- Время "Большой жизни" большого рабочего класса, кажется, ушло безвозвратно?
- Когда перед твоими глазами прошла жизнь огромной страны, невольно чувствуешь себя Голиафом или, скорее, этаким Гулливером в стране великанов. А теперь я ощущаю себя в стране лилипутов. Была великая национальная идея. Неважно, кто ее сформулировал и осуществил. Важно, что она была. Теперь ее нет. Великаны вымерли, остались лилипуты, у которых есть свой Гулливер. Но это не я.
- Вы остаетесь великим режиссером, ваши фильмы будут смотреть во все времена, и от вас зависит, снимать про гулливеров или про лилипутов.
- Если бы это было так, я бы снимал историю про покорение Ермаком Сибири или о крушении великой империи. Однако я не уверен даже, что мне удастся рассказать небольшую историю о провинциальных актерах и их автобусе.
- Чем этот сюжет вас привлек?
- Я подумал, что если этой картине вдруг будет суждено стать последней, то я расскажу о тех, кого я любил и продолжаю любить больше всего, - актерах! Всеволод Пудовкин как-то сказал: "Если у тебя нет хорошего оператора, то ты снимешь средний фильм, если у тебя нет хорошего второго режиссера, то фильм будет еще хуже, чем средний, если у тебя не будет великого художника, то ты снимешь плохой фильм, но если у тебя не будет великого актера-героя, то можешь менять профессию". Поэтому я считал за счастье пригласить на съемочную площадку таких артистов, как Алексей Баталов или Борис Андреев, Олег Даль или его антипод Владимир Высоцкий.
- Каждый из них - герой своего времени, но как вам удается разглядеть их в будущих ролях?
- Баталов - артист на все времена и для любого сюжета. Он глыба по определению, поэтому не увидеть его невозможно. Важно, что совпали векторы мои и его. Олег Даль... Пьянствующий гений - типичный русский вариант актера. Высоцкий очень хотел выскочить из этого типичного русского круга. Даль даже и не хотел, а наоборот, как-то с ожесточением проходил круги ада.
- Женщины-актрисы в ваших фильмах менее масштабны. Это сознательно?
- Это не так! Ия Саввина - масштаб под стать Баталову. Их любовная история есть вселенский масштаб обычной человеческой любви, сознательно снивелированной Чеховым, который не терпел пафоса. Отсюда название "Дама с собачкой", а не, скажем, "Она и Он" или "Нечаянная любовь". А вот Бунин как раз увеличивал масштаб простой истории и рассказывал, к примеру, о том, как случается первая любовь или, скорее, первый секс. Поэтому у Чехова в руках микроскоп, а у Бунина - бинокль.
- А что в руках у вас?
- В моих руках и бинокль, и микроскоп, и астролябия, и реторты, и прочее. Но главное, что в моих руках - глаза оператора и тела артистов, которыми я по мере возможностей манипулирую (смеется). Когда я снимал "Поединок" ("Плохой хороший человек"), то через мои руки прошли десятки дуэльных пистолетов и десятки купальных костюмов для Максаковой. Сейчас на этой картине ("Бродячий автобус") я отсмотрел десятки разных автобусов - "пазиков", "уазиков", "лазиков", пока не увидел нужный.
- Но автобус, наверное, не самое главное для картины?
- Это такая же деталь, как плавающая у берега бутылка в начале "Дамы с собачкой".
- Эта бутылка была тщательно срежиссирована?
- Конечно, нет! Но, как всегда, самое простое и есть самое гениальное. Бутылка болталась сама по себе, оператор просто не успел ее убрать. Когда мы сняли первый дубль, то оператор попросил еще один, чтобы снять без бутылки. Но я попросил оставить ее в кадре. Так родилась эта знаменитая метафора пошлости и бытовухи.
- Наше кино сейчас практически замирает. Это временная пауза или надолго?
- Я не прорицатель, но это не просто пауза, это - конец. Конец эпохи, в том числе и в кино. Новая эпоха еще не возникла, дай бог, чтобы ее увидели ваши внуки. А на рубеже эпох может быть видна только всякая пена, мусор, которые вихрь истории выносит прежде всего. Поэтому пусть эта "пена" особо щеки не надувает - настоящие новые русские придут лет через 20-30.
- А что это будет за формация?
- Если все будет идти естественным путем, без социальных катаклизмов и армагеддонов, то будущая формация людей должна прежде всего понять, что такое Россия. Что значит эта держава в масштабах истории человечества. Что значит ее духовная энергетика, рождающая Пушкиных и Достоевских, Чеховых и Плисецких, Гаврилиных и Свиридовых. Что значит мощь народа, не побежденного никакими гитлерами и наполеонами. Понять, в чем суть народа, - это и есть национальная идея. Если будущие правители - на нынешних я не надеюсь - смогут для себя понять, что такое эта страна и что такое ее народ, то надежда есть.
- А если не смогут?
- А если не смогут, то нас ждет долгое-долгое забытье. Но не умирание, нет, эта страна не умрет никогда. А если и умрет, то разве что от космических войн вместе со всей планетой.
- У вас ощущение, что страна впадает в забытье?
- Да, без сомнения! Но это то забытье, которое сохранит разум. Знаете, когда во время болезни человек много спит, то постепенно выздоравливает, - так и с нами со всеми. И не надо сопротивляться этому забытью.
- Но страна все равно как-то живет, даже фильмы снимаются.
- Скоро не будет никаких фильмов вообще. И только позже энтузиасты на гроши, без денег, без средств, ценой невероятных усилий начнут что-то делать. Но это уже без меня...
Прямая речь
Тамара Семина: Он был волшебник и мудрец
Иосиф Хейфиц - для меня имя драгоценное, хотя в работе я встретилась с ним всего один раз.
Я снималась в "Крепостной актрисе", а Хейфиц мучительно искал актрису на главную роль в фильме "День счастья". Фильм - про любовь и долг. Женщина встречает свою "половинку", но не может оставить нескладного мужа.
Меня предложили операторы: "Давайте попробуем Сёму" (так меня все тогда звали). Хейфиц удивился: "Эта, молоденькая, которая в золотых одеждах ходит?" Согласился посмотреть. Я пришла - знаменитость, в "Двух Федорах" снялась, Катюшу Маслову сыграла, призов наполучала, по фестивалям поездила. А он мне говорит: начнем с этюда: вот телефонная трубка, сыграйте драматическую сцену. Ну я и наиграла: рыдала, хохотала, чего только не делала. Были еще две пробы, и наконец Хейфиц сказал: вы победили. Меня утвердили на роль, только постарались сделать постарше и как-то посолидней, что ли. И началась прекрасная жизнь.
Перед каждой сценой Хейфиц говорил: "Ребятки, сейчас порепетируем". Мы шли к нему в кабинет, и он рассказывал всякие истории. О предстоящей сцене - ни слова. Я думала: "И это великий режиссер? Да он вообще не режиссер!" А Хейфиц, побеседовав вот так "за жизнь", заключал: "Теперь вы готовы, снимаем". Дело в том, что он видел актера насквозь. Взгляд у него был с лукавым прищуром, и ничего от этого взгляда скрыть было нельзя. Он был волшебник и мудрец. У него было великолепное чувство юмора, но при этом он оставался необычайно наивным и доверчивым. Его разыграть ничего не стоило, и делали это непрерывно все кому не лень. Однажды операторы купили какую-то жидкость для бритья, собрались в кучку и разговаривают серьезно, чтобы привлечь внимание Хейфица.
Он подошел: "Что это?" - "Да вот новинка для бритья: выпиваешь 50 граммов, потом бреешься". Утром, вообразите, дома сын застает Хейфица перед зеркалом: он приготовился бриться и перед этим, как велели, выпивает.
Моим партнером по фильму был Алексей Баталов. Его как актера сделал Хейфиц - "Большая семья", "Дело Румянцева", "Дорогой мой человек", "Дама с собачкой". От фильма к фильму Баталов становился мастером. Из работы с Хейфицем каждый актер выходил обогащенным, многое о профессии и жизни понявшим. И со мной так случилось.
Снимали в Ленинграде. В Москве шли дожди, а у нас солнце жарило. Дождь на площадке устраивали поливальные машины. Каждый день той работы был счастьем. Когда заканчивали озвучание, и стало ясно, что скоро прощаться, я загрустила: как я буду без этой картины, без этих людей волшебных, без этой работы-радости, как дальше жить? И Иосиф Ефимович мне сказал: "Знаешь, Сёма, уж сколько я снял картин, а такое у меня впервые - не хочу ни с кем прощаться".
Я-то с ним так и не попрощалась: всегда помню. Всегда благодарна за работу, из которой я вышла переполненная счастьем.