Уже навалилась ночь, уже ощутимо похолодало, но никто не уходил. Люди до глубокой ночи слушали фантастически прекрасные звучания почти не известной у нас оперы Беллини. Сеанс много раз прерывался аплодисментами.
Режиссеров, взявшихся снимать в кино оперу, считают самоубийцами. Прокатчики уверены, что смотреть такое кино никто не пойдет. Даже на радио, как мы видели, оперу теснят - вроде как "нерейтинговый" жанр...
Оперу легко скомпрометировать. Это случалось много раз, когда за нее брались случайные люди. Образование тут ни при чем - просто надо любить предмет, за который берешься, иначе конфуз...
"Норма", показанная в Выборге, берет сначала любовью. Неподдельной, естественной и потому заразительной. Зритель это чувствует по тому особому душевному трепету, который всегда возникает в оперном зале при первых звуках настраивающихся инструментов. Кино позволяет претворить музыкальную динамику в физическую - традиционно статичные сцены 1-го акта с друидами у режиссера Бориса Айрапетяна претворились в стремительный монтажный поток кадров мятежа галлов против римского владычества. В родной Армении режиссер нашел совершенно античную природу, где музыка почувствовала себя на воле, - оперная условность, с которой десятилетиями боролись постановщики, здесь перестала быть условной и оказалась единственно возможным выражением глубинного душевного настроя. Шумящие под ветром деревья, молчаливые скалы, грохочущий водопад или таинственно зависшая над пейзажем луна стали декорацией, о какой оперный театр не смеет и мечтать. Это тот случай, когда стихии природы и музыки явили свое родство.
Впрочем, такой прием уже применяли авторы отечественных экранизаций "Евгения Онегина" и "Пиковой дамы" - но там удивительным образом и натура смотрелась картонной. Айрапетян решил отказаться от принятого там дублирования артистов-певцов красивыми статистами, которые еще дальше уводят оперу от нормальной жизни. Его Поллион в исполнении Гегама Григоряна - тенора с мировой славой - вполне земной, коренастый и не очень молодой человек. Нет ничего надземного и в самой Норме (Асмик Папян), которая на подмостках обычно предстает полубогиней. Опера полна чисто человеческих, каждому близких страстей, и фильм об этом постоянно помнит.
Вокальный уровень фильма знают те, кто видел "Норму" в исполнении Ереванской оперы в дни ее гастролей в Москве, - спектакль транслировался по телевидению и вызвал много пересудов. Все понимали, что на московских подмостках давно не слышали такого созвездия первоклассных голосов: кроме Гегама Григоряна и Асмик Папян, всех покорила Вардуи Хачатрян в виртуозной партии Адальджизы. Но режиссерская трактовка многим казалась спорной, а гигантский сапог, зависший над сценой, - не относящимся к делу. Перенося фактически тот же спектакль на экран, Айрапетян не отказался от удовольствия напомнить о тогдашнем московском триумфе и провести связь между театром и кино - возникает зал Нового здания Большого театра, оркестровая яма, дирижер Карен Дургарян за пультом. Потом стены театра распахнутся в циклопическое ущелье, где будут молиться друиды.
Редчайшим достоинством фильма надо признать принципиальный аскетизм режиссера. Он нигде не поддается соблазну формального штукарства или украшательства - его работа предельно лаконична и целиком подчинена законам, по которым развивается музыка оперы. Айрапетян здесь прежде всего музыкант и наравне с дирижером управляет своим сложным пластическим оркестром - от актерской экспрессии до движения камеры, которая тоже безупречно музыкальна.
Прокатная судьба картины пока неясна. Очевидно, на ее пути встанут предубеждения: пойдет ли публика? Хотя уже понятно, что смельчак, рискнувший поставить ее в репертуар, не проиграет.