Нюрнбергский процесс над гитлеровскими бонзами авторы документального фильма истолковали как последнюю схватку с нацистской Германией. Победа после победы далась непросто. И похоже, что не стала она абсолютной.
Союзникам важно было одержать верх над фашизмом именно на правовом поле, которое на поверку оказалось густо заминированным.
Не все "мины", как показано в фильме, удалось разминировать. Иные из них нюрнбергские судьи постарались обойти, другие им пришлось проигнорировать.
Геринг и его соседи по скамье подсудимых, отвечая на неудобные вопросы, не однажды ставили своих обвинителей в неловкое положение. Они хорошо знали их уязвимые места.
Дело в том, что у каждой из стран в исторических шкафах и секретных сейфах всегда довольно скелетов. Геринг не преминул напомнить американскому обвинителю, что в Штатах существуют элементы расового неравенства (негры не могут ездить в автобусах с белыми). А советскому обвинителю пришлось навалиться всей мощью авторитета страны-победительницы на дверцу своего потайного шкафа, из которого едва не вывалились секретные протоколы пакта "Риббентроп - Молотов" и откопанные в Катыни черепа польских офицеров с дырками в задней части.
Самая большая загвоздка состояла в том, что судить в Нюрнберге пришлось не только людей, но и законность законов. Когда юридических аргументов не хватало, приходилось прибегать к закулисным политическим договоренностям и к публицистическим отповедям.
Для этого пришлось пренебречь известной максимой: "Пусть погибнет мир, но торжествует закон". И в конечном итоге преступления нацистов против человечности были поставлены вне закона.
Но отчего сегодня этот фильм смотрится с жадным интересом? Оттого ли, что в разгар террористической войны людям предстоят новые схватки на правовом поле? Брехтовский судья Аздак из "Кавказского мелового круга" любил говаривать: "Вопрос - это самая каверзная вещь на свете".
Чем хороши обе документальные ленты и про Нюрнбергский процесс, и про ядерный смерч над Хиросимой, так это тем, что в них почти совсем нет пропаганды и публицистики, на что легко сбиться, работая на таком трагическом материале.
Недавний триумф Майкла Мура с его "Фаренгейтом 9/11" на какое-то время поставил под сомнение самоценность документалистики как искусства. Он сделал ее служанкой в политической борьбе, инструментом агитпропа. Оба поминаемые здесь фильма с лихвой восстановили достоинство жанра. И в большей степени это удалось "Хиросиме".
В этой картине объективность торжествует не потому, что авторы с высоты минувших шести десятков лет сумели взглянуть на то событие холодно и отстраненно. Авторы пошли к заветной для каждого документалиста цели самым рискованным путем: через пристальный, живой субъективизм. Они не пренебрегли ни ощущениями тех, кто ясным солнечным утром сбросил бомбу на город утренней свежести, ни тех, кто принял ее удар на себя.
Они рассказали об объективных предпосылках атомной бомбардировки (во-первых, месть за Перл-Харбор, во-вторых, стремление как можно скорее закончить войну и минимизировать человеческие и материальные потери союзников, в-третьих, до конца постичь разрушительный эффект нового оружия массового поражения; наконец, самое последнее, или самое первое: народ Японии готовился стать коллективным и солидарным камикадзе). Они же, авторы, поведали об ужасающих последствиях применения этого оружия. Кинокадры, запечатлевшие казненную Хиросиму, ни о чем другом и не свидетельствуют, как о преступлении против человечности.
...Добивают зрителя субъективные рассказы выживших: японского военного доктора, отлучившегося из города, чтобы помочь ребенку, пожилых женщин, которые чудом остались живы, старика, которому в то утро выпало водить в прятки на школьном дворе, - он утопил лицо в кепке и потому не ослеп.
...Обезоруживают детали. Американцы, сбрасывая до этого традиционные бомбы на японские города, щадили именно Хиросиму, где более всего скопилось живой силы противника. Как выяснилось потом, для чистоты атомного эксперимента. С земли свою смерть, то есть самолет, ее несший, люди наблюдали в виде серебряной капельки.
...Убивает довольная улыбка тогдашнего президента Трумэна в момент, когда ему сообщили о выжженной Хиросиме, ликование американских солдат, которым объявили, что им не надо будет умирать за родину.
...Последний гвоздь в гроб человечности забивается рассказом военного доктора, который на следующий день возвращался в город и встретил у ручья живое двуногое существо без лица - не было ни носа, ни глаз, ни рта. Собственно, по трезвому размышлению понимаешь, что "Хиросима" - это ведь тоже судебный процесс. Бомбардировщик, который нес в своем брюхе "штуковину" (так предпочитали именовать бомбу сами летчики), назывался высокопарно: "Судья". Самолет, с борта которого велась запись на пленку и протоколировалось событие с верхней точки, звался "Артистом".
Обвинение обозначило свою позицию, выслушаны свидетели с той и с другой стороны, на стол выложены аргументы.
60 лет назад Судья вынес приговор и тут же исполнил его, а история все еще взвешивает "за" и "против". Мы предполагаем, что Хиросима сэкономила на людях во Вторую мировую войну, предотвратила третью мировую войну. Мы помним, что советский атомный гриб отодвинул на неопределенное время общемировую ядерную катастрофу. Но не можем забыть, вычеркнуть из прошлого человека без лица.
Мы все знаем, а вопросы остались. Самый главный из них: Хиросима - это преступление против человечности? Или во имя человечности? Или - совсем уж мы запутались - преступление против человечности во имя человечности?
И правда, вопрос - самая каверзная вещь на свете.
В вопросах - жизнь. В ответах - смерть. Может, поэтому Господь, несмотря на все грехи человечества, медлит со Страшным судом. Но об аде мы уже наслышаны. Нам его не раз показывали. Как в записи, так и живьем. Террористическая война только разгорается. До самой последней схватки еще довольно далеко. Есть время усвоить уроки предыдущих.