Российская газета | Павел Александрович, много лет говорят, что на Дальнем Востоке мало населения и нас задавят мигранты. Более того — что сюда требуется привезти 50 тысяч рабочих рук…
Павел Минакир | На Дальнем Востоке столько населения, сколько может быть. Что, сюда согнать людей толпами и колоннами и поселить их в лагерях? Мы это уже проходили. Какая экономика есть, какое жилье есть, сколько удобных мест для проживания — столько и населения. Сколько ресурсов нужно добывать, столько населения и занимается этим. Тут не нужно больше. Если рассматривать Дальний Восток как федеральный округ, то он огромен, повсеместно на всей этой территории вы ничего не создадите, поскольку большая часть которой пустует как канадский север.
Когда говорят о развитии Дальнего Востока, то речь идет о локальных территориях, где традиционно проживают люди и есть условия для экономической деятельности, развития социальной системы. Это Приамурье, Приморье, Сахалин и районы в Якутии, Магадане, на Камчатке. Речь идет не о свободных экономических зонах, а об институциональном режиме развития территории, о благоприятных условиях для инвесторов. По большом счету территориальные анклавы должны быть национальными проектами. К примеру, у Петра Первого был национальный проект — построить Санкт-Петербург и прорубить окно в Европу, дав России выход к морю.
РГ | А мы смотрим на восток…
Минакир | Восточная Азия сегодня — самый динамичный район мира, сюда идут все, в том числе и Европа. Здесь самые высокие темпы, самый емкий рынок, самые большие перспективы, самые большие потоки инвестиций. Сюда должна и Россия идти. Но как? Через Находку, Хабаровск, Уссурийск, Ванино, Магадан… Как должен выглядеть Сахалин и Камчатка на рынке АТР? Что мы предложим Тихоокеанскому региону? Конкретного ответа на эти вопросы пока нет. Хотя уже были предложения создать инвестиционно-институциональные ловушки на границе с Китаем, модельные города, локальные приграничные торгово-инвестиционные комплексы. Но и здесь нас китайцы опередили и сделали подобные зоны в Хэйхэ и Суйфэньхэ. Почему не можем мы — в Гродеково, Благовещенске и Хабаровске?Вот недавно разделили де-факто Большой Уссурийский остров. Получилась граница на одном острове, который разделен на две части: одна сторона российская, другая китайская, и обе пустые. Я уверен, китайцы сделают быстро мост, дамбу, дороги, торговый комплекс, а мы будем долго рассуждать, что же делать.
РГ | Даже городок, оставшийся после расформирования воинской части, некому взять в аренду.
Минакир | А кто пойдет туда, не имея ни гарантий от государства и защиты от тех же китайцев, ни помощи, кто будет вкладывать в него кровные деньги?
РГ | А ведь на острове можно было создать маленькую модель партнерства...
Минакир | Конечно. Не будем называть это русско-китайской деревней, может, не в этом дело. Важен смысл. Если мы хотим превратить эту территорию в российский оплот на Амуре, давайте воспользуемся ситуацией. Но для реализации подобных национальных проектов нужно быстро вложить не по 20 миллионов в год, а по два миллиарда. Создать здесь соответствующую инфраструктуру, предоставить надлежащий статус. Кому будет плохо от того, что инвесторов, вкладывающих сюда деньги, на пять лет освободят от всех налогов? Ведь там же все равно ничего нету! И если ничего не делать, то и не будет!
Нужно избегать ситуации, которая сложилась в поселке Пограничный: как была, так и осталась деревня. От того, что напротив через границу вырос мегаполис Суйфэньхэ, который был деревушкой, для Пограничного ничего не изменилось. А во что превратили Благовещенск?
РГ | В игровую зону, громадное казино для граждан КНР…
Минакир | Раньше жители Хэйхэ с завистью смотрел через реку на Благовещенск — там есть электричество, автобусы. Теперь все поменялось. На стремительно развивающийся Хэйхэ с завистью смотрят благовещенцы. И пропасть эта будет увеличиваться. Потому что для Китая Хэйхэ и Суйфэньхэ — национальные проекты, а наши пограничные города в забвении. Но полагаю, что, как только туда придет первый инвестор, за ним придет десяток надзирающих.
В Китае все национальные зоны начинаются с того, что по каждой из них принят пакет законов (по 12-18 на каждую зону), подробно описывающих все стороны жизни и все параметры регулирования: про собственность, землю, цены, инвестиции, торговлю, валюту — и попробуйте не выполнить.
РГ | Вот еще одна реалия жизни — контрабанда леса. Существует устойчивое мнение, что китайцы весь лес срубают на корню и скупают древесину за бесценок, перерабатывают и нам же втридорога продают…
Минакир | А нам кто мешает перерабатывать? Сейчас экономическим российским агентам выгоднее срубить бревно и по дешевке продать в Китай. Почему выгодно? Почему российские законы не пресекают контрабанду? Кто мешает принять закон о том, что с 1 января 2007 года только 50 процентов заготовленной в России древесины может быть экспортировано в виде круглого леса, а 50 процентов — только в виде переработки. Китай ведь запретил экспорт круглого леса, США приняли такой закон, Канада это сделала — почти все, кроме нас.
Кто мешает сделать следующий шаг — принять закон, что с 1 января 2009 года только 20 процентов срубленного леса можно везти кругляком? Китайцы, которые сегодня спокойно вывозят наш лес и, у себя его переработав, везут в Японию в виде фанеры, пиломатериалов, мебели, вынуждены будут не на своей территории это делать, а начинать вкладывать деньги в наш Дальний Восток, чтобы держать здесь свой бизнес деревообработки. И сырье перерабатывать придется здесь всем, кто хочет получить доступ к нашим лесным ресурсам. Кто тогда будет отжимать доходы? Мы. И уже не из бревна, а из переработки. Нам никто не мешает это делать. Трудно преодолеть сопротивление лоббистов? Но тогда не нужно устраивать телевизионных дебатов, депутатских слушаний, а нужно сказать народу правду.
Только надо иметь в виду, что Россия далеко не единственный поставщик леса: есть Финляндия, Швеция, Канада, Африка. На мировом рынке леса много. Мы не монополисты. У нас вообще нет монополии ни по одному виду ресурсов. Никто без нас и наших ресурсов не рухнет.
РГ | Павел Александрович, для развития Дальнего Востока раньше не было политической воли государства…
Минакир | Неправда. Дальний Восток принадлежит России 150 лет. И царской волей к стране присоединен. Раньше на его развитие правительство обращало внимание.
РГ | Но с девяностых годов ситуация изменилась.
Минакир | Вся разница 90-х годов и двухтысячных состоит в том, что в 90-х годах у государства не было денег вообще, а в 2000-м государство деньги на Дальний Восток по-настоящему тратить не желает, хотя они есть в федеральном бюджете, и с каждым годом становится все больше. Если говорить о политической воле, то следует подчеркнуть целенаправленные вложения государственных ресурсов в достижение конкретных целей на территории. Для Дальнего Востока нужны государственные программы по примеру Калининградской области и Чечни. Пока же все идет по принципу общих субвенций.
РГ | То есть «точки роста Дальний Восток» — это только эпитеты?
Минакир | Причем модные, меняющиеся со сменой лидера. Не утихают разговоры — для страны одинаково важными является Европа и Тихий океан. Мол, Россия стоит на двух берегах, у нее две короны, две головы орла, поэтому нам нужно входить в АТР… А туда Россия может войти только через Дальний Восток. В эпоху СССР мы входили в АТР своим Тихоокеанским флотом, и этого было достаточно.
А сейчас? Фразеология одна осталась. Лозунги должны быть конкретизированы и подкреплены экономически. Они должны быть наполнены реальным содержанием: что хочет Россия сделать на Дальнем Востоке? Сейчас осуществляются сырьевые и инфраструктурные проекты, которые интересны крупному российскому бизнесу: порты реконструируются, дороги строятся… Конечно, транснациональные корпорации своего не упустят и сливки снимут.
Внешне ситуация выглядит благополучной, если посмотреть на общий объем инвестиций, которые вкладываются в регион, куда динамичнее, чем в среднем по России, но основная масса этих инвестиций идет в сахалинские проекты. Вкладываются деньги в развитие ресурсных предприятий Якутии, Приморья, Хабаровского края, Чукотки, которые интересны с экспортных позиций. Купили иностранные компании предприятие — это считается инвестициями. Но вложили они деньги и начали только на себя работать. Вопрос другой — а наша страна чего хочет? Как вывести регион в режим постоянного экономического роста? Нужно создавать собственную экономику.