Владимир Бортко, народный артист РФ, автор сценария и режиссер-постановщик:
- Меня часто спрашивают: "Наверное, "Мастера и Маргариту" вы с юности мечтали снять?" Процесс выбора следующей (после "Идиота". - Ю. К.) работы чрезвычайно сложен. Как бы я ни хотел снимать что-то, очень важно, чтобы люди, от которых зависит сделать это, тоже захотели. В данном случае пришлось рисковать: во-первых, достаточно большими деньгами, а во-вторых, моей репутацией. Роман чрезвычайно известный, для кого-то культовый. Поэтому от результата нашей работы зависел престиж тех, кто дал "добро", финансировал проект.
Когда я писал сценарий картины, я не добавил от себя ни единого слова. Но новый персонаж, которого не было в книге, появился на экране. Это "человек во френче", олицетворяющий некое учреждение, где велось следствие по делу шайки Воланда. Его и первосвященника Каифу играет Валентин Гафт. Оба персонажа - функционеры, они охраняют государство.
Российская газета: Учитывали ли вы...
Владимир Бортко: (смеется)Учитывал!
РГ: ...неудачный опыт ваших предшественников - Элема Климова, Эльдара Рязанова и других, анализировали причины, почему у них фильм не состоялся?
Бортко: Желание снимать у меня рождается от сопротивления. Когда вижу "неправильно" снятую историю, хочется снять по-своему, донести свое видение до зрителя. Когда я закончил "Собачье сердце", мне тут же предложили сделать "Мастера". Отказался по двум причинам. Во-первых, из-за Климова. Он рассказывал, что очень хочет сделать этот фильм. А это мой коллега, и "переходить дорогу" было бы неэтично. Второе. Непонятно было, как снимать кота. Что касается других постановок, я не видел только фильм Ю. Кары. Другие экранизации, в том числе и фильм А. Вайды "Пилат и другие", не удались по той причине, что, как только роман начинали сокращать, исключать какие-то сюжетные линии, результат не замедлил сказаться.
Сергей Безруков, заслуженный артист РФ, исполнитель роли Иешуа:
- Сыграть Иисуса Христа невозможно, это не под силу ни одному актеру на земле, ибо все мы простые смертные, а он был Богочеловеком. Иешуа Га-Ноцри - один из главных героев бессмертного произведения Михаила Булгакова. Его Иешуа в первую очередь литературный герой, это его представление о Христе. Каким получится Иисус Владимира Бортко, зависит от его режиссерского представления. Для меня лично, если вспомнить Паоло Коэльо, Иешуа - Воин Света.
Мне было важно сыграть человека, который знает Истину и свято верит в нее. Иешуа убежден, что все люди добрые. И в это мне, как актеру, надо было поверить. Поверить, что и убийцы, и предатель Иуда - добрые люди, и сыграть так, чтобы было убедительно. Это было сложно...
Александр Филиппенко, заслуженный артист РСФСР, исполнитель роли Азазелло
Российская газета: Доводилось ли вам прежде играть персонажей такого рода, как вы относитесь к вашему герою?
Александр Филиппенко: После Кащея Бессмертного, Смерти и других ярких представителей темных сил это просто оказалось мне "в масть". Азазелло явно не хватало. Но как играть? У Владимира Владимировича решение и родилось. Само участие в этом грандиозном проекте для нас, российских актеров, было почетно и ответственно. Каждый старался точно воспроизводить булгаковский текст: вся страна его знает буквально наизусть. В свите Воланда я стоял за спиной Олега Валерьяновича и с удовольствием слушал этот великий текст.
РГ: Какие трудности вам встретились на съемках?
Филиппенко: Впервые так серьезно столкнулся с компьютерными съемками. Актеру становится скучно работать в этих новых технологиях. Три-четыре дня проводить в "синем павильоне" с головой Берлиоза... Потом посмотрел, что там придумали, - конечно, красота. Надо было успеть в 2-3-минутных сценах хотя бы что-то сыграть, чтобы тебе не мешали эти компьютерные съемки...
Александр Галибин, заслуженный артист РФ, исполнитель роли Мастера
Российская газета: Ваш герой, наверное, самый загадочный, не прописанный в деталях персонаж романа, хотя в нем угадываются некоторые автобиографические черты Булгакова. Как вам видится этот образ, какие краски вы нашли для него?
Александр Галибин: Играть его было очень трудно. По сути, сыграть такое нельзя, потому что это связано с душевными страданиями, унижением человека, уничтожением личности. Мы застали Мастера как раз в самый трагический момент, когда он решил, что уже ничего больше не создаст, и единственное, что ему остается, - сгинуть в сумасшедшем доме. Так что можно было только настроиться на какую-то волну, связанную с ощущением ситуации, в которую попадает персонаж. Действительно, образ автобиографичен: известно, как в свое время уничтожали Булгакова, как относились к его личности и его произведениям. Думаю, это он и выразил в романе.
РГ: В романе присутствуют две важные темы: художник в лице Мастера и власть, вечное противоречие между ними, и любовная линия Мастера и Маргариты. Какая из них была для вас более значительной?
Галибин: Тут важен баланс. Вещь у Булгакова философская, он дает нам эти две темы. Режиссеру и мне хотелось, чтобы и та и другая прозвучали достаточно ярко.
РГ: Вы удовлетворены тем, что у вас получилось в картине?
Галибин: Еще не видел работу целиком, видел только куски, связанные с Мастером, во время озвучивания. Из контекста сложно что-то вытащить. И про свою работу трудно говорить.
РГ: Тогда поделитесь впечатлениями о ваших коллегах.
Галибин: Мне кажется, очень точно найдены все персонажи. Отдельные фрагменты, которые я видел, понравились. Я верю, что все очень бережно отнеслись и к самому произведению, и к тексту, понимая, что это шедевр ХХ века, вещь, которая принадлежит всем. Наверное, не найти человека, который бы не переживал за судьбу Мастера, не был бы тронут ситуацией, в которой оказалась Маргарита, не восхищался бы проделками Бегемота и Коровьева или могуществом Воланда. Вечная тема любви и творчества, и актеры относились к ней трепетно.
РГ: Некоторые трактовали роман как сатирический и даже антисоветский фельетон. Известно и определение - "Евангелие от Сатаны". Как вам кажется, что предпочтительнее?
Галибин: Я себе такого вопроса не задавал. Вообще понятие "жанр" для меня достаточно размыто. Так что не ставлю "Мастера и Маргариту" на полку каких-то жанров, он для меня, как и всякая большая литература, вещь, которая не вписывается в рамки. Там всего понемногу, некий синтез.
РГ: Не боитесь, что роман и его кинематографическая трактовка идут вразрез с христианской традицией?
Галибин: Мне кажется, нет. Я во всяком случае этого не вижу.