На карнавале "Торжествующая Минерва", поставленном Федором Волковым в 1762 году, по улицам, как известно, бегали уродливые национальные пороки, в первых рядах - "мздоимство и казнокрадство". Их преследовала и казнила Минерва - торжествующий государственный разум...
"Казнить нельзя помиловать". За два с половиной столетия страна, не научившаяся расставлять знаки препинания, внутренне разобралась, пожалуй, с одним: она помиловала отечественные пороки, назвав их "ментальностью" и поставив после "нельзя" восклицательный знак. Казнить нельзя!
Неверная стабильность, тяжелый период нового "огосударствливания" (оно же - "разгосударствливание"), тиски экономической несвободы и свобода бешеных денег, страх, верноподданничество, самодурство, темнота - все это реальность, действительность, жизнь. И надо отвечать самим себе на вопросы - кто мы, что мы, почему все так уродливо? Новая драма, дай ответ! Не дает ответа. А дают его, оказывается, Гоголь, Фонвизин, Сологуб... В этом я убедилась на фестивале "Реальный театр-2005" и после него, в поездках по стране.
Самая сильная, надолго впечатлившая меня "записка" - это "Ревизор" Николая Коляды. Вместо вечной миргородской лужи, обойти которую невозможно, Коляда вывалил на сцену родную землю, российскую почву: на ней веками произрастаем, ее веками топчем... Чтобы попасть на маленькую сцену, герои должны перейти целое корыто грязи. Никому в голову не придет эту грязь убрать, потому что убрать российскую грязь нельзя. Проще носить с собой ведра и тряпки и без конца мыть пол! ("Что это за скверный город: только где-нибудь поставь какой-нибудь памятник или просто забор, черт их знает откудова и нанесут всякой дряни!"). Азиатчина: все в халатах, тюбетейках, с водкой в самоваре, Марья Антоновна в белом гипюре поливает грядки решетом... Тут и правда "ни до какого государства не доедешь", тут, без сомнения, в городском присутствии должны быть гуси с гусятами, их просто не может не быть, тут пьяный хор чиновников во главе с Городничим точно должен петь "Амурские волны", а толпа в ватниках, веселящаяся на улице, - хор из "Травиаты". Одно слово - Евразия!
Деньги - грязь? Вот взятки Хлестакову все и дают грязью: зачерпнул - шлепнул. Найденная пространственная метафора позволяет бесконечно вербализовывать себя: Анну Андреевну и Марью Антоновну Хлестаков измажет грязью, вываляет в земле, опозорит - и земля уйдет к финалу из-под ног Городничего. Да мало ли в родной речи присловий на эту тему? И все могут быть отнесены к этому "Ревизору".
Мы живем между "свеклОй" и "нАчать", так что абсолютно логично, что пришедший Городничий так сразу и объявляет: "К нам едет ревИзор. ИнкогнИто. С секретным предпИсаньем". Здесь так говорят и по-другому не знают, не умеют! "ПредуведОмил", "нУждаетесь в деньгах" - это, видимо, от "нУжды", без которой не надо искушать... "Интересно, а какую музыку они сейчас вклЮчат?" - интересуется сидящий рядом со мной интеллигентный екатеринбургский зритель, - и я окончательно понимаю: все точно, я в России, которую мы не потеряли!
Евразия - страна дикая, но живая, и ставит Коляда спектакль лирический и трагический - о том, как каждый раз очередная бледная столичная нежить "имеет" по полной программе эту провинциальную страну дураков с ее Кудеяром-атаманом-Городничим и разбойниками, которые, конечно, немало пролили "крови честных христиан" (шаляпинским голосом, по сути, заканчивается спектакль), но все же, горькие бедолаги, они больше напоминают людей, чем голуболицый "кокаинист" Хлестаков (Олег Ягодин). Эта страна сама находит его - и отдается ему сама, и взятки дает, и замуж просится... И стоит в финале, посреди русского вертепа, трагический Городничий (Владимир Кабалин), которому наплевать на разоблачительное письмо и наплевать, приедет или не приедет очередной ревИзор (а он приедет, следующая нежить, опять голодная, и опять корми его...), потому что на глазах Городничего только что опозорили его жену и дочь, а он не смог заступиться. И грязь эту не смыть...
Первый акт мы смеемся до колик, а к концу до слез берет лирическая, мучительная боль. Потому что вырос и прожил жизнь в этой стране...
Не смех сквозь
слезы, а слезы сквозь смех...
Русский вертеп - это и "Тварь" Олега Рыбкина (уфимский Русский драматический театр) по замечательному тексту Валерия Семеновского, который отталкивается от "Мелкого беса" Федора Сологуба, а пишет свою историю. Эта дикая Евразия, со всем ее мелким бесовством и пошлой дурью, накрыта куполом великой русской словесности, нечаянно благословлена ею. Ведь на всякую низость найдется у нас возвышенная строка кого-то из классиков. Если Коляда "упаковывает" Гоголя в народные песни, то Семеновский остроумнейшим образом "прошивает" все расхожими цитатами, герои спектакля несут со своего базара не только Белинского и Гоголя, они несут все, что можно нести, все, что каждый день несем мы, - и в этом заключается мелкое российское бесовство, национальная трагикомедия, если не фарс. Барахтаясь в российской грязи, мы который век декламируем про мороз и солнце и звезду пленительного счастья... Спектакль Олега Рыбкина, оформленный Ильей Кутянским, с костюмами Фагили Сельской, рождает мир дикий, карнавально-топорный, чудной, эксцентрический, клоунски-карусельный. Великая русская литература живет в мире лапотном, трущобном, где топят по-черному, все носят фраки с валенками, а колокола простеганы наподобие одеяла.
Спектакль называется, как и пьеса, "Тварь". Страна, не разобравшаяся с ударениями, не заметила, в какой момент слово "тварь" - "божеское существо" (см. Даля), творение Божье - приобрело в "великом и могучем" уничижительное значение. Тварь - дрожащая, но защищающая основы, притягательная в наивной, даже какой-то клоунской подлости, как притягателен, обаятелен длиннокудрый Передонов, блестяще сыгранный актером с экзотическим театральным именем - Владимир Латыпов-Догадов. Сегодня, в эпоху, когда "послемодернизм" уже отзвонил во все стеганые купола, Передонов представляется Рыбкину паяцем. Смешным карнавальным персонажем, "простеганной" мягкой игрушкой.
Все здесь - маскарад. Но есть сцена как будто двойного маскарада: на празднике в гимназии все наряжены не абы как, здесь вам все национальные святыни: и Борис Годунов в шапке Мономаха, и Пушкин (его представляет Варвара в бакенбардах), и Чехов Антон Павлович (ведь в человеке все должно быть прекрасно!). Свалка русской духовности...
Над кем смеетесь? Над собой смеетесь
Российская жизнь видится театру миром неизбывного, векового, горького абсурда. А как видеть ее по-другому? Вот только что приезжаю в один сибирский город, поселяюсь в гостинице, на вопрос, почему в номере "люкс" нет туалетной бумаги, администратор отвечает: "Не полагается. И вообще я вас не понимаю. Вот молдаване жили, обходились как-то без бумаги. Вода же из крана идет?.." Но это так, к слову. Беглая отечественная записка на собственных полях.
Казнить нельзя! И если бы сегодня случился новый национальный карнавал, то, наверное, Минерва в лохмотьях сидела бы на паперти, на улицах безнаказанно резвились гиганты - помилованное розовощекое мздоимство и неподсудное упитанное казнокрадство, - а очередной Федор Волков не умер бы от гнилой горячки, а получил хороший гонорар от власти и спонсоров и отбыл бы в какую-нибудь Корею ставить коронационно-корпоративные торжества иноземцам.