Российская газета: Вы не первый раз в Москве, чем вас привлекает Россия?
Питер Гринуэй: Я здесь в четвертый раз, работаю с русской продюсерской компанией, и мы вместе делаем этот проект - "Чемоданы Тульса Люпера".
РГ: Всех интересует ваш следующий фильм про художника Рембрандта. Что это за проект?
Гринуэй: В следующем году будет отмечаться 400-летие этого художника, и в праздновании будут участвовать очень многие страны, культурные сообщества, люди. В том числе и я. Мой фильм будет от части оперой, от части мюзиклом, немного выставкой. Мне разрешили снять со стены Роттердамского музея картину "Ночной дозор" для съемок. Я тут выяснил, что эта картина занимает третье место среди самых знаменитых картин на Западе. На первом месте "Мона Лиза", на втором - "Сикстинская капелла", на третьем - "Ночной дозор". То есть это привилегия - снять великую картину со стены. Кроме того, я узнал, что история этого полотна связана с политическим заговором, и раскрытие этого заговора станет моей художественной задачей.
РГ: Вы поклонник Рембрандта?
Гринуэй: Вовсе нет. Меня, конечно, интересуют художники барокко, и великолепно, что именно Европа стала средоточием этого стиля, но Рембрандт далеко не мой самый любимый художник. Если говорить о пристрастиях, то мне больше нравятся либо классики, либо современные рационалисты. Рембрандт же мне интересен прежде всего как гениальный кинооператор. Хотя он жил за много лет до изобретения кино. Мне кажется, что он разделяет основные позиции кино. Как говорил Годар, кино - это 24 правды в секунду. И мне кажется, Рембрандт это и отражает. Кроме того, он понимает важность интерпретации, глубоко исследует внутренний мир, что делали не многие его соотечественники.
РГ: Кто будет в роли Рембрандта?
Гринуэй: Рассел Кроу. Я знаю, что он заинтересовался, хотя контракт пока не подписан. Я тут поработал с российскими актерами, и остался очень доволен. Я хочу показать Рембрандта интроспективным персонажем, я не хочу сказать - маниакально- депрессивным, но довольно сложным. И мне почему-то очень хочется придать ему типично русский характер. Но русского актера я на роль не могу взять - странно будет, если он заговорит у меня с акцентом. Но я не хотел бы пока о будущем фильме много говорить - это еще только задумки.
РГ: Вы суеверны?
Гринуэй: Нет, просто я сюда все-таки приехал по другой причине, и хотелось бы пропагандировать уже готовый фильм.
РГ: Мнение российских зрителей для вас имеет значение?
Гринуэй: Вы бы сочли меня дураком или лжецом, если бы я сказал, что не хочу найти себе здесь большую аудиторию. Это первое. Второе - "Чемоданы Тульса Люпера" это исторический фильм, который затрагивает почти шестьдесят лет XX века, в том числе "холодную войну", Вторую мировую, то есть довольно значимый период истории, в котором Россия принимала довольно активное участие. Мне интересно посмотреть, как будут реагировать москвичи.
РГ: Кстати, вы и сами живописец?
Гринуэй: Свое культурное образование я начал с живописи и до сих пор считаю, что рисование важно для воображения. Мне всегда было интересно, что делают художники с образами.
РГ: Выставки проходят?
Гринуэй: Постоянно, и одна из них, очень крупная, сейчас в Афинах и ездит по Европе. Она началась в Лондоне, потом поехала в Манчестер, была в Париже, сейчас вот проходит в греческой столице. Важно продолжать рисовать, это эксперимент, позволяющий развивать язык живописи, потому что он для меня даже более важен, нежели язык кинематографа.
РГ: Что рисуете?
Гринуэй: Моя живопись довольно фигуральная, а мои фильмы - суперфигуральные, переполнены подобными элементами. В них много перформанса, человеческих форм. Если вы видели мои фильмы, вы знаете, что я люблю структурность, абстракцию, планы, диаграммы.
РГ: Хотел спросить о происхождении вашей фамилии.
Гринуэй: Эту фамилию я ношу вслед за примерно пятью сотнями предков. Причем мое поколение все время ездит по миру (Гринуэй постоянно живет в Амстердаме. - Ред.), а, например, мой дед и его родственники жили в одной деревне, и, видимо, от этих зеленых земель и полян это и пошло.
РГ: Вы неоднократно говорили, что кино умерло с изобретением пульта дистанционного управления.
Гринуэй: Вы - представители молодого поколения, вы попадаете в возрастные рамки до 30 лет. Вы практически родились с ноутбуками в руках. В течение более чем сотни лет кино было основано на пассивном созерцании, но тут вдруг начался технический прогресс. Появился компьютер, который становится сейчас более важным, чем то, что может предложить кино. Происходит слишком много технологических перемен. Есть компания "Кодак", самая крупная компания по производству кинопленки на Западе, которая, представьте себе, больше эту пленку не производит. Пропадает интерес к традиционной форме кинематографа: всплеск был в 50-60-е годы, а в 80-е народ отхлынул от кинотеатров. На это повлияло множество социальных, политических, экономических факторов. При этом вы понимаете, что кино - это дешевый вид развлечения для рабочего класса. А теперь посмотрите статистику: в США, скажем, 70 процентов зрителей смотрят фильмы дома по телевидению, еще 20 - дома на видеокассетах и DVD, и только 10 процентов идут в кинотеатр. Появляется интерактивность, ви-джеи, примитивный выбор. Все это потихоньку сводит кино к телевидению и заставляет искать новые формы киноязыка.
РГ: Продолжите цепочку, которую вы сами однажды построили: Сергей Эйзенштейн, Орсон Уэллс, Жан Люк Годар. Кто следующий?
Гринуэй: Мне кажется, места хватает только для трех: один - изобретатель, второй - человек, который выстраивает здание кино, а в конце человек, который его разрушает. Эта цепочка со времен Ренессанса и воплощается в культуре...