Российская газета | Не успели ученые порадоваться, что наконец-то их труд будет по достоинству оценен и зарплата поднимется к 2008 году до 1000 долларов, как выяснилось, что эта сумма обставлена целым веером условий. Скажем, теперь всех ученых переведут на трехлетние контракты, а после окончания срока каждый пройдет аттестацию. Или устанавливается время, в течение которого научный сотрудник обязан не выезжать за границу, а работать в России. Как вы относитесь к этим идеям?
Геннадий Месяц | И контрактная система, и аттестация, конечно, нужны. Ведь попробуйте сейчас из института уволить бездельника - по судам затаскает. Кстати, в академии аттестация проводится раз в пять лет, тайным голосованием оценивается работа каждого - от младшего научного сотрудника до президента.
Что касается предлагаемых ограничений на временный отъезд за границу, то здесь непросто. Все зависит от формы международного контракта.
Скажем, между правительствами или академиями есть соглашения о международном сотрудничестве. Там строго прописаны и сроки поездок, и кто за что платит, и т.д. Если же ученый уезжает по собственной инициативе, то, например, сотрудникам академии зарплата на весь этот период не выплачивается. Члены РАН, отсутствующие в России более трех месяцев, не получают академической надбавки.
РГ | Оказывается, что вожделенная тысяча долларов - вовсе не стабильная ставка ученого. Она состоит из трех слагаемых, за которые еще надо побороться. Это и надбавки за работу с аспирантами и студентами, и премии за число публикаций в престижных журналах, и т.д. Насколько эффективны эти предложения?
Месяц | Мне пока трудно их комментировать, так как не знаю всех деталей. Но есть опасения вообще по поводу всей этой затеи. Конечно, хорошо, что наконец-то обратили внимание на нищенское положение ученых, ведь сейчас в академии средняя зарплата меньше шести тысяч рублей. Но я не понимаю, как можно поднять ее в пять раз к 2008 г. Ведь в бюджетах такой рост не предусмотрен. Или надо все деньги, которые выделяются на науку, направить в РАН, лишив финансирования и другие академии, и отраслевые институты, и научные центры. Но это невозможно.
Кроме того, многим уже кажется, что, дав ученым 1000 долларов, мы решим проблемы науки, удержим здесь молодежь. Это иллюзии. Данная сумма совсем не сравнима с тем, что платят ученым за границей. Мои молодые ребята, защитившие кандидатские диссертации, уезжая, сразу получают 5000 долл. Так что только деньгами здесь не удержишь. Но способ есть. Надо дать возможность молодежи работать в России на современном научном оборудовании, на котором они смогут добиваться результатов мирового уровня.
Сейчас наша власть могла бы сделать и для науки, и вообще для будущего страны, не побоюсь этого слова, выдающийся шаг. Надо из средств стабфонда срочно обновить научное оборудование. Кстати, это никак не скажется на инфляции. Так мы могли бы подготовить страну к новому рывку, который привел бы ее к экономике знаний.
РГ | В будущем году правительство пойдет на беспрецедентный шаг, дав дополнительно к бюджетным расходам на науку еще 3,5 млрд. руб. Львиную долю из этой прибавки получат те институты, у кого выше рейтинг. Знаю, что эта идея уже вызывает немало критики среди ученых. Почему? Вроде бы идея здравая...
Месяц | Понимаете, попытки прикладывать к фундаментальной науке разные лекала не новы. Все это мы уже проходили во времена СССР, считали и публикации, и хоздоговора. Но эффекта для науки от этого мало. Наука очень своеобразная особа, к ней нельзя подходить с обычными мерками. Например, человек может за три-четыре года опубликовать всего одну работу, но она окажется на уровне Нобелевской премии. А можно, если поставить такую задачу, печатать одну статью за другой. Поверьте, это не так сложно.
Очень опасаюсь, что выделение этих дополнительных денег, о которых вы говорите, будет похоже на то, что сейчас происходит с конкурсами на инновационные проекты, которые проводит минобрнауки. Если называть вещи своими именами - это нередко профанация. Скажем, два наших ведущих коллектива - Институт государства и права и Центральный экономико-математический институт, - участвуя в программе, подали проект, а выиграла деньги какая-то никому не известная частная структура. Это даже не смешно.
Вообще идеи у нас всегда высказываются очень правильные. Кто же против, чтобы деньги распределялись на конкурсной основе. Но сразу возникает вопрос: а кто судьи? Так вот, ученые, которые призваны оценивать проекты, на распределение денег не влияют. Это прерогатива трех-четырех чиновников в министерстве. Если составление рейтингов не будет отдано самим ученым, а окажется в руках тех, кто к науке не имеет никакого отношения, то результат будет плачевным.
РГ | В планах министерства вести возрастной ценз. Для директоров институтов - 65 лет, заведующих лабораторий и отделов - 60. Итак, наша наука помолодеет?
Месяц | Цель вроде бы благая, но вводить это ограничение надо очень осторожно. Учитывать нынешнюю российскую специфику. Ведь у нас между учеными старшего возраста и совсем молодыми - яма. По сути, почти нет среднего звена. Ну заставим уйти тех, кто достиг предельного возраста, кто придет на их место? Ведь нет достаточного количества авторитетных специалистов, чтобы достойно заменить ушедших. Так мы можем потерять научные традиции.
Вообще отправлять 60-летних ученых в запас - абсурд. Это творчески работающие люди. Завлаб может работать дольше, чем директор. Ведь у него намного меньше круг обязанностей и ответственности. Кстати, академик Котельников в 90 лет опубликовал книгу по квантовой механике, получил премию за открытие своей известной теоремы. Так что научный успех зависит не от возраста, а от таланта.