На "деловом завтраке" в "Российской газете" с народным артистом России, художественным руководителем театра "Et cetera" и председателем Союза театральных деятелей РФ Александром Калягиным мы обсуждали театральную реформу, грядущие выборы нового председателя СТД, отложенный навсегда или до лучших времен закон о театре, продажу земель питерского Дома ветеранов сцены, состояние русскоязычных театров стран СНГ и Балтии, положение наших театральных гениев... Не спросили мы его только о личной жизни и новых ролях.
Театр не будет прачечной
Российская газета: Александр Александрович, театральная реформа еще впереди? О чем вы уже договорились с правительством на уровне слов и на уровне документов в реформировании российских театров?
Александр Калягин: О главном - сохранении государственного финансирования. Оно не может быть полным, но формы собственности зданий остаются прежними. Мы добились трех форм существования для всех театров, которые вправе выбрать любой приемлемый для себя путь. Во-первых, полное государственное финансирование, назовем это условно советской системой, когда театр полностью сидит на бюджете. Дали зарплату - получил, отчитался, расписался за каждую копейку, за каждое блюдечко и бархат на сцене ответил, и так далее. Данная форма может помочь театрам юного зрителя, кукольным театрам, она должна существовать обязательно. Вторая форма - автономные учреждения. Такой микс государственный и получастный. И третья форма собственности - частная: хотите выкупить здание, хотите за все отвечать - пожалуйста, выкупайте. Но пока никто этого делать не спешит: дорого содержать, налоги съедят...
Мы живем в Москве, но вы не представляете, что делается даже в благополучных театральных городах - таких, как Омск, например. Многие театры остались вообще без главных режиссеров. Никто не хочет им быть - гораздо удобнее приехать, сделать две постановки, получить гонорар за три-четыре месяца и уехать в другой город. Зачем брать на себя лишние обязанности и ответственность? Разбираться: кто доволен, кто нет, почему женский состав труппы вечно недоволен, кто когда женился, кому квартира нужна... Мы собирали молодых режиссеров, и они все как один заявили: не нужно нам такое...
По реформе все боли должны были соединиться в одну корзину. Медицина, образование, музеи, театры - все попадали под один гриф "сферы услуг". Мы вздрогнули. Раньше театр все-таки относился к идеологической сфере, а сейчас его приравняли к прачечной... И все рычаги, относящиеся к сфере услуг, оказывались применимы к творчеству. Это нам удалось предотвратить.
РГ: Возможно, именно громкая дискуссия о театральной реформе дала понять, что у нас остались еще влиятельные общественные организации, каким в свое время был Союз кинематографистов...
Калягин: Предотвратили мы и появление в театрах попечительских советов. С самого начала все просто встали на дыбы. У нас есть учредители - комитет по культуре, министерство культуры. С ними я заключаю договор, перед ними я отвечаю за деньги. А по той реформе в театрах должен был возникнуть еще какой-то попечительский орган, непонятно из каких людей состоящий, который диктовал бы жизнь театру. По вкусам. По каким вкусам? Хуже придумать было нельзя, чтобы деятели одного театра вошли в попечительский совет другого театра, - предположим, войдут Табаков и Калягин в попечительский совет "Ленкома", и станут навязывать Захарову свои правила игры...
Так победим
РГ: Помните ли вы 11 марта 1982 года, когда во МХАТе вы выходили на поклон в роли Ленина, и вам аплодировал Брежнев? Стали бы вы сейчас играть Ленина или какого-либо другого вождя?
Калягин: Сейчас не время для подобных образов. Надо, чтобы ушло, отлегло, отлежалось, откатилось. Иначе сразу впадешь в чистую злободневность, и получится такая агитка без объема... Я - характерный актер, в основном исполнял комические и трагикомические роли. Долгая история, каким образом меня уговорили играть роль вождя. Но дело не в этом. На моей памяти было несколько походов власти в театр. Появление Фурцевой, когда несколько раз принимали "Старый Новый год" во МХАТе, МГК во главе с Гришиным. Тяжелейший спектакль. Впервые в жизни я почувствовал энергию, когда меня просто выталкивают со сцены, о чем сказал Ефремову и Шатрову после первого действия. И тишина была, и кашли в разумной норме, но - не хотят слышать, просто ненавидят...
А на спектакле "Так победим", который посетил Брежнев, все катилось по какому-то трагическому юмору. Первая реплика, которую я услышал, боком выходя на сцену: "Это - Ленин?" И я понял, что в этот вечер будет идти два спектакля: один на сцене, другой - в зале. Еще была накладка. Зная, что Брежнев плохо слышит, девятое управление, обеспечивающее безопасность, понатыкало микрофонов в пальмы, в столы, в сиденья, в книжную полку Ленина... Где-то что-то зафонило, и со сцены пошел очень громкий диалог: "Тебя слышно? Тебя не слышно... Ты слышишь - я не слышу". Это сейчас я вспоминаю о том посещении с тяжелым юмором. А тогда мы не предвидели - только чувствовали по всему, что это уже распад. Все старые. Все разваливается...
Я ни в коем случае не жалею о том, что я сыграл Ленина. Наоборот, меня эта роль многому научила. Я многое прочитал. Причем мой контакт с образом Ленина начинался с книги Солженицына на желтых самиздатовских листочках "Ленин в Цюрихе". Меня волновала только его человеческая судьба. Как вспышка: как за пять минут до смерти человек видит всю свою жизнь. Какие были поражения, какие победы, кто был с ним рядом, кто предал... В этом мне помогала чудная женщина - режиссер Роза Абрамовна Сирота. Она никогда не говорила, что она любит, что нет. Она делала так, что ты сам начинал все это любить или ненавидеть. Так же она работала со Смоктуновским - без слов. Никогда не забуду, когда, рассказывая о Брестском мире, она так шмякнула ладонью по столу, после чего весь монолог Ленина мы построили на крике. Это была настоящая истерика Ленина...
ДВС
РГ: Обитатели ведомственного Санкт-Петербургского дома ветеранов сцены сейчас находятся на грани отчаяния: Союз театральных деятелей продает их территории...
Калягин: Больная тема, которую я получил в наследство. Простите меня, видимо, старость все-таки такая вещь, когда люди очень много уделяют внимания одному вопросу, когда больше не о чем говорить...
РГ: Но для них это вопрос жизни.
Калягин: А для нас это еще вопрос и нашей совести. Но стоит он так: часть построек там начала и середины прошлого века. Техническое состояние дома ужасающее. Все это никогда капитально не ремонтировалось. Мы обращались к разным людям. В свое время губернатор Яковлев мне сказал: чего мучиться, отдайте нам Дом ветеранов сцены, мы его обиходим, будут там жить и ваши и наши. То есть он стал бы обычным городским домом престарелых. Но, во-первых, наших там могло оказываться все меньше и меньше, а во-вторых, потерять ДВС с какой ни возьми для Союза театральных деятелей стороны немыслимо: это история, с него начиналось актерское общество вспоможения... Решение мы искали долгое время. Наконец нашли людей, которые готовы реконструировать и сделать приемлемым для жилья Дом ветеранов сцены. Но бесплатно никто ничего не сделает. Крупная промышленно-строительная организация сказала: мы дадим деньги на реконструкцию и современное оснащение Дома ветеранов сцены, а вы поделитесь территорией ДВС...
РГ: Половиной территории?
Калягин: Частью, которую определит специальная комиссия из секретарей СТД, куда входят в основном питерцы. Там останутся места для прогулок и для огорода, не волнуйтесь. Мы внесли предложение найти инвестора, готового за уступку прав на часть территории построить там коммерческий кусок, и часть средств, который он там получит, направить на реконструкцию Дома. Почему еще мы пошли на этот вариант - его мы полностью реализовали в московском Доме ветеранов сцены в Перово. Поезжайте, посмотрите, теперь там не столовая, а замечательный ресторан, в медицинском корпусе новое оборудование. Я считаю, это лучший Дом ветеранов сегодня в России. И тому есть объективные свидетельства. Средний возраст ветеранов, живущих в московском Доме ветеранов сцены, - 84 года, в петербургском - 87 лет. Средняя продолжительность так называемого "дожития", извините за термин, после перехода в Дом ветеранов (а наши люди туда приходят, как правило, уже когда им за 70) - 20 лет. В обычных городских домах престарелых люди живут максимум 5 лет. Почему? Они переходят в психологически некомфортную среду. Да, их там кормят, лечат, им есть где спать. Но психологически они ломаются. У нас же создается семейная обстановка, социально однородная среда, все люди друг с другом общаются на одном языке. Живут в окружении своих вещей, со своими животными. Им там комфортно. И мы это хотим сохранить.
Чтобы завершить тему, расскажу эпизод. В прошлом году я еще раз приехал в Санкт-Петербургский Дом ветеранов сцены. Сидят на скамейке два человека. Плечом к плечу. И один говорит просто, обыденно: вы знаете, все плохо, Александр Александрович, этого нет, того нет, и вообще нас сейчас продадут... А другой ему в ответ: не слушайте его, Александр Александрович, все хорошо, все замечательно... Притом они даже не возмущаются, не ведут друг с другом диалога. Я понял, что эти люди живут в своем мире, в своих представлениях...
Загранице мы поможем
РГ: Россию долго упрекали в отсутствии государственной политики по отношению к своим соотечественникам в странах СНГ. Вы и появившийся год назад в СТД Центр поддержки русского театра за рубежом многое сделали для сохранения единого культурного пространства. Чему научил вас этот год работы с русскоязычными театрами? Сколько их сейчас есть? По крайней мере, по вашей переписи?
Калягин: Больше восьмидесяти. Когда советская власть закончилась, некоторые прекратили существование. Самое обидное, закрылись ТЮЗы: их осталось всего два-три. Один в Грузии, в Тбилиси, в Алма-Ате работает ТЮЗ, но из центра города его перевели на окраину. Третий, полусуществующий, - в Баку. Они играют 3-4 спектакля в месяц, и ясно, что долго не продержатся.
Обрушить все очень просто. Наш центр называется именно центром поддержки, а не помощи, потому важно не доводить до такого состояния, когда не факт, что "скорая помощь" поможет, а в тот момент, когда что-то с ногами происходит, под локоть взять и повести. Поддержать.
Мы подключились к программе МИДа "Соотечественники", у нас она обросла лабораториями, семинарами, большой образовательной программой. Самая главная проблема русских театров ближнего зарубежья - сохранение языка. Они все просят педагогов по речи. Мы отправляем преподавателей в командировки. Еще очень важный момент - работа постановочных групп, когда мы направляем режиссеров и художников в русские театры стран СНГ и Балтии на постановки спектаклей. Поначалу, конечно, мы замахнулись на наших мастеров. Думали, сейчас запросит Гинкас или Фоменко столько-то - пожалуйста, мы были готовы пойти на все их условия. Но пока не удалось - мастера сильно заняты. Или отнеслись к этому немножко настороженно... Но тем не менее режиссеры очень хорошие ездили ставить. Хоть и не такие знаменитые.
РГ: Программа была рассчитана на год. Первого июня этот год заканчивается. Будет ли продолжено ее финансирование?
Калягин: Будет. В управлении делами президента нам обещали, что Центр поддержки русского театра за рубежом будет жить. Сказали: работайте еще год, дальше будем смотреть. Программа получила хороший резонанс. Мы многих заставили поверить в то, что они не забыты. Лев Додин согласится провести лабораторию для наших режиссеров в Санкт-Петербурге - это тоже хороший знак. Мы и в Москве хотели бы собрать всех художественных руководителей русских театров. Показать им наши театры, которые они очень давно не видели, дать возможность пообщаться друг с другом, с питерскими и с московскими режиссерами. Для них подобные встречи - всегда подарок. Когда туркменский театр приезжал в Москву и мы привели их в Малый театр, они вышли на сцену и чуть не грохнулись там все на колени - настолько для них важно было прикоснуться к святая святых... Юрий Соломин их принимал, Кирилл Лавров, Константин Райкин с ними встречались. Полгода прошло уже с тех пор, а они пишут нам письма, что живут этим до сих пор.
"Чайки" не будет
РГ: Репертуар последних лет вашего театра "Et cetera" складывается из работ режиссеров - наших ближних соседей. У вас ставили болгарин, литовец, грузин. Это тоже политика? Как художественный руководитель вы продолжаете линию председателя Союза театральных деятелей? Какая республика будет избрана на следующий раз? И какая пьеса?
Калягин: Пока думаю. Я считаю, сейчас театру необходима новая Таганка. Не диссидентская, я снимаю эту пену, а Таганка, которая заставляла человека вздрогнуть, обратиться внутрь себя: как ты живешь, что ты делаешь, почему такой мир, такая страна... Когда в театре через яркую форму будят совесть, нравственность, бьют по таким вещам. Это можно делать и через русскую классику. На моей памяти всегда примеры Олега Николаевича Ефремова. Он долго мучился, что важнее - пригласить режиссера, который принесет пьесу, или выбрать пьесу, автора и женить его на режиссере. Практика показывала, что женить режиссера не по любви на какой-то пьесе невозможно. Нужен разумный компромисс. Как хотелось бы, чтобы, глядя на спектакли наших режиссеров, было понятно: то, что они ставят, действительно их волнует. Я уже не могу просто приходить в театр и радоваться органике, таким милым перемещениям актеров в пространстве. Только ради этого не стоит тратить вечер - зритель со спектакля ничего не унесет... Я вспоминаю Роберта Стуруа с его остроумным замечанием, когда его спросили, как становятся режиссерами. Он ответил по-грузински: я не знаю, как становятся режиссером. Видимо, так: три человека репетируют, и самому бездарному говорят - поди в зал, посмотри, мы не перекрываем друг друга? И самый бездарный идет в зал. И ему начинает нравиться уже командовать... На некоторых спектаклях эта шутка становится очень похожей на правду.
РГ: Хотелось бы узнать о ваших нетворческих планах на осень 2006 года. Пойдете ли вы на третий срок председателем СТД?
Калягин: Я сам себе задаю этот вопрос. С одной стороны, это, если хотите, здоровье - потяну ли; но с другой - многое сделано, в Союзе подобралась хорошая команда. С третьей стороны, много проблем, связанных с театром "Et cetera". Мы переезжаем в новый театр, который я, собственно, "родил": увидел его таким и заставил архитекторов пойти за моей идеей. Безумно им благодарен: они лучше меня только сопромат знали, а все остальное - приблизительно так, чтобы все-таки не завалилось... В начале августа начинаем переезд. Открываемся осенью. Для нас это ответственный момент - открыть новое здание своей "Чайкой"... Но я решил учесть опыт Московского художественного театра, когда мы переезжали с Тверского бульвара в проезд Художественного театра... Все этого так хотели и так ждали... И вот поставили тогда "Перламутровую Зинаиду" - и так это всех надорвало. И театр тогда начал, мне кажется, сыпаться... Неудачи очень больны. Потому мы решили свою "Чайку" на открытие не ставить. Видимо, обойдемся хорошим представлением, смешным капустником. А дальше намечен целый ряд названий. Максим Курочкин специально для нас пишет пьесу. Я ему позвонил, попросил приехать и в течение нескольких дней рассказывал, какую пьесу я бы хотел видеть, - о театре, который ненавистен и любим.
РГ: А кому достанется ваше старое здание?
Калягин: "Геликон-опере". Во время ремонта в своем здании они будут играть в нашем.
300 рублей для гения
РГ: Когда на "Деловом завтраке" в "Российской газете" был художественный руководитель "Геликон-оперы" Дмитрий Бертман, он рассказывал, как трудно сейчас живет легендарный оперный режиссер Борис Александрович Покровский. Человек, у которого имя - мировой культурный бренд. В его доме и в его жизни это, конечно, не видно. Для него проблема летом один раз поехать на дачу. Он вынужден просить машину и быть чрезмерно благодарным, если она за ним приезжает. Машину нехотя присылают, забывают его в поликлинике на два часа... Он сам никогда не жалуется. И в подобном положении оказался далеко не он один. Вопрос в следующем: как талант и гениальность конвертировать в хороший заработок, в уважение - в собственном театре, в театральном сообществе, в обществе вообще? Как помочь гению?
Калягин: Я считаю, что театр, которому Покровский отдал жизнь, просто обязан ему помогать. Тем более что Большой театр - далеко не бедный театр. Он должен заботиться о своем человеке и тем более о таком гении.
РГ: А Союз театральных деятелей? Известно, что своим членам - неработающим пенсионерам - СТД из своих средств платит надбавку к пенсии. В каком размере?
Калягин: 300 рублей. Это очень мало, честно говоря. И все-таки это больше, чем ничего. По "Программе дополнительного пенсионного обеспечения работников театров Российской Федерации" мы в Москве выплачиваем дополнительные деньги полутора тысячам пенсионеров и 700 бывшим работникам театров в регионах России. По возрастному принципу сегодня получают пенсию те, кто родился в 1927 году и раньше, но возраст мы постоянно понижаем.
РГ: С точки зрения председателя СТД России, кто из губернаторов, в каких регионах ценит театр и помогает театральному народу?
Калягин: Вообще Лужков - это эталон. Дать деньги на строительство театра Анатолию Васильеву, Петру Фоменко... Если говорить о региональных властях, есть губернаторы, с которыми ведешь переписку, и все на этом заканчивается. Есть такие, которые искренне признаются, что театр не любят, но ради вас, Александр Александрович, мы все сделаем. И это тоже хорошо. Ну, любит он охоту, к примеру, не всем же театр любить. Но он нормально, вежливо относится - или потому, что нужно, или потому, что жена, дети в театр ходят. Или потому, что какой-нибудь любимый актер там играет, или потому, что совесть есть... Но, знаете, мы все время говорим: вот там хороший губернатор, и театру хорошо живется. Но на самом деле мы все время боремся, чтобы от того, какой сидит губернатор, положение театра не зависело. Чтобы работали все правила, процедуры и нормативы. Чтобы это было установлено законодательно и не получалось так, что пришел сегодня губернатор, который любит футбол, и все театры захирели. Так быть не должно. Вот мы за что бьемся.
РГ: Так за это вся страна бьется. По всем вопросам жизни.
"По закону и по совести"
РГ: А в связи с наступающими реформами, есть ли необходимость сейчас в законе о театре, о котором в свое время много говорилось, а потом все сошло на нет?
Калягин: Вы меня уже к съезду готовите... С одной стороны, отраслевые законы нужны, а у нас их нет. С другой стороны, мы так долго над ним работали, и Совет Федерации нам помогал, но пока ничего с ними не получается. Как нам говорят оппоненты: все есть в Гражданском кодексе, обойдетесь им. Так что я не думаю, что даже в ближайшие пять лет закон о театре будет сделан. Дума его, скорее всего, отклонит. По формальному признаку. Потому что логика развития российского законодательства строится на том, что отраслевых законов быть не должно, все должно решаться в общем гражданском и трудовом законодательстве. Но в начале следующего года мы планируем провести второй всероссийский театральный форум - вопросов накопилась масса. В 1999 году было принято постановление правительства N 329 "О государственной поддержке театрального искусства в Российской Федерации". Мы надеемся, что и в 2006 году нам удастся аналогичным постановлением правительства утвердить те нормативные документы, которые помогут театрам лучше существовать. Но это не закон о театре, а именно нормативно-правовой акт, который позволит многие вещи отрегулировать.
РГ: То есть с чего мы начали, тем и закончили. А начали с того, что мы будем когда-нибудь жить по закону, а не по понятиям, и что мы в это очень верим; а заканчиваем тем, что жить по закону мы будем вряд ли...
Калягин: В законах, в кодексе нам говорят, все права есть. Я слушаю людей, которые говорят "за", слушаю и тех, кто спрашивает: "А зачем он нужен?", и их тоже понимаешь... Наш труд специфический - это безусловно. Понятно, что ненормированный рабочий день, оголенные нервы, и так далее. Но так как у нас слабые театральные профсоюзы, говорить об этом бесполезно. Лоббировать этот закон должны профсоюзы. Иначе рычагов он не даст. Это как прописать анальгин на все случаи жизни... Так что мы тут дискутировали, как будем жить: по законам, по правилам, по понятиям... Мне кажется, мы должны продолжать жить нашу жизнь по здравому смыслу.
Благодарим за помощь и участие в разговоре заместителя председателя Союза театральных деятелей Геннадия Смирнова и координатора Центра поддержки русского театра за рубежом СТД РФ Наталью Старосельскую.