Без бумажки ты не льготник
Два раза в день директор госархива Ярославской области Евгений Гузанов разбирает толстую пачку писем. «Вот запрос о вручении медали за участие в Великой Отечественной войне, – листает он очередную стопку. – Это о подтверждении стажа, о награждении за доблестный труд…».
Запросов – масса. Архив – своего рода барометр. Работая здесь, можно не смотреть телевизор и не читать газет – об изменениях в законодательстве «скажут» количество и тематика запросов. Недавно архивисты переживали запросный бум в связи с перерасчетом пенсий, до этого в массовом порядке сведения о себе разыскивали репрессированные. Бумом сопровождаются некоторые праздники. Накануне 60-летия Победы много запросов прислали бывшие блокадники Ленинграда, военнопленные, участники трудового фронта.
К сожалению, не на все запросы удалось дать положительный ответ. Подтвердить, что человек находился на рытье окопов, чаще всего невозможно: документы не сохранились или просто не оформлялись должным образом. Были проблемы и с блокадниками. Особенно если они выехали из Ленинграда не эшелоном, а самостоятельно. Бывает, рассказывает Евгений Гузанов, что человек указывает и название деревни, и название колхоза, и другие сведения, а в списках его нет. В такие вот моменты и понимаешь, какая это колоссальная фигура – делопроизводитель. Проглядела девушка в окно вместо того, чтобы подшить бумажку к бумажке, забыла что-то, и через много лет человек остался без льгот.
Понять, в какой «горячий цех» превратились сегодня архивы, поможет одна цифра: если до запросного бума в Ярославский госархив приходило в год около тысячи заявок, то сегодня их – четырнадцать тысяч. Социальных, естественно, большинство. Причем их необходимо выполнять в месячный срок.
На поиски чьих-то генеалогических корней времени подчас просто нет. Хотя такие запросы к социальным, а значит, бесплатным, не относятся и на их выполнение существуют расценки, это людей не отпугивает.
Откуда есмь пошло чье-то семейство, архивисты выясняют либо в свое личное нерабочее время, либо предлагают заявителю делать это самому, то есть приходить в читальный зал и работать с документами.
По словам Евгения Гузанова, на составление родословной справки требуется минимум полгода. Впрочем, количество затраченного на исследование времени напрямую зависит от того, что человек хочет узнать. Есть, например, люди, которые находятся в поиске своих корней несколько лет.
Столбовые крестьяне
Розыск сведений о предках затягивает, как наркотик, люди регулярно приходят в архив, просматривают кипу документов, «вымывая» из огромного количества информации крупицы сведений о праотцах. Другим это быстро надоедает, и они ограничиваются минимумом информации.
Когда-то в читальный зал архива в течение года постоянно наведывались и были там зарегистрированы в качестве «поисковиков» не больше девяти человек, сегодня их уже четыреста. Не все из них, конечно, приходят сюда «по личному вопросу», большинство – это работники музеев, историки и студенты, но и генеологов-любителей среди посетителей никогда столько не было – тридцать человек.
Впрочем, одного упорства в добывании нужных сведений недостаточно. При всем желании невозможно найти то, чего нет, то есть не сохранилось. Жителям Ярославской области в этом отношении повезло: местный госархив относится к числу богатейших архивов субъектов Федерации. Территория области не была оккупирована в войну, хранилища, слава богу, серьезно не горели и не затоплялись. Лишь во время белогвардейского мятежа 1918 года подгорела часть документов духовной консистории, обуглились по краям, но не сгорели ревизские сказки. В целом же во всех помещениях архива сегодня хранится три с половиной миллиона документов. Таким богатством могут похвалиться немногие.
– Удивительно, но след в этой жизни оставили все, причем независимо от сословной принадлежности, – говорит Евгений Гузанов. – Если человек жил в Ярославской губернии, то вероятность обнаружить упоминание о нем в документах – почти стопроцентная. Причем во время поисков можно обнаружить совершенно неожиданную информацию. Вплоть до завещания. Мало кто знает, но были и крестьянские завещания, где перечислялись состав семьи, имущество, земельный участок и даже иконы, которые висели в красном углу дома.
Не менее удивляет и тот факт, что информации о крестьянине, жившем в XIX веке, в архивах подчас больше, чем о жителе постреволюционной России. До революции каждый человек был закреплен за определенным храмом, где делалась запись о его рождении и куда он регулярно ходил на исповедь, что тоже фиксировалось. Если он не был на исповеди, об этом опять же делалась запись с объяснением причин, то есть человек все время был на виду. После Октября функцию учета населения взяли на себя загсы, и информация о человеке стала ограничиваться подчас лишь записями о рождении да смерти.
Дряхлый фонд
Но, как известно, чем больше в доме гостей, тем больше проблем. Повышенная востребованность архивных документов в последнее время привела к тому, что работники архива просто не успевают их выдавать желающим. Поскольку иные горе-исследователи норовят прихватить с собой из читального зала приглянувшиеся бумажки, архивистам приходится несколько раз их просматривать. То есть, например, метрическую книгу, состоящую из 3 – 4 тысяч листов, работник архива внимательно пролистывает перед выдачей в читальный зал и после работы с ней заказчика. В этом году в архиве пресечены уже две попытки хищения документов.
Еще более серьезная проблема – естественная утрата документов, то есть, если можно так выразиться, естественная их смерть. В архиве все в единственном экземпляре, все уникальное. От прикосновения человеческих рук, которых становится все больше, бумаги дряхлеют и изнашиваются. А реставрировать их очень дорого, да и процесс этот нескорый. Архивисты пытаются по-иному сохранять информацию. Раньше ее переснимали на пленку, недавно удалось приобрести цифровой фотоаппарат, и сегодня ярославские хранители древностей информацию «цифруют».
Тем не менее как-то ограничивать доступ к содержимому хранилищ (если это не оговорено законом) архивисты не планируют и тот же интерес ярославцев к своим корням только приветствуют.
– Зачем же тогда хранить документы, если ими нельзя будет пользоваться?! – восклицает Евгений Гузанов. – Чем дальше мы будем уходить от поколения, которое помнит начало XX века, тем сложнее нам будет найти свои истоки. Поэтому необходимо пользоваться тем, что кто-то из пожилых людей еще жив, запоминать с их слов имена предков, их место жительства, всю информацию о семье. Чем ее больше, тем легче по архивным документам установить родственные связи.
Утечка мозгов
К сожалению, сегодня пришло время говорить не только о сохранности лежащих на архивных полках свидетельств ушедших веков, но и о сохранности… самих архивов. Ситуация в этом деле сегодня близка к критической. В Ярославском областном госархиве работает один-единственный человек со специальным образованием – директор, закончивший Московский историко-архивный институт. Все остальные сотрудники учились архивному делу уже здесь, на месте. Ситуация с кадрами настолько тяжелая, что в последнее время на работу в архив приходится набирать людей с любым образованием. И это притом, что в хранилищах имеются документы стоимостью в тысячи долларов.
– В отделе хранения, который как раз и работает на читальный зал и по наведению справок, в течение года меняется половина сотрудников, – переживает Евгений Гузанов. – А в отделе по работе с организациями и того хуже – за прошлый год там люди сменились три (!) раза. Работники приходят, начинают знакомиться с делом, едва набираются опыта, начинают понимать, что к чему, и тут их «уводят» в какое-нибудь акционерное общество, предложившее вместо нашей зарплаты в две с небольшим тысячи рублей в три раза большую. В такой ситуации я даже сопротивляться не могу.
Но ярославские архивисты, по сравнению с соседями, оказывается, хорошо живут. В Костроме и Владимире ситуация еще хуже.
Недавно был принят Закон «Об архивном деле в РФ», который, как и льготников, поделил документы на бумаги федерального значения и регионального. То есть, если предприятие, работающее в регионе, – федерального значения, то его документы – федеральная собственность и должны храниться в столице. Но закон есть, а механизм его реализации до сих пор неясен. Документы рождаются каждый день, надо их как-то хранить, а как, где и кому – на эти вопросы ответов нет.
Как считает бывший директор Ярославского госархива Роман Борисенков, во время подобных «переходных периодов» теряется как минимум 30 процентов документов. По его мнению, сегодняшняя ситуация близка к ситуации 1919 – 1920 годов, когда вышел закон о централизации архивного дела и тоже многое было утеряно в процессе адаптации к нему. Что мы потеряем сегодня, станет ясно через 15 – 20 лет.