победы. Подписчики по стране появились. В Интернете присутствуем на двух адресах. Теперь все идет уже и без меня. Так что я оттуда скоро уйду. Потому что писатели меня достали. Они уже все старые, но хотят печататься. Пишут "под молодежь" - и про траханье, и про всякое такое. Звонят в два ночи или в шесть утра, и каждый раз Коляда плохой - потому что не печатает. Приходит 75-летний писатель: у меня юбилей! Читаю: "Она взяла его елду и поломала через колено". Нельзя, говорю, в вашем возрасте такое печатать. Но это, отвечает, так современно! Скандал был ужасный, пришлось публиковать, хотя все там убрано и переделано. Это ужасно: приходит дурак, но член Союза писателей, и поэтому ему нельзя отказать!
РГ | И это я тоже могу напечатать?!
Коляда | Конечно. Мы же откровенно говорим.