Не случайно Юрий Еремин ворожил над пьесой Островского "Последняя жертва", старательно перенося ее действие в самый год рождения Художественного театра и превращая героя Олега Табакова из корыстного купца 70-х годов XIX века в просвещенного мецената эпохи модерн, этакого Савву Морозова, вложившего, кстати, немало средств в рождение новаторского театра.
Табаков придумал замечательный проект: потихоньку внедрять в сознание публики, что нынешний, табаковский, МХТ есть прямое продолжение, повторение того, в котором играли Качалов и Москвин, Книппер-Чехова и Лилина. Вот и буковка "а", втиснувшаяся в название театра в советские годы, из него выпала. И все стало почти как прежде. Пьеса Булгакова "Дни Турбиных", ставшая "советской "Чайкой" Художественного театра, идет? Идет, хоть и под другим названием. Пьеса Мольера "Тартюф", которую ставили в этом театре и Станиславский, и Эфрос, идет? Идет! В постановке Нины Чусовой! "Господа Головлевы", в которых играл великий Смоктуновский, идет? Идет! С самим Евгением Мироновым! Горький, столь важный для Станиславского, идет? Идет! И не что-нибудь, а "Мещане"!
Для полноты картины не хватало только самой знаменитой сказки и самой знаменитой трагедии. И вот Дмитрий Черняков репетирует "Синюю птицу" Метерлинка, а Юрий Бутусов показывает сегодня премьеру "Гамлета".
Если и "Синяя птица" выйдет в нынешнем сезоне, то окажется, что табаковский МХТ повторит две самые знаменитые "символистские" постановки МХТ исторического. В 1908 году появилась "Синяя птица", в 1911 году - "Гамлет".
Примерно в это же время поэт Иннокентий Анненский написал: "Не думать о Гамлете для меня... значило бы отказаться ... от мыслей об искусстве, т. е. от жизни". Таково было место этой трагедии в сознании русского интеллигента прошлого века. Россия, как и весь мир, вступала в пору страшнейших катаклизмов. Таяли и готовились к гибели две великие империи - российская и английская. Век вывихнулся, расшатался, вышел из пазов, и был только один человек, "лучший из людей", как называл его Крэг, который мог эту связь восстановить. "Для меня секрет исполнения пьесы заключается в способности актера понимать Страсть... накал Страсти, спокойствие Страсти, ее экстаз... Гамлет - избранник, и все же он любит Офелию... и в этом проявляется его избранность ... Потому что он создание Воображения, потому что он рожден Поэтом. Он не принадлежит реальности. Помните улыбку Джоконды - это улыбка Леонардо... У Гамлета - та же улыбка...", - так фантазировал Крэг накануне репетиций в Художественном.
Потому и хотелось Крэгу, чтобы играл Гамлета сам Станиславский, идеальная, по мысли великого английского новатора и театрального мыслителя, "сверхмарионетка". Они не договорились. В 1911 году Гамлета сыграл Василий Качалов. И с тех пор идеи Крэга об актере как сверхмарионетке, о ширмах, разрезающих пространство на свет и тень, волновали не одно поколение людей театра - от Мейерхольда и Вахтангова до Брехта.
О том, насколько они оказались важны для питерского режиссера Юрия Бутусова и его команды - однокурсников и "ментов" Михаила Пореченкова (Полоний), Константина Хабенского (Клавдий) и Михаила Трухина (Гамлет), - читайте в следующем номере "РГ".