Труженики "Эха" по коридорам перемещаются бегом и вприпрыжку. За ними также бегом - вереница телеоператоров: юбилей не хочет пропустить никто. Общий темп задает Алексей Венедиктов. Со знаменитых стен смотрят сотни знаменитейших лиц - коллекция портретов высоких гостей радиостанции. Венедиктов на бегу пытается рассказывать драматические истории: "А тут распахивается дверь, и оттуда такая собака! И ищет наркотики. Как сказали сотрудники американских спецслужб, они не могут рисковать: если кто-то из сотрудников употребляет наркотики, он может повести себя неадекватно. Наркотики не нашли. Но за той собакой - другая собака! Ищет взрывчатку!" - это, разумеется, о визите Билла Клинтона. "Алексей Алексеич, я сушками запасусь, да?" - сбивает пафос проносящаяся мимо сотрудница. В полном соответствии с корпоративной этикой (и с анекдотом) вещание героев дня доносится изо всех щелей, динамики стоят даже в коридоре - от эфира не уйдет никто.
Мы вручаем наши подарки, в том числе огромную бутылку французского вина. Сергей Бунтман, заместитель Венедиктова, различает на этикетке очертания замка: "О, это ведь альбигойцы! А знаете, что тогда замки строили в пределах видимости друг друга, чтобы можно было передавать сигналы от одного к другому? В каком-то смысле они тоже гнали волну". Спрашиваем: "На ваших стенах столько звезд! А что будет, когда место для портретов на стенах совсем закончится?"
Отвечают: "Неужели вы думаете, что это все наши гости? Это даже далеко не все фотографии! У нас сменная экспозиция и запасники, как в настоящих музеях!"
Тут Венедиктова срывают с места: "Алексей Алексеич, вас там Степашин поздравляет!" Венедиктов: "О, Счетная палата поздравляет! Это радость, пойду, лишь бы не они к нам!" - и снова бегом. За ним - вереница телеоператоров. Экскурсия продолжается.
Бунтман
А снимок Путина был сделан еще в те времена, когда он еще не был президентом. А вот фотография Дебейки - тот, кто в буквальном смысле держал руку на пульсе президента, на его сердце.
Читатели "РГ"
Как на "Эхе" решают, кто будет следующим гостем в эфире?
Бунтман
Летучка и жизнь. Главный персонаж события приглашается немедленно. Мы - единственная независимая площадка публичной политики. И мы должны представить наибольшее количество точек зрения. У нас есть Киселев и Пушков, Радзиховский и Проханов, Доренко и Леонтьев...
Читатели "РГ"
А в коридорах вы их как разводите, когда они одновременно приходят?
Бунтман
Это что, вот у нас на одном приеме встретились посол Америки и посол Ирака, и ничего, прошли друг мимо друга, не сожгли друг друга взглядами...
Читатели "РГ"
А кто из гостей был самым неординарным?
Бунтман
Вечно неординарный собеседник, конечно, это Владимир Вольфович Жириновский. Он даже вынудил меня сделать то, чего никогда нельзя делать в эфире: я просто начал на него орать. У меня тогда был с ним безумный ночной трехчасовой эфир. Когда к концу второго часа он в пятнадцатый раз сказал: "Когда мы со Сталиным выиграли Вторую мировую войну..." - я заорал: "Владимир Вольфович, вы-то лично вообще ничего не выиграли! Ни одной войны, кроме омовения сапог в Индийском океане". Это человек, который может семь взаимоисключающих теорий одновременно излагать.
Читатели "РГ"
А какие правила еще существуют в эфире?
Бунтман
Принципиальное правило номер один, из которого появилась вся новая российская информационная журналистика, это правило всемирное: есть информация и есть комментарии к информации. Сначала - факты, а потом - мнения. Первый принцип пропаганды - это высказать оценку до того, как изложил факты, например, вместо "армия Соединенных Штатов Америки" сказать "американская военщина". Второе правило. Кем бы ни был твой гость в эфире, лучший друг или лучший враг, ты всегда должен ему оппонировать, если ты ведущий. Всегда тяжело это делать, если человек близок тебе по взглядам.
Вернувшийся Венедиктов
И третье правило - гостя нельзя комментировать в спину.
Бунтман
То есть гость закрывает дверь, а ведущий обращается к слушателям: "Ну вы понимаете, то, что он сейчас сказал, ничего не стоит".
Венедиктов
Ну и еще есть свод правил, который мы писали все вместе, - это Московская Хартия журналистов. Его можно посмотреть на сайте у нас.
Читатели "РГ"
В каких условиях может быть прекращен эфир? Что должно случиться, чтобы включили перебивку и пустили "Лебединое озеро"?
Бунтман
То есть, если приходит гость и говорит: "Необходимо сжечь половину населения России, и, чтобы другая половина жила замечательно, сделать это нужно по этническому, религиозному и половому признаку", нарушая каждую статью Конституции и Уголовного кодекса, можем ли мы прекратить эфир?
Венедиктов
Ведущий должен уметь вести эфир. Если он прекращает эфир, значит, он не справился с задачей. Он расписывается в своем бессилии.
Читатели "РГ"
Но, кажется, в эфире "Эха" была ситуация, когда Евгений Киселев сказал женщине, которая позвонила в прямой эфир: "Закрой пасть, Оля" - это не основание для того, чтобы прервать эфир?
Венедиктов
Да, была такая ситуация. Оля открыла пасть, и ей посоветовали ее закрыть.
Бунтман
Это был не этический проступок, это было жесткое, но терминологически точное определение. Ситуация не может быть вырвана из контекста. Если вспомнить поток гадостей и мерзостей, который шел перед этим, человек может по-разному на это среагировать. И мы не можем говорить: "Ну, утри плевок!" Есть адекватный ответ на ситуацию, когда человек считает, что, прикрываясь телефонной трубкой, анонимностью звонка и возможностью назваться любым именем, он может позвонить с гадостями, мерзостями и оскорблениями.
Читатели "РГ"
С этической точки зрения какие ситуации в эфире были для вас самыми сложными за 15 лет?
Венедиктов
"Норд-Ост", вывод террористов, прямой эфир.
Бунтман
Среди заложников была наша девочка. И ее подруга из "Московской правды". И периодически они с нами связывались. И вдруг они говорят: "Один из "них" (террористов) хочет выйти в прямой эфир!"
Венедиктов
Я тогда ехал в машине и это слушал!
Бунтман
А если она отключится? А вдруг ее убьют за это? Или за то, что она откажется?
Венедиктов
А вдруг у нее нервный срыв? А если мы обманем, скажем, что это прямой эфир? Тут нет правильного ответа: любой ответ плохой. Очевидно, что террористу в момент совершения преступления нельзя давать прямой эфир. Никогда. Но в данной конкретной ситуации, которую я потом разбирал с коллегами, у них не было другого выхода. Я, конечно, мог объявить им выговор, потому что это нарушение всеобщего принципа. Но в данном конкретном случае они поступили так. Мне кажется, что это правильно. При том, что у нас отдельно записано: "Преступнику в момент совершения преступления нельзя давать слова". Нет ответа. Мы можем написать все, что угодно. Но в каждую секунду в прямом эфире возникают ситуации, которые нельзя предусмотреть. Какие бы правила мы ни написали. У нас чуть не случился "штурм в прямом эфире"! Когда девушка кричала, что пошел газ.
Бунтман
Она кричала: "Сейчас нас всех убьют!"
Венедиктов
Мы записывали это. Не пускали в прямой эфир. Но благодаря этой записи мы точно знаем, во сколько начался штурм. В 5.23. Но в вопросах этики нет такого точного ответа. Нет правильного ответа в вопросах этики.
Читатели "РГ"
Что делает радиостанцию конкурентоспособным продуктом?
Венедиктов
Информационный продукт как явление здесь существует 17 лет. Остался очень длинный шлейф и советского журнализма, и особенностей восприятия информации. Мы проводили исследования, которые показали, что до сих пор большинство населения считает, что все, что показало телевидение, напечатали газеты, сказали по радио, это и есть правда. В этом - суть старого восприятия продукта. Вторая крайность - "все, что сказано, это пропаганда". И это тоже приводит к неприятию или к некритическому принятию продукта. Мы работаем на развивающемся рынке, где люди до сих пор не понимают, зачем нужна информация и независимые СМИ. При этом уровень доверия к СМИ за последние 5 лет снизился чуть ли не в 3 раза. Но мы успешно конкурируем на этом рынке. И у нас - высочайший показатель лояльности аудитории. По нему мы занимаем первое место в Москве, опережая даже музыкальные радиостанции.
Мария Соколова,
Владислав Воробьев