Российская газета | В 1989 году вышла ваша книга "Ночевала тучка золотая" о жестоких взаимоотношениях русских и чеченцев. А через пять лет началась чеченская история. Вас не упрекали в том, что вы оказались злым пророком? Не чувствуете ответственности?
Анатолий Приставкин | Пророков в России много, поэтому я не пытаюсь отказываться от этой роли. Я написал о том, что было. Что пережил сам. Вы не поверите, но, прежде чем опубликовать книжку, цензура очень долго меня пытала: найдите документы, где вы об этом прочитали. А то, что у нас история повторяется по спирали, виноват не я, а Россия. Я - только малая литературная клеточка ее судьбы. И все, что случилось через пять лет, было страшным потрясением. К слову, по "Тучке" был снят телевизионный фильм. В первую чеченскую кампанию чеченское телевидение четыре раза его показывало, пока телевизионную башню не снесло снарядом. Я потом встречался с автором. Ингуш Саламбек Мамилов пережил депортацию в моем же возрасте. Меня он называл Сашкой, а себя Колькой (это братья-близнецы, главные персонажи книги). Доказывал, что мы родственники.
РГ | Иногда вам ставят в вину, что в своих книгах вы переступаете некую грань литературной респектабельности, пугаете воспитанную глянцевыми журналами публику излишне "честными сценами". Думаю, что новая ваша вещь "Вагончик мой дальний" вызовет ярый протест у блюстителей "нравственности"...
Приставкин | Мне кажется, что "Вагончик", напротив, очень оптимистичная вещь. Арестованных детей, собрав в одной теплушке, везут в неизвестность. Но наперекор насилию и грязи, которые на них льются, между самыми униженными и слабыми прорастает высшее чувство любви. Да, жизнь пытается разлучить любящих, они бегут через тайгу, сопротивляются, попадают в немецкую колонию. Можно сказать, что "Вагончик" - это продолжение "Тучки". Только там были чеченцы, а здесь - немцы. Мне захотелось опять рассказать о том, что мало кто знает. О немецких колониях в Сибири и на Урале.
РГ | Новая вещь автобиографична?
Приставкин | Конечно. Я никогда не ухожу далеко. И в тайге плутал, и с немецкими колониями знаком. Однако надо понимать, что мой герой - это не совсем я. Хотя история достоверная. Вернее, в книге я слил в одну несколько разных историй подростков с трудной судьбой. Но новые книги приходят не только из моего детдомовского детства. И сегодня почти два миллиона детей выкинуты на улицу. Я прошел школу детдома и слежу за статистикой. По данным МВД, 80 процентов детдомовцев попадают в криминал. Если раньше сотрудники милиции ставили на учет с девяти лет, то сегодня - с шести.
РГ | А есть ли здесь доля вины и отечественных деятелей культуры, в частности, писателей и журналистов?
Приставкин | Что такое, как вы думаете, все эти бесконечные полуиндийские, полумексиканские сериалы на русский манер, которые идут по всем каналам? Это лапша на уши молодежи. От них - ни уму, ни сердцу никакой работы. Что, нам нечего рассказать кроме как о "положительных бандитах"? Или мы не знаем настоящих бандитов, которых кругом полно? У подрастающего поколения вряд ли будет уважение к печатному слову или телевизионной картинке, когда видишь, что кругом царит "заказуха". Читаешь уже как бы одним глазом, только из любопытства: а что же они еще такое придумали?
РГ | Вы считаете, что подростки вообще что-то читают?
Приставкин | Массированная атака детективов и поверхностно-рекламной литературы, согласен, может отбить охоту прикасаться к чему-то более серьезному и качественному. Да что там говорить, можно классику и в школе возненавидеть. Хотя мне повезло: и в Литературном институте, и в школе у нас были великолепные учителя, которые нам, первобытным ребятишкам, несли свет. Вообще не хочу что-то плохое говорить о педагогах, особенно провинциальных: это удивительные люди.
РГ | В Европе канонизирован доктор Гааз - один из любимых прототипов Достоевского, тот самый чудак, который не пропустил своей заботой ни одного заключенного. Вы не ощущаете внутреннюю связь?
Приставкин | Такие аналогии, конечно, лестны. Гааз руководил комиссией при императоре, которая занималась тюрьмами. Я тоже "влип" в Комиссию по помилованию, придя в нее на полгода. А история затянулась. У меня, к сожалению, нет собственной ситцевой фабрики, как у знаменитого доктора, но когда есть какие-то деньги, отдаю их заключенным. Так же, как Гааз перед императором, падал на колени перед президентом, когда нужно было кому-то помочь. И, кстати, иногда это удавалось. Когда начальник "Матросской Тишины" сообщил мне, что умирает один зэк, который проживет несколько лишних месяцев, если его выпустить, я тут же обратился к президенту. К чести Ельцина, он написал мне ответ: "Прошу в таких случаях обращаться ко мне лично и быстро". Я, конечно, не доктор Гааз. Им стала вся наша комиссия. Частью святого доктора был Булат Окуджава. Частью - Лев Разгон, частью - священник, отец Александр. И Феликс Светов - тоже. А как личность Гааз был уникален.
РГ | Книга, которую хочется перечитывать?
Приставкин | Не побоюсь показаться банальным, Библия. Но есть не книга, а любимые жанры, к которым я всегда возвращаюсь: историческо-документальный и мемуарный. Сейчас на письменном столе лежат у меня дневники Сниткиной, дневники Кузнецовой о Бунине, Панаевой о времени Некрасова. Это литература, к которой обращаюсь, чтобы найти подтверждение каким-то своим мыслям, своему времени или своим отношениям с кем-то. Еще люблю читать то, что пишут мои студенты в Литературном институте. Они это делают лучше нас.