Средь шумного балла, случайно…
Из доброго десятка ежедневных изданий, которые выходят на фестивале, два – Screen и Le film francaise – публикуют рейтинги, в которых участвуют критики крупнейших мировых изданий. В обоих журналах лидирует, причем с большим отрывом, французская картина австрийца Михаэля Ханеке «Тайное» (название «Тайник», которое дали фильму в нашем прокате, совершенно бессмысленно – никакого тайника там нет). У нее 3,3 балла из 4 возможных.
Ларс фон Триер с «Мандерлаем» отстает очень заметно (2,7 балла), некоторые критики даже поставили ему единицу. Он на четвертом месте, пропустив вперед «Историю насилия» Дэвида Кроненберга (2,8) и «Ребенка» Жан-Пьера и Люка Дерденнов. Последнее место (1,5) разделяют японская «Травля» и итальянская «Если родился, уже не спрячешься».
Но все это, по большому счету, ровно ничего не значит. Каннские жюри, давно замечено, соревнуются не в мере справедливости, а в мере оригинальности. Иногда оригинальность оказывается провидческой.
В связи с конкурсным фильмом Жан-Пьера и Люка Дарденнов «Ребенок» стоит напомнить скандальную историю появления никому не известных бельгийских братьев на звездных горизонтах Канна. В 1999 году точно так же критики выстраивали свои рейтинги, болели за фаворитов и горевали над аутсайдерами. И вдруг, как черт из табакерки, под занавес фестиваля выскочила «Розетта» - ее большинство журналистов даже не стало смотреть как безнадежную. Надо было слышать гвалт в зале, когда президент жюри Дэвид Кроненберг объявил, что этот фильм получает сразу три приза – два актерских и Золотую пальмовую ветвь. Среди актеров конкурсных лент были всемирно известные мастера, и когда получать призы вышли натурщики-непрофессионалы, изобразившие в фильме самих себя, это казалось пощечиной здравому смыслу. Но Дэвид Кроненберг, возглавлявший жюри, хотел войти в историю Канна каким-нибудь особенно экстравагантным поступком – и это ему удалось.
Теперь экстравагантным поступком председателя жюри Эмира Кустурицы покажется, если он вздумает (что маловероятно) оставить новый фильм братьев Дарденнов без внимания.
Маленькая мама
Уже с первых кадров было ясно, что назревает сильный, возможно, первый претендент на Золотую пальмовую ветвь. Как рассказывает Жан-Пьер Дарденн, идея фильма пришла братьям, когда они увидели на улице маму-подростка с младенцем в обшарпанной коляске. Мама стояла тут часами, а отца не было. Этот отсутствующий отец и заинтересовал режиссеров. Они придумали сюжет о людях городского дна, о той молодежи, которая выросла без элементарных представлений о морали, не зная разницы между добром и злом. Молодая пара и ребенка сделала между прочим, еще не понимая ответственности, которую она на себя взвалила. И только чисто животный инстинкт, вдруг пробудившийся в 19-летней маме, заставляет ее привязаться к маленькому вечно спящему комочку живой плоти.
Картина кажется документальной. Ручная цифровая камера следует за героями по улицам, дворам и свалкам. Становится свидетельницей их любовных игр, их попыток раздобыть денег. Деньги достаются просто: надо выдернуть сумочку из рук зазевавшейся дамы и умчаться на мотороллере. К этому делу 20-летний папа Брюно приспособил банду мальчишек, где он - пахан. А однажды, пойдя гулять с младенцем, он решит его загнать за хорошие башли – потому что есть другие банды, сбывающие детей бездетным парам. С этого начнется драма, которая и загонит парня уже в полный тупик, заставит его унижаться и однажды вдруг понять размеры грозящей ему катастрофы.
Наверное, по итогам фильма можно считать его нравоучением. Но это не так. Сила его в том, что он не навязывает выводов – просто дает зрителям возможность вместе с героями почувствовать нарастающий ужас этого добровольного отлучения от общества. Бытовая картина смотрится с напряжением, какого безуспешно пытаются добиться иные триллеры, и перед ней сразу показались картонными умозрительные экзерсисы Триера, Озона или Кроненберга. Простота и искренность, присущие методу братьев Дарденнов, на порядок результативнее вычисленного эпатажа.
Непутевого отца замечательно играет молодой актер Джереми Ренье, которого уже считают главным претендентом на актерский приз.
В фильме «Ребенок» игровое кино делает шаг навстречу документальному. В России этот метод характерен для фильма Марины Разбежкиной «Время жатвы» - тоже сильному и признанному многими мировыми фестивалями. Примечательно, что Разбежкина, как и Дарденны, тоже пришла в игровое кино из неигрового – новую кровь зашедшему в тупик «артхаусу» дает документалистика. Похожие впечатления выносишь и с наших больших фестивалей документального кино – к примеру, лауреат Екатеринбургского фестиваля «Россия» фильм Павла Костомарова и Антуана Каттена «Мирная жизнь» тоже потряс аудиторию рутинными, каждый день свершающимися трагедиями. Эти фильмы - про образ жизни, про нравственную глухоту общества, про беду, которую несет отречение от простых и вечных человеческих законов.
А если это любовь?
Вчера фестиваль отпраздновал столетие китайского кино. Именно 18 мая 1905 года вышел на первые экраны первый китайский фильм «Завоевание горы Цзюнь».
Не к празднику будь сказано, но пока самым очевидным разочарованием в Канне стало поражение кинематографий Востока. Образовавшие в последние годы мощную «новую волну», они не предложили сколько-нибудь ярких впечатлений и сильных претендентов на призы. Ни «Травля» японца Кобаяши, ни «Выборы» гонконгского режиссера Джонни То не кажутся достойными каннских экранов.
Трудно признать выдающейся и китайскую социальную драму «Шанхайские мечты». Хотя российский зритель сразу заметит в ней перекличку с нашим кино 60-х – иногда даже кажется, что режиссер Ван Сяошуай хорошо проштудировал фильмы Хуциева и Райзмана. Это очень подробно и вкусно разработанное ретро, которое, если бы не национальный колорит, вполне сошло бы за славные советские годы освоения целины или строительства БАМа. Та же бодрая радиогимнастика по утрам. Тот же аскетичный быт. Те же окрики: ишь вырядилась, снимай немедленно! И даже та же образцово-показательная резня ножницами расклешенных брюк.
Как у нас на целину, так в Китае коммунистические романтики ехали осваивать новые земли. Так в годы «культурной революции» попали в отдаленный городок Гуйян шанхайцы У Цземинь и его жена Мэйфын. Обзавелись детьми, пустили корни, но не перестают мечтать о возвращении в большой город, где детям будет, конечно же, лучше. А дочка Цинхун уезжать из Гуйяна не хочет – у нее здесь школа, друзья и молодой рабочий Фан Хунгэнь, к которому она бегает на свидания. И это серьезный конфликт, который способен довести юное существо до мысли о самоубийстве. Фильм ностальгически теплый, искренний, он навеян воспоминаниями Ван Сяошуая о собственном детстве в таком же городке. И он действительно напоминает советскую «новую волну» 60-х, почти буквально повторяя стиль и фабулу фильма «А если это любовь?». Только ведь бурно развивавшееся китайское кино последних полутора десятков лет менее всего можно было упрекнуть архаике.
И тем не менее я этому фильму благодарен: он неожиданно сблизил Китай, который всегда был для нас подобием Марса, с характером и судьбой России.
| Из первых уст |
Ван Сяошуай, режиссер фильма «Шанхайские мечты»:
- Фильм основан на моих воспоминаниях о городе Гуйяне, откуда я уехал в 13 лет. Потом я слышал много историй о том, что в дальнейшем сталось с моими друзьями, которые не смогли уехать. Среди них была и история Цинхун. А портреты ее родителей в высокой степени навеяны характерами моих отца и матери. Отец был крайне неудовлетворен тем, как сложилась его жизнь, и тоже горел желанием вернуться в Шанхай. А я, когда мы покидали Гуйян, всю дорогу проплакал.
Имя Цинхун состоит как бы из двух цветов: цин – зеленый, хун – красный. Зеленое для меня ассоциируется с наивностью тогдашних людей, их добротой и умением выживать.
Мы снимали на фабрике, и главной трудностью для нас была ее дирекция – там боялись, что мы покажем и предприятие и жизнь рабочих в негативных тонах. У меня никогда еще не было фильма труднее.
Джереми Ренье, исполнитель роли Брюно в фильме «Ребенок»:
- Я очень хорошо понимаю Брюно. Понимаю его беспечность, безрассудность, жестокость его поступков. Он ведь даже не отдает себе отчет в том, что может причинять кому-то боль. Живет моментом: вот сейчас ему надо поесть, а для этого надо добыть денег. И у него нет выбора. Но с другой стороны, у него есть любовь, хотя и ее он понимает так, как все прочее: нужда пришла, и ее надо утолить. Ему, например, не приходит в голову, что когда его девушка попала в больницу, ее надо бы навестить. Но ничего отвратительного в нем я не нахожу – очень типичный современный молодой человек.
Дарденны - потрясающие режиссеры. Для них сценарий только основа, и они оставляют актеру полную свободу для импровизации. Они всегда говорят, что с какого-то момента фильм им уже не принадлежит, он теперь зависит только от актеров. И это правда.