Завтра ветерану отечественного кино режиссеру-фронтовику, оператору, сценаристу и композитору, орденоносцу и лауреату всех отечественных кинопремий Петру Тодоровскому исполняется 80 лет. Но серьезная дата плохо вяжется с улыбчивым и всегда энергичным автором фильмов "Верность", "Военно-полевой роман", "Ретро втроем", "Интердевочка", "Анкор, еще анкор!", чья военная драма "В созвездии Быка" только начинает свой путь по экранам, а в планах много новых проектов.
В молодости он снимал на Одесской киностудии, потом на "Мосфильме", а теперь еще и на студии "Мирабель", в названии которой угадывается имя его самого любимого человека - супруги и продюсера Миры Григорьевны Тодоровской.
Баклажаны по-одесски
Российская газета | Петр Ефимович, как вы проведете эту свою юбилейную пятницу?
Петр Тодоровский | Мы c Мирой Григорьевной сядем в самолет и отправимся в Сочи на фестиваль "Лики любви". Там и отметим.
РГ | А я-то хотел спросить, что вам приготовит Мира Григорьевна. Тогда спрошу: что она приготовила бы вам, если бы вы встречали юбилей в семейном кругу?
Тодоровский | Баклажаны по-одесски. Или, по-одесски, синенькие. Еще в Одессе говорят "Почем ваши синенькие?", когда на рынке покупают кур. Люблю гречневую кашу с брынзой - ее у нас иногда подают к столу. И немного рыбы. В Одессе любят бычки.
РГ | Все эти бычки, барабульки и прочая одесская экзотика вошли в наше сознание вместе с романами Катаева. И почему-то очень дороги сердцу.
Тодоровский | Они были особенно дороги, когда я жил в Одессе. Время было трудное, бычки доставали только из-под полы. А сейчас в магазинах все что хотите - полно.
РГ | У вас жизнь сложилась разнообразно: и война и мир, и оттепель и перестройка, а потом одна страна превратилась в другую...
Тодоровский | Мне, я думаю, с этим повезло. Интересно.
РГ | Если бы случилась возможность, что бы вы хотели поменять в своей судьбе?
Тодоровский | Я благодарен своим родителям, особенно маме. Все хорошее, что во мне есть, - от нее. Она была умной, талантливой, доброй. А прошел я многое. Не только войну. Мы голодали в 33-м. Потом голодали в 48-м. На фронте много раз приходилось голодать. Но есть что вспомнить! И думаю, все пошло на пользу, поскольку я занимаюсь таким замечательным делом, как кинематограф. Каждый раз во время съемок вдруг выползают из памяти какие-то подробности, фразы, которых не было в сценарии. И очень помогают в трудную минуту.
РГ | Ваше кино - авторское явление. В том, что происходит на экране, всегда ощущаешь связь с вашей памятью и опытом. Были в фильмах заимствования из вашей жизни?
Тодоровский | Конечно, опыт и есть тот фундамент, от которого я отталкиваюсь. Эпизоды, лица, которые мне не давали покоя. Вот история, рассказанная в фильме "Анкор, еще анкор!". Наш командир полка привез с собой красавицу жену. И мы никак не могли ее увидеть. И пришлось просить командира, чтобы он распорядился. В смысле, чтоб офицеры, которые привезли жен, их не таили. И он дал команду и сам подал пример - отпустил жену в хор. Вот так было - остальное придумано. Но это неизбежно в любом творческом деле. Представьте режиссера, который снимает картину, допустим, о Куликовской битве. Конечно, он будет пользоваться историческими материалами, но лица и характеры все равно спишет с друзей и знакомых.
Вот енту сразу возьмуть!
РГ | А вот интересно, "Интердевочка" тоже пересекается с вашим опытом, не при Мире Григорьевне будь сказано?
Тодоровский | Нет, я даже хотел отказаться от сценария. Я с этой профессией впервые столкнулся в 1986 году возле "Националя". Ждал жену, которая должна была за мной заехать, и увидел эту тусовку. Среди очень обтянутых девиц с формами вдруг остановилась изможденная женщина с кочаном капусты в авоське и тоже с изумлением на все это смотрела. И когда возникла девушка вот с такими (показывает) достоинствами и юбкой выше колен, женщина с авоськой вдруг громко сказала: "Вот енту сразу возмуть!" А девушка шла как раз на меня: стоит одинокий мужчина, да в таком месте, стало быть, ее и ждет. На счастье, тут подъехала жена, я мимо этой девушки сел в машину и уехал. Вот и весь мой опыт на тот период. Зато потом, когда я стал "изучать жизнь", ко мне приводили множество путан, и я все пытался выяснить, что их толкнуло в эту жизнь. К тому времени мне надоели лирические герои, и я хотел взять более жесткий материал. Снять фильм не о путане, а о молодой женщине, которая умна и хороша собой, но не смогла себя реализовать.
РГ | Вы эту картину впервые снимали за границей?
Тодоровский | И впервые узнал, что такое капитализм. Мы только приехали в Стокгольм, и мне сразу вручили обратный билет. То есть дали 22 дня, чтобы снять полнометражный фильм, и работать пришлось с восьми утра до часу ночи, снимая в день по 3 - 4 объекта. Но когда закончили, то в Стокгольме нам сказали, что и у нас могут кое-чему поучиться.
РГ | Один из самых памятных ваших фильмов - "Фокусник". Как удалось в те годы пробить такую картину?
Тодоровский | Знаете, когда солдат впервые бежит в атаку - он как теленок, ничего еще не знает, ничего не испытал. А если ему еще и дадут полкружки спирта, то он бежит очертя голову и кричит "Ура!" До первого ранения. Потом он гораздо осторожнее. Вот и первую картину "Верность" я снял на чистом наитии. А тут - Володин! Совсем другое дело! И жанр - то ли притча, то ли драма. Снял первые триста метров - и вдруг мне сообщают, что Володин прилетел и ждет меня. Оказалось, он эти триста метров уже посмотрел. И когда я вошел в переднюю, то первое, что увидел через дверь в комнату, - нога Володина, которая нервно подрагивала. А на столике поллитра. Я понял, что пахнет жареным. Володин разлил по полстакана, мы выпили, и он сказал: "Вот что, Петя. То, что я видел, ко мне не имеет никакого отношения. Так что я свое имя с титров снимаю и больше смотреть ничего не буду". И весь съемочный период мы даже не перезванивались. А тут Театр Образцова, где работал мой главный герой Зиновий Гердт, уехал на гастроли в Ленинград. И наша съемочная группа туда за ним переехала. Построили на "Ленфильме" декорацию, и мы тут же пересеклись с Володиным: он снимал "Происшествие, которое никто не заметил". "Тебе хорошо, - сказал он при встрече, - у тебя хороший сценарий". Но мой материал больше не смотрел. Потом я показывал картину худсовету. Вижу: в темноте в зал нырнул Володин! И ему она вдруг понравилась - он водил друзей ее показывать, познакомил меня со своими женщинами. Кто-то ему сказал, что сценарий был лучше, и он мне это все время повторял: "А сценарий был - лучше". Вел себя совершенно как ребенок. А картину еще долго мусолили перед выпуском в прокат, предлагали это убрать, то переделать. Потом сделали 30 копий - а тогда для всесоюзных премьер печатали до двух с половиной тысяч! И прошел мой "Фокусник" по окраинным клубам. Но мне эта картина дала очень многое.
РГ | Расскажите о ваших друзьях.
Тодоровский | Так вот - Володин. Наша дружба началась вот с чего. Снимался фильм "Никогда" по сценарию Поженяна, я там был оператором и сорежиссером. И случилась экспедиция в Ленинград. А мы только что познакомились с Мирой, моей женой. Поженян говорит: надо бы свадьбу устроить! Денег нет совсем. Жена продала часы, группа сбросилась - все равно не хватает. Тогда Поженян объявляет: мы будем свадьбу играть у моего большого друга! И дает всем адрес. Приезжаем всей съемочной группой, человек двадцать, заходим в небольшую квартирку, стол уже накрыт. Вот такая была неожиданная свадьба. И с той поры мы дружили.
РГ | А с Зиновием Ефимовичем Гердтом вы подружились на "Фокуснике"?
Тодоровский | Да. Мы дружили тридцать лет. Наши дачи были через дорогу. И слава богу. Москва - это такой город, который разъединяет людей: если встречаемся, то на пленумах. А с Гердтом встречались каждый день, и я мало знаю людей, с кем так интересно было общаться. Он обожал поэзию и мог целыми кусками читать Блока. Очень музыкальный, что нас тоже сблизило. Потом я снял его в "Военно-полевом романе" и в "Городском романсе".
РГ | Вы всегда легко находите общий язык с актерами на съемках? И правда ли, что с Людмилой Гурченко у вас были споры на фильме "Любимая женщина механика Гаврилова"?
Тодоровский | Очень серьезные. Она замечательная актриса и бесконечно талантливый человек. Бог ей дал все, но после первого успеха ей долго не везло, и она на каждого режиссера стала смотреть с прищуром. Но она высокий профессионал и все требования выполняла с блеском. А финал получился другой. У нас с Сергеем Бодровым механик Гаврилов должен был появиться весь в бинтах и в коляске.
РГ | А в фильме появился во всем блеске - белозубый и победительный. Какой же из финалов вам теперь больше нравится?
Тодоровский | Ну, тот финал так и не сняли...
Как по нотам
РГ | Все ваши фильмы тесно связаны с музыкой, которую вы же и пишете. Музыка, судя по всему, играет важную роль в вашем характере.
Тодоровский | Я бы сказал, решающую. Хотя никогда музыке не учился и до сих пор не знаю нот. Я записываю варианты музыкальных тем на кассеты и наговариваю, какие хочу слышать инструменты. Потом приходит замечательный музыкант и аранжировщик Игорь Васильевич Кантюков. Смотрим материал, работаем за роялем - очень кропотливая работа.
РГ | А что появляется раньше - материал или музыка?
Тодоровский | Бывает, что музыка. Я писал сценарий "Военно-полевого романа" - и остановился. Не знаю, как двинуть действие дальше. Месяца два не прикасался к рукописи. Но однажды, играя на гитаре, вдруг увидел сюжетный ход. Тут же сел - и дописал сценарий до конца.
РГ | В советские времена каждый кинематографист на себе испытал тяжелую лапу цензуры. А сейчас многие жалуются на цензуру денег. Чья лапа тяжелее?
Тодоровский | Когда я показал в Госкино "Военно-полевой роман", мне предложили сделать девятнадцать поправок. И первая же поправка: убрать все коммуналки! Представляете? Это значит - переснять всю картину. Сейчас тоже непросто. Не только деньги достать трудно, но и продюсеры давят, заставляют менять актеров. Моя студентка недавно рассказала, как продюсер заставил ее поменять актрису - не понравилось ее лицо! Какая цензура лучше? Ох, не знаю. Тогда мы хотя бы не знали, откуда деньги берутся. Денег давали мало и платили очень мало, но это было поколение наивных идеалистов, и мы снимали.
РГ | Россия всегда жила надеждой, что свобода нас встретит радостно у входа - и тогда начнется настоящая жизнь. Свобода встретила - что дальше?
Тодоровский | Россия - такая страна, что любая попытка демократизации в конце концов приводит к еще большему ужесточению. Посмотрите: на ТВ все передачи, дававшие пищу для размышлений о том, что в стране происходит, прекратили существование. Источников информации осталось совсем мало. И этот ком катится с ускорением...
Семейный романс
РГ | Но вернемся к разговору о продюсерах. Вы-то хорошо устроились: со своим продюсером ежедневно встречаетесь за семейным столом?
Тодоровский | Не думайте, что это такая сладкая жизнь. Одно гарантировано: деньги не уходят на сторону, а все идут в дело. Но вообразите: днем я выкладываюсь на съемках, а вечером начинается вторая серия.
РГ | Но Мира Григорьевна не заставляла вас менять актрису?
Тодоровский | Не-ет, со мной этот номер не пройдет.
РГ | Вам говорили, что среди ваших лучших творений - сын Валерий. Он делает замечательное кино.
Тодоровский | Он замечательный режиссер. Но мне не все его фильмы нравятся. Больше всего нравится его первая картина "Любовь": серьезная проблема и все - про людей. А "Подмосковные вечера" нравятся меньше. Зато последние картины "Любовник" и "Мой сводный брат Франкенштейн" - очень серьезное кино.
РГ | Как вы относитесь к нашей "новой волне"?
Тодоровский | Появилась обойма сильных режиссеров, которым удалось даже пробиться в прокат. У них теперь колоссальные технические возможности, каких у нас никогда не было. Но они чаще обращаются к сознанию, чем к сердцу. Все-таки художественное кино - это когда зацепляет и ты много раз возвращаешься к этим героям и к мыслям, которые они пробудили. Посмотрите, кому дают "Оскара": ценятся человеческие истории, нужно быть хорошим рассказчиком. А пудрить мозги - на самом деле нетрудно. Я могу удивляться тому, как здорово сделана картина, но если она меня не трогает, если я никого из героев не полюбил и не возненавидел, если мне не хочется взять дубину и пойти бить негодяя, это пустая трата времени.
РГ | Есть идеи, которые вы не осуществили?
Тодоровский | Конечно. Была давняя идея картины "На углу маленькой площади" - про голубей, которые живут возле Одесской оперы. Там из окон театра звучит музыка, а рядом Морской музей, загс, садик "Пале-рояль", где платаны, и голуби купаются в старинных фонтанчиках. Там назначают свидания, там начинаются и рушатся судьбы. И я придумал историю про девушку, которая для заработка убирает квартиру у богатых людей, и про мальчика, который учится в хореографической школе. Это в сущности про Ромео и Джульетту, которые разделены социальными барьерами.
РГ | Почему же вы ее так и не сняли?
Тодоровский | Потому что для нее надо много денег. Это же только голубей надо снимать часами... А еще есть сценарий "На память о пережитых страхах", напечатанный в последнем номере альманаха "Киносценарии". Эта история тоже меня не отпускает. Героям по 19 - 20 лет. Время действия - конец войны, место - 60 км от Берлина. А в центре всех событий - вертухай. История жестокая, я еще никогда такого не снимал...