Эрик-Эмманюэль Шмитт | Хорошая. Много очень заинтересованных читателей. По-моему это прекрасно.
РГ | Вы не видели постановок собственных пьес в Москве, но встречались на днях с Романом Виктюком. О чем говорили?
Шмитт | Пока я видел только фотографии постановок, и по ним было ясно, что это зрелищно. Виктюк вообще очень яркий театральный творец, я много о нем слышал. Наша встреча прошла тоже очень по-виктюковски - ярко, захватывающе, страстно очень. Мне было бы очень интересно посмотреть спектакль, который он поставил, и как-нибудь я обязательно приеду сюда за этим.
РГ | Я слышал мистическую историю, будто вы начали писать после того, как оказались в какой-то пустыне?
Шмитт | Верно, история такая была - я потерялся в пустыне. Писал я и раньше, но мне не нравилось то, что выходило. В пустыне произошла история весьма значимая. Я чуть не погиб, меня искали, сочли умершим, но я выжил, изменился внутренне, обрел веру и стал единой личностью после этого. Раньше я был как другие люди - человеком, разделенным на две части, голова - отдельно, сердце, душа - отдельно. А тут произошло единение, новое рождение личности. У меня появилось ощущение, что я стал как бы писцом, передатчиком какой-то высшей воли. Ведь для чего-то я выжил, сохранился в этой жизни, наверное, я стал тем резонатором - я ощущаю себя так, - который передает какие-то движения материи или духа.
РГ | Свою первую пьесу вы отправили знаменитой актрисе Ядвиге Феуиллер. Зачем?
Шмитт | Я был преподавателем в университете, мечтал работать в театре, но не знал, как попасть в этот мир. Это был наивный, чисто инстинктивный поступок. Я просто очень любил эту актрису, она исполняла именно тот литературный театр - Клоделя, Кокто, который мне был ближе всего. Кто-то из друзей помог мне достать ее адрес, и я ей просто так отправил пьесу. Ей очень понравилось, она открыла для меня двери в этот мир. И очень радовалась моим успехам, как будто я был ее сыном, кстати, у нее детей не было. Дружба наша длилась буквально до самого последнего ее дня. Всю последнюю неделю своей жизни она уже знала, что больна неизлечимо, а я должен был ехать в Нью-Йорк выступать. Она поехать не могла и всю неделю писала для меня текст, чтобы, как сказала она, присутствовать там хотя бы таким образом. Однажды я ее спросил: Ядвига, почему вы для меня так много делаете? Она всегда играла королев и поэтому ответила очень по-свойски: "Потому что это - вы!"
РГ | Вы писали диссертацию по Дидро и потом пьесу "Распутник", экранизированную Габриэлем Агийоном. Чем близок вам Дидро?
Шмитт | Дидро - мой учитель, но не в плане философии, а в плане свободы. С его философией, кстати, я совершенно не согласен, но он для меня пример того, чем должен быть писатель. Надо писать философию в виде сказок, пьес, диалогов. Не быть носителем правильного вкуса, как какой-нибудь мелкобуржуазный писака, а наоборот, иметь смелость смешивать анекдоты с серьезными вещами, делать неожиданные ходы. И еще мне нравится в нем то, что он изначально не претендует на истину. Он отвечает на вопросы, которые сам же ставит в своих произведениях, но всегда сомневается в этих ответах. Когда его спрашивали, кто он, он говорил: "Я материалист, но не знаю, правда ли это. Когда спрашивают меня, кто я по сути, я отвечаю, что спиритуалист, но не знаю, правда ли это".
РГ | Жанр, в котором вы пишете, называют популярной философией. Могли бы вы определить, что это такое?
Шмитт | Популярным я стал и пишу для театра и кино, меня читают, смотрят и слушают. Я сам удивлен, что стал популярным, и критики, кстати говоря, тоже удивляются. Тем не менее это следствие, а не цель.
РГ | У вас есть рассказ "Оскар и Розовая дама" - про умирающего от рака мальчика, который пишет письма Богу. Откуда эта история?
Шмитт | Эту историю я написал потому, что сам пережил немало таких ситуаций. Часто я был вынужден провожать своих близких людей в последний путь. Многие из них принадлежали к тому поколению, которое пострадало от СПИДа в начале 90-х, когда вообще не было никаких способов предупреждать это заболевание. И многие люди угасали у меня на глазах от разных болезней. Я и сам в какой-то момент очень серьезно и опасно болел, а когда выздоровел, ко мне пришло сознание, что главное - это не выздороветь, а суметь встретить эту беду и противостоять ей.
РГ | Почему вы посвятили повесть актрисе Даниэль Дарье?
Шмитт | Я старался написать текст одновременно и серьезный, и юмористичный. Не патетичный ни в коем случае. Легкий. А Даниэль Дарье, на мой взгляд, воплощает в себе все эти качества.
РГ | Продолжаете ли вы писать роли под актеров, как писали под Алена Делона "Загадочные вариации"?
Шмитт | Не совсем так, я не писал на самом деле под актера роль, это в газетах так написали. Я бы с удовольствием это делал, многие актеры меня просят об этом. Но на самом деле все, на что я способен, - это излагать истории с теми персонажами, которые рождаются у меня в голове. Правда, когда я пьесу заканчиваю, мне приходит на ум конкретный образ актера, которому я бы доверил эту роль. Поскольку я многих актеров знаю и люблю, то редко кто отказывается от моих предложений.