29 апреля 2004 года "группа Ульмана" была оправдана присяжными, однако Военная коллегия Верховного суда РФ отменила этот приговор и вернула дело в Северо-Кавказский окружной военный суд на новое рассмотрение. Главный военный прокурор Александр Савенков решение суда присяжных считает неправомерным. "То, что суд присяжных второй раз выносит такой (оправдательный) вердикт, к вопросам правосудия не имеет никакого отношения", - сказал он на пресс-конференции. Он выразил абсолютную уверенность в том, что деяния, совершенные группой Ульмана, - уголовно наказуемые.
О военных преступлениях и военном героизме рассказывает военный психолог Леонид Китаев-Смык.
Российская газета | Леонид Александрович, на ваш взгляд, суды над военными преступниками - это что? Признак цивилизованности государства или нечто другое? Как разобраться - виновен или нет? Ведь война - это совершенно особая ситуация. Убийство на войне - закономерность.
Леонид Китаев-Смык | Если идет война, то убийство врагов - это героизм. И совсем неважно, как одеты эти враги, замаскированы они в камуфляж или под мирных жителей. Более того, если идет партизанская война, то врагами могут быть и мирные жители. Мирный житель вполне может быть партизаном. Проблема в том, что во время чеченских войн не были объявлены эти войны, и поэтому убийство врагов не могло быть однозначно геройством. Было объявлено, что закончились военные действия против боевиков, террористов. Сейчас в Чечне идет партизанская война, действия там можно назвать и по-другому - террористические действия в виде партизанской войны или партизанских акций. Как хотите это назовите, но это должно быть объявлено. Должно быть четко известно, что можно делать во время войны с террористами, а что нет. Такой легитимизации до сих пор не существует. Поэтому каждое убийство врага можно объявить военным преступлением, и это не только создает неразрешимые судебные юридические ситуации, но и деморализует наших военных. Борясь с боевиками, они не были юридически вооружены. Не были уверены в том, что они герои, потому что в любой момент их можно было объявить военными преступниками. За любое военное действие.
И здесь необходимо тактическое действие со стороны военных: в ситуации, когда имеется указание, установка, разведданные о том, что в данном месте действует террористическая группировка в виде мирных жителей, они обязаны не просто защитить самих себя от них, но и выполнить свое боевое задание. А важнейшим победным действием любого воинского подразделения являются упреждающие боевые действия. То есть если ждать, пока в тебя выстрелит противник, неважно, как он одет, - это значит быть убитым. На войне всегда возникает ситуация, когда нужно первым выстрелить, чтобы остаться живым. И раз уж административная элита создала и не может купировать ситуацию, которая дает террористическую войну в виде партизанских действий, невозможно к военным подходить с жестким разграничением их действий.
Кстати, сами судьи находятся в очень сложном положении: как квалифицировать - героизм по отношению к террористам в виде мирных жителей, борьба с терроризмом мирных жителей, которые ведут партизанскую войну, или ошибочное действие против ни в чем не повинных мирных жителей? Но есть еще один вопрос - как отличить мирных жителей от замаскировавшихся под них террористов? Более того, как отличить мирных жителей от тех мирных жителей, которые встали на путь войны? Это почти невозможно.
РГ | Скажите, а насколько с психологической точки зрения достоверны показания свидетелей из зоны боевых действий?
Китаев-Смык | Дело в том, что человеческая психика защищается от ужасов, свидетелями которых становятся люди. В связи с этим спустя какое-то время люди вспоминают уже не совсем то, что там было. Они вспоминают в защитном для себя варианте. Это называется "псевдореминисценция". То есть вспоминается не совсем то, что было, или не совсем так, как было. Более того, известны случаи в стрессовой ситуации, когда люди, вспоминая, заполняют некоторые жуткие, непонятные им вещи воспоминаниями того, чего не было вообще. Не случайно есть такое выражение "лжет как свидетель", потому что свидетель может говорить то, чего не было, с абсолютной убежденностью и убеждает всех остальных. Поэтому свидетели с той и другой стороны не могут быть психологически достоверными. Это очень важно.
РГ | Что происходит с человеком на войне?
Китаев-Смык | На войну идут с одной-единственной целью - победить врага, который вооружен, который хочет тебя убить. То есть убить его прежде, чем он убьет тебя. В связи с этим возникает особое психологическое состояние, особое перевоплощение психики. Его можно описать только на примерах. Человек готов к мгновенным действиям в опасной ситуации, чтобы упредить смертельные или смертоносные действия противника. Это совершенно особая готовность человека, особая концентрация его сознания, внимания для того, чтобы уничтожить противника. Совершенно особое состояние. Плохо, если оно остается у человека надолго после окончания войны, в мирное время, - это называется посттравматическим стрессом. У не слишком травмированных людей на войне это состояние проходит примерно месяца через четыре. У меня такое состояние возникало всякий раз, когда я бывал в Чечне, а я бывал там очень много раз, изучая и психологию боевиков, и в наших федеральных войсках. У меня оно сохранялось примерно две недели. Дома, в транспорте, где угодно, я был готов к мгновенным действиям.
РГ | Солдаты, воевавшие в 41-м, отличаются от тех ребят, кто воюет сегодня в Чечне?
Китаев-Смык | Солдаты чеченской войны и Великой Отечественной во время боевых действий совершенно одинаковы, потому что находятся в таком состоянии, когда нужно убить врага раньше, чем он убьет тебя. Но во время Второй мировой солдаты знали, что выполняют великую миссию спасения своей страны от бесчеловечного фашизма. Тогда было выражение "Война все спишет". И это было не ерничество, а директивное правило во время боев той войны.
Сегодняшние солдаты и офицеры абсолютно не уверены в том, что их боевые действия не будут им инкриминированы как преступные деяния. Совершив героические действия, они вынуждены размышлять, как это будет расценено в дальнейшем. Поэтому у многих из них возник не вполне осознаваемый ими рефлекс сокрытия своей победы, сокрытие вещественных доказательств боя, своих жертв. Рефлекс страха и боязни своих собственных правоохранительных органов, которые неизвестно какую директиву получат, скажем, столько-то должно быть героев, а столько-то военных преступников. И этот рефлекс сработал у Ульмана и его команды.
РГ | Ваше отношение к "делу капитана Ульмана"?
Китаев-Смык | Неоднозначное. С одной стороны, я рассматриваю как безобразие, как трагическую ситуацию убийства мирных жителей или будто бы мирных жителей. И здесь жертвами, конечно, являются они. Но жертвой этой войны являются и Ульман с товарищами. Плохо, что вообще возможна такая ситуация. Ведь капитан Ульман был там не для того, чтобы по собственной воле заниматься какими-то авантюрными делами. Он был призван, служил, был вооружен и действовал в соответствии со всем этим в боевой обстановке. Здесь еще важно, что нам, мирным читателям, невозможно представить, как бы мы чувствовали себя, если бы на самом деле были бы в положении этих чеченцев или капитана Ульмана.