Наконец, я удовлетворен своим выбором актера на роль Бродского. Это был риск, потому что я сделал предложение человеку, который не сыграл ни одной роли в кино, а немногочисленных его актерских работ в театре я не видел и знал его только как талантливого режиссера. Центральную роль я предложил Григорию Дитятковскому. К этому решению меня подтолкнуло не то, что он внешне похож на Бродского, а более глубинные обстоятельства.
Чем еще я удовлетворен творчески и лирически, это тем, что картина снималась в подлинных интерьерах. Причем не только в полуторных комнатах, которые нам удалось оборудовать, обустроить, обставить таким образом, что они приобрели лирическую убедительность. Я имею в виду также и комнату Ахматовой (один фрагмент действия мы снимали в Фонтанном доме), и американскую квартиру Бродского, обстановка которой сейчас составляет один из отсеков музея Ахматовой. Среди этих мемориальных вещей, интерьеров, стен мы сняли очень важные эпизоды.
Марина Азизян | Мы вошли в квартиру, в которой кухня совсем не изменилась, она такая же, как при Бродском. Все те же убогие полки, в коридоре все то же чудовищное убожество. Та же соседка, которая жила, правда, она теперь говорит, что у них была "такая дружная квартира, такая дружная квартира..." - а Иосиф пишет в работе "Полторы комнаты" про ее маму, что была одна стукачка - хирург. А теперь эта дочь говорит: "Моя мама хирург божьей милостью" и ругает нас последними словами: мол, снимаете какую-то чернуху, а квартира была изумительная, с добрыми отношениями. "Что вы снимаете очереди в уборную? Такого никогда не было и не могло быть!" А там в четырех комнатах жили одиннадцать человек...
Я была с ним знакома, но никогда не была у него дома, и для меня было потрясающе интересно восстановить по его описаниям то, что было на самом деле. У него есть описание буфета, в который была сложена вся жизнь мамы и папы (папа же был фотограф: старые фотоаппараты, постельное белье, фарфор, какие-то ненужные вещи - такой дом в доме). Я рада, что поработала там, потому что смотреть на то, как играет Алиса Бруновна маму и Сережа Юрский - папу, - это дорогого стоит. Я на съемке даже слезу пустила. Вообще если бы был фильм только о родителях - это уже была бы интересная история...
Андрей Хржановский | Мы с Арабовым решили, что это не должна быть попытка воссоздания биографии Бродского или точное следование его прозаическим штудиям, этюдам. Мы решили, что это должна быть такая ироническая сказка, основанная на том, что Бродский обожал котов. И не просто как симпатичных животных. Он ввел кошачий язык, обращения, идентификацию среди близких ему людей, он и самого себя непосредственно ассоциировал с этим животным, нарисовал несколько сотен котов в виде сигнатуры. Карпаччо рисовал болоночек, Уистлер - стрекоз, а Бродский перед тем, как поставить выраженную в буквах подпись (а иногда и взамен ее), рисовал кота и для вящей убедительности писал: "Внутренняя сущность Иосифа Бродского". И поскольку кот был для него своеобразным alter ego, нами и была найдена форма путешествия Бродского вместе со своим двойником - котом. Но путешествия не только физического, а прежде всего в сфере воспоминаний и воображения. Известно, что Бродский неоднократно формулировал уклончивый ответ на вопрос, хочет ли он, собирается ли он приехать в Ленинград, но мы воспользовались одним из его ответов, который показался нам наиболее емким. Как-то Бродский сказал: "Если бы такое путешествие состоялось, я бы хотел, чтобы оно проходило инкогнито. Даже мы с Мышью (так он называл Михаила Барышникова) как-то обсуждали план: долетаем до Стокгольма, а там по подложным паспортам садимся на паром, прибываем в Петербург, там навещаем любимые места, любимых друзей - и так же инкогнито исчезаем из этого города. Кстати сказать, есть люди (причем среди близких друзей Иосифа Александровича), которые меня в последнее время уверяли: "А все-таки он приезжал в Петербург. Я с ним случайно не повстречался, но я знаю, что это именно было так". Одним словом, мы снимаем воображаемое путешествие Бродского в Петербург 1990-х годов. А другой частью будет путешествие в его прошлое, и, собственно, он предпринял его в своих эссе.